Часть 1. Пепел и тишина
В квартире стоял густой, застоявшийся воздух, какой бывает в помещениях, где долгое время никто не открывал форточки. Кира стояла посреди большой гостиной, сжимая в руках связку ключей. Металл врезался в ладонь, но она этого не замечала. Взгляд её был прикован к столу. Там, среди стопок старых журналов «Рыболов» и коробки с блёснами, стояла унылая серая урна.
Дядя Миша. Михаил Игоревич. Человек-скала, человек-праздник. Теперь он умещался в этом небольшом сосуде.
— Кира, ты меня слышишь? — голос матери доносился словно сквозь вату.
Кира моргнула и повернулась. Мама, Елена, сидела на диване, нервно теребя край своей кофты. Она выглядела растерянной, постаревшей, но в её глазах уже начинал загораться тот самый огонёк практичности, который всегда раздражал Киру.
— Слышу, мам. Просто… я всё ещё не могу поверить.
— Никто не может, доченька. Но жизнь продолжается. Миша бы не хотел, чтобы мы тут сырость разводили. — Елена вздохнула и обвела взглядом комнату. — Квартира отличная. Тёплая, светлая. Окна вон какие огромные, столько света. Район хороший, зелёный.
Кира подошла к окну. Двор утопал в зелени, старые тополя шелестели листвой. Именно здесь, в этом дворе, дядя учил её кататься на велосипеде. А потом, когда она сбивала коленки, он нёс её домой на плечах и называл «раненым бойцом».
— Мам, давай не сейчас, пожалйста.
— А когда? — мать встала и подошла к ней. — Ты же понимаешь, о чём я. Вы со Степаном уже четыре года по чужим углам мыкаетесь. Деньги на ветер выбрасываете. А тут — своё. Трёхкомнатная! Это же подарок судьбы, Кира.
— Это не подарок, это наследство, — резко ответила Кира. — И цена у него слишком высокая.
— Не придирайся к словам. Документы уже оформлены, ты единственная наследница. Миша никого больше не признавал. Ни жены, ни детей… Только ты. Он знал, что делает.
На столе лежала папка с бумагами. Завещание было коротким и ясным: «Всё движимое и недвижимое имущество…».
— Я пока не готова ничего здесь менять, — твёрдо сказала Кира. — Пусть всё остаётся как есть. Вещи дяди, мебель… Мне нужно время.
— Глупости, — фыркнула мать. — Вещи раздать надо. Кому старьё нужно? А вам со Степаном давно пора о своём гнезде думать. Платите дяде чужому, а могли бы на машину откладывать или на отпуск нормальный.
Кира почувствовала, как к горлу подкатывает раздражение.
— Мама, хватит. Я сказала — НЕТ. Мы пока ничего не будем решать.
— Ладно, ладно, — примирительно подняла руки Елена. — Как знаешь. Но Степану-то ты скажешь?
— Скажу. Когда сочту нужным.
Кира снова посмотрела на урну. Ей казалось, что если она начнёт здесь ремонт или переезд прямо сейчас, то окончательно вычеркнет дядю Мишу из жизни. Словно его и не было. Словно он был просто функцией, хранителем квадратных метров.
Вечером она вернулась в их съёмную квартиру. Степан сидел на кухне, уткнувшись в телефон. Он даже не поднял головы, когда она вошла.
— Привет. Ужин будешь? Там пельмени остались, — бросил он, не отрываясь от экрана.
— Нет, не хочу. Устала.
Кира прошла в ванную, включила воду. Ей хотелось смыть с себя этот день, запах старой квартиры и навязчивый голос матери. Она решила пока ничего не говорить мужу. Степан в последнее время стал каким-то мелочным, вечно жаловался на нехватку денег, хотя Кира зарабатывала достаточно, чтобы покрывать большую часть расходов. Ей нужна была тишина. Хотя бы на пару дней.
Часть 2. Званый ужин с последствиями
Прошла неделя. Кира жила механически: работа, дом, редкие поездки в квартиру дяди, чтобы просто посидеть в тишине среди его вещей. Степан вёл себя как обычно — приходил с работы, ел, играл в приставку или смотрел сериалы. Их жизнь казалась налаженным механизмом, в котором, однако, давно не смазывали шестерёнки.
В пятницу вечером раздался звонок в дверь. Кира вздрогнула. Они никого не ждали.
На пороге стояла Тамара Игоревна, мать Степана. В руках она держала пакет с контейнерами.
— Здрасьте, мои дорогие! А я вот мимо ехала, дай, думаю, заскочу, проведаю. Голубцов навертела, Степочка их так любит.
— Здравствуйте, Тамара Игоревна, — Кира натянула вежливую улыбку. — Проходите, конечно.
Степан тут же оживился, выбрался из своей берлоги.
— О, мам! Голубцы — это тема. А то Кира всё на работе да на работе, холодильник пустой.
Кира промолчала. В холодильнике стоял суп, второе и салат, но Степану всегда было лень разогревать, если это не лежало прямо перед носом.
Они сели за стол. Тамара Игоревна, женщина грузная, шумная, сразу заполнила собой всё пространство маленькой кухни.
— Ну, рассказывайте, как жизнь молодая? — жевала она, поглядывая на невестку. — Слышала я, у вас горе в семье приключилось, Кирочка?
Кира замерла с вилкой в руке.
— Да, дядя умер.
— Царствие небесное, — перекрестилась свекровь, но глаза её оставались цепкими, холодными. — Мать твоя звонила мне намедни. Жаловалась, что ты сама не своя ходишь. Ну, оно и понятно. Но, говорит, зато квартирка осталась?
В кухне повисла тишина, нарушаемая лишь чавканьем Степана. Он вдруг замер, перестал жевать и перевёл взгляд с матери на жену.
— Какая квартирка? — спросил он.
Кира поняла: это конец спокойствию. Она медленно положила вилку.
— Тамара Игоревна, может, чаю? Я сейчас поставлю.
— Погоди с чаем, — перебил Степан. Голос его изменился, стал требовательным. — Мам, о чём речь?
— Да как о чём? — удивилась свекровь, изображая святую простоту. — Дядька-то Кирилл… ой, нет, Михаил вроде… помер и всё племяннице оставил. Трёшку, говорит, в сталинском доме, потолки высокие, ремонт хороший. А я думала, ты знаешь. Вы же муж и жена, всё общее должно быть.
Кира встала из-за стола. Ей стало душно.
— Я пойду чайник поставлю, — пробормотала она и практически сбежала к столешнице, повернувшись спиной к столу.
Через минуту на кухне стало слишком тихо. Тамара Игоревна вдруг заторопилась.
— Ой, что-то я засиделась. Пора мне, автобусы плохо ходят. Кирочка, не суетись с чаем, я побегу. Сами тут разбирайтесь.
Она быстро собралась и выскочила за дверь, словно бросила гранату и спешила в укрытие, чтобы не задело осколками. Кира была ей даже благодарна за этот побег.
Но Степан остался.
Он зашёл на кухню, встал в дверях, скрестив руки на груди. Его лицо выражало смесь обиды и жадного любопытства.
— Почему я узнаю́ о твоём наследстве самым последним? — спросил муж у жены. — И что ты получила?
Кира медленно повернулась.
— Квартиру, Степан. Квартиру дяди Миши.
— И ты молчала? Неделю молчала?
— Я не знала, как сказать. Там… там всё сложно. Я ещё не решила, что с этим делать.
— Что значит «не решила»? — Степан фыркнул, его глаза загорелись недобрым огнём. — Трёшка! Ты хоть понимаешь, сколько это денег? Мы здесь платим каждый месяц дяде Васе, а у тебя трёшка простаивает!
— Там прах дяди стоит, Стёпа. Я не могу просто взять и въехать туда, выкинув его вещи.
— Прах можно захоронить. Вещи — на помойку или продать на Авито. Какого чёрта, Кира? Мы семья или кто?
Он начал ходить по кухне, возбуждённо жестикулируя.
— Так, надо поехать посмотреть. Прямо сейчас. Или завтра утром. Если район хороший, можно сдавать за дорого, а самим снять что-то подешевле, разницу — в карман. Или продать! Слушай, если продать, это же… можно машину обновить, и на ипотеку хватит в новостройке, но уже на моё имя… то есть на наше, общее!
Кира смотрела на него и не узнавала. Где тот парень, за которого она выходила замуж? Перед ней стоял чужой человек, который уже мысленно пилил, продавал и тратил то, к чему не имел никакого отношения.
— Я сказала, что пока мы ничего делать не будем, — тихо, но твёрдо произнесла она.
Степан замер, уставившись на неё как на сумасшедшую.
— Ты в своём уме? Деньги под ногами валяются, а она нос воротит!
Часть 3. Хозяин чужой жизни
Следующие несколько дней превратились в ад. Степан не умолкал. Он гуглил стоимость квадратного метра в том районе, показывал Кире объявления, рисовал схемы. Его жадность была настолько откровенной, что Кире становилось физически плохо.
Наконец, чтобы он отстал, она согласилась показать ему квартиру.
— Только ничего не трогай, — предупредила она, открывая дверь. — И веди себя прилично.
Степан влетел в прихожую как вихорь. Он не обратил внимания ни на урну с прахом, стоявшую теперь на полке в гостиной, ни на фотографии. Он оглядывал стены, стучал по перегородкам, проверял сантехнику.
— Ну, ремонт совковый, конечно, — пренебрежительно бросил он, заглядывая в ванную. — Плитку сбивать надо. Унитаз менять. Но метраж… да, метраж царский.
Он прошёл в спальню дяди Миши. Там на стуле висел его любимый китель с наградами, а в углу стояли удочки.
— Эту рухлядь — на мусорку, — Степан пнул ногой ящик с инструментами. — Шкафы эти огромные только место занимают.
Он подошёл к гардеробу и распахнул дверцы.
— Ого, кожаная куртка. Натуральная? — он бесцеремонно схватил вещь, начал мять её в руках, принюхиваться. — Слушай, а размер-то мой. Я примерю?
Киру передёрнуло.
— Положи на место, — процедила она. — НЕМЕДЛЕННО.
— Да ладно тебе, чё ты жмёшься? Ему-то уже всё равно, — хохотнул Степан, пытаясь натянуть куртку. — Смотри, как влитая!
— Сними! — крикнула Кира. — Не смей трогать его вещи!
Степан поморщился, стянул куртку и небрежно бросил её на кровать.
— Истеричка. Сама не пользуешься и другим не даёшь. Жадность это, Кира, плохая черта.
— Это. Моё. Наследство. — отчеканила она. — Я сама разберусь. А ты здесь — гость. И ведёшь себя отвратительно.
Степан обиженно надул губы, но в глазах его всё ещё прыгали калькуляторы.
— Ладно, разберёшься. Но имей в виду, по закону всё, что в браке нажито… хотя нет, наследство не делится. Но ремонт мы будем делать вместе, значит, вложения будут общие. Я уже прикинул: эту стену снесём, сделаем студию…
Он ходил по комнатам, хозяйским жестом открывал ящики, щупал шторы. Кира стояла у окна, чувствуя, как внутри поднимается тёмная, тягучая волна отвращения. Она видела дядю Мишу, который смеялся, сидя на этой кухне, чистя рыбу. А теперь здесь ходил этот мелкий, суетливый человек и планировал снос стен.
— Поехали отсюда, — сказала она. — Я устала.
— Да подожди, я ещё балкон не посмотрел!
— СТЕПАН!
Он вздрогнул от её тона.
— Всё, всё, понял. Нервная ты какая-то стала. Лечиться надо.
Они уехали, но Степан не успокоился. Дома он продолжал строить планы, игнорируя молчание жены. Кира была ему благодарна лишь за одно — какое-то время он больше не просился в ту квартиру. Она спрятала ключи в своей сумке, во внутренний карман на молнии. Ей казалось, что там они в безопасности.
Часть 4. Вторжение и бунт
Прошло две недели. Кира решила поехать к дяде одна, чтобы просто полить цветы и протереть пыль. Ей нужно было побыть в тишине, вдали от вечного бубнежа Степана про деньги и "перспективы".
Она открыла дверь своим ключом и замерла на пороге.
Из гостиной доносились звуки стрельбы и взрывов. Знакомый синтетический голос комментатора вещал о победе.
Сердце пропустило удар, а потом забилось где-то в горле. Вор?
Кира тихо прошла по коридору. Дверь в гостиную была приоткрыта.
Посреди комнаты, прямо на массивном дубовом столе дядя Миши, где раньше раскладывали карты местности и чистили ружья, стоял огромный изогнутый монитор. Рядом громоздилась чёрная башня игровой приставки, валялись провода, пачки из-под чипсов и пустые банки энергетика.
В дядином кресле, закинув ноги на стол, сидел Степан. На нём были наушники, он увлечённо жал на кнопки геймпада, что-то выкрикивая в микрофон:
— Да вали его, вали! Слева обходи! Ну ты нуб!
Кира почувствовала, как пол уходит из-под ног. Это было не просто вторжение. Это было осквернение.
— Ты что здесь делаешь? — спросила она, но её голос потонул в звуках игры.
Она подошла ближе и дёрнула провод наушников.
Степан подскочил, лицо его перекосилось от испуга, потом сменилось наглым выражением.
— Твою мать, Кира! Ты чё пугаешь? Я же катку слил из-за тебя!
— Откуда у тебя ключи? — голос Киры дрожал, но это был не страх. Это была ярость, холодная и острая, как лезвие ножа.
Степан лениво потянулся.
— Да сделал дубликат, когда ты в прошлый раз сумку в прихожей бросила. А чё такого? Квартира пустая стоит, пылится. А дома ты вечно гундишь, места мало. Тут я никому не мешаю. Интернет, кстати, провёл вчера, летает просто!
— Ты… сделал дубликат… украл ключи… — Кира оглядела комнату. На полу валялся пепел, хотя дядя никогда не курил в комнате. На полированной поверхности стола виднелись царапины от техники.
— Не преувеличивай. Мы семья. Твоё — моё. И вообще, я тут присмотрелся, этот стол неудобный, надо бы компьютерный купить, нормальный, игровой. А этот гроб на дрова пустить.
Что-то щёлкнуло внутри Киры. Тонкая струна терпения, натянутая до предела, лопнула с оглушительным звоном.
Она увидела не мужа. Она увидела паразита. Наглого, жирного клопа, который считает, что имеет право сосать кровь и гадить там, где ему вздумается.
— Убирайся, — тихо сказала она.
— Чего? — усмехнулся Степан. — Ой, давай без драмы. Я ещё уровень не доиграл. Иди лучше пожрать приготовь, я тут продукты принёс, в холодильнике лежат.
Он снова надел наушники и потянулся к геймпаду.
Кира шагнула к столу. В её движениях не было суеты. Она схватила дорогой изогнутый монитор двумя руками.
— Э, ты чё творишь?! — заорал Степан, видя её действия.
Кира с силой, на которую, казалось, не была способна, подняла монитор и швырнула его на пол. Раздался хруст пластика и звон разбивающейся матрицы. Экран пошёл трещинами и погас.
— ТЫ БОЛЬНАЯ?! — взвизгнул Степан, вскакивая с кресла. — Он сорок тысяч стоит!
Кира не ответила. Она схватила консоль.
— НЕТ! НЕ СМЕЙ! — Степан бросился к ней, но не успел.
Приставка с глухим стуком врезалась в стену, отскочила и развалилась на части. Кусок черного пластика отлетел прямо под ноги мужу.
— УБИРАЙСЯ! — заорала Кира так, что задрожали стёкла в серванте. — ВОН ОТСЮДА! ЧТОБЫ ДУХУ ТВОЕГО ЗДЕСЬ НЕ БЫЛО!
Она схватила со стола клавиатуру и замахнулась ею на Степана.
Тот попятился, закрываясь руками. Он никогда не видел её такой. Он ожидал слёз, упрёков, ну, может быть, обиженного молчания. Но не этого животного, безумного гнева.
— Психопатка! Я полицию вызову! Ты мне технику испортила!
— Вызывай! — рявкнула Кира, швыряя клавиатуру ему в грудь. — И расскажи им, как ты проник в чужую квартиру! Ключи на стол! ЖИВО!
Степан, трясущимися руками, выгреб из кармана связку ключей и бросил на диван. Он был бледен. Вся его напускная бравада испарилась. Перед ним стояла фурия, готовая уничтожить всё на своём пути.
— Ты за это заплатишь, — прошипел он, пятясь к выходу. — Ты мне новую купишь!
— ПОШЁЛ ВОН! — Кира схватила тяжёлую хрустальную пепельницу дяди.
Степан вылетел из квартиры, даже не обувшись, схватил кроссовки в руки в коридоре и побежал вниз по лестнице.
Кира захлопнула дверь, заперла на все замки и сползла по стене на пол. Её трясло. Но это была не истерика слабости. Это был выход адреналина после боя. Она посмотрела на разбитый монитор и впервые за долгое время улыбнулась. Дядя Миша бы одобрил. Он терпеть не мог наглецов.
Часть 5. Цена свободы
Вечером Кира вернулась в съёмную квартиру, ожидая продолжения скандала. Но дома было тихо. Степана не было.
Зато на кухне сидела Тамара Игоревна. Видимо, у сына был запасной ключ от их жилья, который он дал матери.
Свекровь сидела с каменным лицом.
— Что произошло? — спросила она сухо, без своего обычного елейного тона. — Стёпа пришёл ко мне. Сам не свой. Говорит, ты набросилась на него, разбила дорогую вещь. Он там чуть ли не плачет.
Кира прошла на кухню, налила себе воды. Руки уже не дрожали.
— Ваш Стёпа украл у меня ключи от квартиры дяди. Сделал дубликат без моего ведома. Заселился туда, устроил свинарник, курил, поставил свои игрушки на стол человека, которого даже не знал. Он вор и хам, Тамара Игоревна.
Свекровь нахмурилась.
— Ну, украл — это громко сказано. Он твой муж. Имеет право.
— Нет, не имеет. Это моя добрачная собственность, полученная по наследству. Он к ней никакого отношения не имеет. И вести себя так я не позволю.
— Ты слишком много о себе возомнила, девочка, — процедила свекровь. — Мужчина — глава семьи. А ты ему технику расколошматила. Это деньги, между прочим.
— Пусть скажет спасибо, что я ему голову не расколошматила, — спокойно ответила Кира. — Уходите, Тамара Игоревна. Разговор окончен.
Женщина встала, поджала губы.
— Смотри, пожалеешь. Гордыня до добра не доводит. С таким характером одна останешься.
— Лучше одна, чем с паразитом, — отрезала Кира.
Свекровь ушла, хлопнув дверью.
На следующее утро, в субботу, явился Степан. Он был уже не испуган, а зол. Видимо, мамочка его накрутила и внушила, что он жертва.
Он с порога начал орать:
— Значит так! Завтра мы переезжаем в ту квартиру. Я уже заказал Газель. Хватит дурью маяться. Я там жить буду, нравится тебе это или нет. Я муж, я прописан с тобой… то есть, я имею право жить там, где живёт жена!
Кира стояла посреди комнаты и спокойно собирала свои вещи в чемодан.
— Нет, Стёпа. Ты со мной никуда не переедешь.
— Это ещё почему? — он осёкся, увидев чемодан. — Ты куда собралась?
— Я переезжаю. Одна.
— В смысле — одна? — он побагровел. — А ну прекрати!
Он подскочил к ней и вырвал из рук стопку одежды.
— Ты никуда не пойдёшь! Ишь чего удумала! Бросить меня решила? После всего? Да кому ты нужна!
— Верни вещи, — ледяным тоном сказала Кира.
— Не верну! Ты мне должна за компьютер! Мы переедем, сдадим эту халупу, и ты с первой же аренды купишь мне новую приставку, поняла?
— Никогда, — Кира смотрела ему прямо в глаза. — Я подаю на развод.
Степан замер. Его лицо перекосило злобой. Он хотел ударить словами побольнее, найти уязвимое место.
— А, я понял! — заорал он, брызгая слюной. — Я понял, почему ты так взъелась! Почему ключи прятала! Почему шкафы не давала открывать! У тебя там кто-то есть! Да? У тебя есть любовник! Ты эту хату для траха бережёшь! Вот почему ты так орала, когда я пришёл! Ты боялась, что я найду там его трусы!
Это было настолько нелепо, настолько глупо, что Кира вдруг почувствовала невероятную лёгкость. Он сам дал ей оружие. Он не мог поверить, что женщина может захотеть уйти просто потому, что он — ничтожество. Ему нужно было оправдание, понятное его примитивному мозгу.
Кира выпрямилась, усмехнулась и глядя ему прямо в переносицу, сказала:
— Да, Степан. Ты меня раскусил. У меня есть любовник. Шикарный, богатый, щедрый. Не то что ты. Именно поэтому тебе в той квартире не место.
Лицо Степана пошло красными пятнами. Он открывал и закрывал рот, как рыба, выброшенная на берег. Его картина мира, где он — центр вселенной, а жена — просто приложение, рухнула. Гнев, которым он хотел её подавить, вернулся к нему бумерангом. Он ожидал оправданий, слёз «нет, ты что, я верная», а получил пощёчину правдой, которой не существовало, но которая била больнее всего.
— Твою же мать… — прохрипел он. — Шлюха. Я подаю на развод! Я тебя без штанов оставлю!
— Подавай, — улыбнулась Кира. — Только без штанов останешься ты. Квартира дядина. Эта — съёмная. Платить за неё в следующем месяце мне нечем, да и незачем. Так что удачи с арендой, милый.
Она захлопнула чемодан, взяла сумку и пошла к выходу. Степан стоял посреди комнаты, растерянный, уничтоженный, окружённый вещами, которые ему не принадлежали.
Развод прошёл быстро. Делить им было нечего, кроме долгов Степана по кредитке и старого телевизора.
Степан вернулся жить к матери, в тесную двушку на окраине. Денег на съём у него не хватило — он привык жить за счёт жены и тратить свою зарплату на развлечения. Теперь половина его дохода уходила на еду и коммуналку, а Тамара Игоревна каждый день пилила его за то, что он упустил «такую квартиру» и «богатую жену», пусть и гулящую, как они считали. Его попытки найти новую дурочку успехом не увенчались — без поддержки Киры он выглядел жалко, ходил в мятом, злился на весь мир и быстро лысел от злости.
Кира сделала ремонт в квартире дяди Миши. Стены она оставила, но переклеила обои, купила новую мебель, а дядин китель повесила в рамку под стекло, как память. Удочки она не выбросила — иногда, по выходным, она выезжала к реке, смотрела на воду и благодарила дядю за последний, самый важный подарок. Подарок, которым стала не квартира, а её собственная свобода.
Автор: Елена Стриж ©