— Игорь?
Он обернулся так резко, будто кто-то дёрнул за невидимую нить. Чашка с кофе замерла у губ. За окном кафе метель вертела снежные вихри, словно пыталась замести следы прошлого, но голос этот, её голос — пробил сквозь двадцать лет, как нож сквозь тонкую бумагу.
— Лена?
Она стояла у стойки, в пальто цвета мокрого асфальта, волосы растрепаны ветром, щёки красные от холода. И глаза — те самые, карие, с золотыми искрами, которые он видел во сне чаще, чем хотел бы признать.
Мир сузился до размера маленького кафе на углу Тверской. До этих нескольких метров между ними. До стука собственного сердца.
***
Двадцать лет назад они были студентами. Она, филолог с мечтами о большой литературе, он инженер, который писал ей стихи на салфетках в дешёвой столовой. Они целовались в подъездах, планировали будущее, верили, что навсегда — это их слово.
А потом он исчез. Просто перестал приходить. Не отвечал на звонки. Возвращал её письма нераспечатанными.
Лена прожила эти годы с убеждением, что он предал её. Что испугался их бедности, её больной матери, ответственности. Она вышла замуж — неудачно. Родила дочь — единственную радость. Потом развелась. Работала редактором, ездила в метро, готовила борщ по воскресеньям и думала, что любовь — это сказка для молодых дур.
Игорь стал вдовцом три года назад. Жена умерла от рака. Он не любил её так, как Лену, и эта правда жгла совесть каждую ночь. Две дочери выросли, уехали. Он работал главным инженером на заводе, жил один в трёшке на Соколе и иногда приходил в это кафе — просто посидеть, посмотреть в окно, выпить что-то горячее.
И вот — метель. Декабрь. Случайность, которая случайностью не была.
***
— Можно… я сяду? — голос её дрожал.
— Конечно.
Она опустилась напротив. Сняла перчатки. Пальцы тонкие, холодные. На безымянном — след от кольца, недавно снятого.
— Ты… ты здесь часто бываешь? — глупый вопрос, но другие слова застряли в горле.
— Иногда. А ты?
— Первый раз.
Молчание. За окном снег сыпал и сыпал, заметая улицу, машины, прохожих. Официантка принесла ей глинтвейн. Лена обхватила чашку ладонями, будто грелась у костра.
— Игорь… почему ты тогда…
Он вздохнул. Тяжело. Словно двадцать лет груза рухнули на плечи разом.
— Не сейчас, Лен. Давай… давай просто посидим.
— Мне нужно знать! — она повысила голос, и несколько посетителей обернулись. — Двадцать лет я думала, что ты меня бросил! Что я была для тебя… простом мимолётным развлечением.
Его рука метнулась через стол, накрыла её ладонь. Электрический разряд — так ощутимо, что она вздрогнула.
— Ты была для меня всем…
Эти слова он произнёс так, будто выдирал их из груди с мясом.
Она замерла. В кафе пахло корицей, гвоздикой, дымом от камина. Играла тихая музыка — что-то джазовое, томное. За окном метель набирала силу, город растворялся в белом.
— Тогда почему?
Он отпустил её руку. Провёл ладонью по лицу. Постарел. Морщины у глаз, седина на висках. Но взгляд — не изменился. Честный, как двадцать лет назад.
— Твой отец пришёл ко мне.
Она побледнела.
— Что?
— Он принёс письмо. Написанное твоей рукой. Там было… там ты просила меня уйти. Говорила, что я твоя самая большая ошибка. Что ты любишь другого.
— Я никогда не писала такого! — Лена сорвалась на крик. — Слышишь?! Никогда!
Он кивнул.
— Я знаю. Теперь знаю. Но тогда… я поверил. Мне было двадцать два, Лен. Я был горд и глуп. Я решил, что если ты так легко меня отпускаешь, значит, я и правда не нужен.
Слёзы хлынули из её глаз. Горячие, злые, горькие.
— Отец… он…
— Он хотел лучшего для тебя. Я же был никем. Студент из бедной семьи, без связей, без будущего. Он говорил, что я разрушу твою жизнь.
— И ты поверил?!
— Я испугался, что он прав.
Она вскочила. Стул упал с грохотом. Люди смотрели, но им было всё равно.
— Ты трус, Игорь! Трус! Ты не пришёл, не спросил, просто исчез! А я… я умирала каждый день! Понимаешь?! Я умирала!
Он встал. Подошёл. Обнял — сильно, отчаянно, так, будто пытался склеить то, что разбилось на тысячу осколков.
— Прости. Прости меня, Господи, прости…
Она билась в его объятиях, плакала в его плечо, пахнущее снегом и чем-то терпким, мужским. А потом обмякла. Обхватила его за шею. И они стояли так посреди кафе, среди чужих взглядов и метели за окном, двое постаревших людей, которые потеряли двадцать лет.
***
Они вышли из кафе в полночь. Метель успокоилась, снег падал лениво, крупными хлопьями. Москва казалась игрушечной — белой, чистой, нереальной.
— Пойдём ко мне, — сказала она тихо. — Поговорим.
— Лена…
— Пожалуйста.
Он кивнул.
Её квартира была маленькой, уютной. Книги на полках, плед на диване, кот Маркиз, который недовольно фыркнул на гостя. Она заварила чай. Они сели рядом, плечом к плечу.
— У меня дочь, — сказала она. — Аня. Учится в институте.
— У меня тоже две дочери. Обе учатся в институте.
— Ты был счастлив?
Он помолчал.
— Я не был несчастлив.
— Это не ответ.
— Я не любил её так, как тебя. И она знала. Это… съедало нас обоих. Но мы держались. Ради детей. Ради приличий.
Лена положила голову ему на плечо.
— Отец умер пять лет назад. Он… в конце просил прощения. За всё. Но про тебя не сказал ничего.
— Он боялся за тебя.
— Он разрушил меня.
Игорь обнял её крепче. Поцеловал — так нежно, будто она была из фарфора.
— Мы можем начать заново?
Она подняла голову. Глаза блестели.
— В нашем возрасте?
— Именно поэтому…
Поцелуй был неторопливым, долгим, полным всего, что они не сказали за двадцать лет. Она стянула его свитер. Он расстегнул пуговицы её блузки. Они упали на диван, смеялись сквозь слёзы, целовались, путались в пледе.
За окном снег укрывал город. А они грелись друг другом — как тогда, в далёком прошлом…
***
Утро пришло тихо. Солнце пробивалось сквозь шторы, Маркиз мурлыкал на подоконнике. Лена лежала на его груди, рисовала узоры пальцем по коже.
— Игорь…
— М-м?
— Ты не жалеешь?
Он поднял её подбородок, заглянул в глаза.
— Ни секунды.
Она улыбнулась. Первый раз за много лет — по-настоящему.
Но потом он встал. Оделся. Молчал.
— Ты уходишь? — в её голосе зазвучал испуг.
— Нет. Я… мне нужно тебе кое-что показать.
Он достал из кармана старый, пожелтевший конверт. Протянул.
— Что это?
— То письмо. От твоего отца. Я всегда его нашу собой.
Руки её задрожали. Она развернула бумагу — и сердце остановилось.
«Игорь. Прошу тебя. Оставь мою дочь в покое. Ты разрушишь её жизнь. У неё больная мать, у вас нет будущего. Она молода, она забудет. Если любишь её по-настоящему — отпусти».
Подпись отца.
И ниже — приписка: «Я приложил её письмо. Читай сам».
Второй лист. Её почерк. Дрожащие буквы.
«Игорь, прости. Я не могу больше. Ты был моей ошибкой. Я люблю другого».
— Это… это подделка, — прошептала она. — Я никогда…
— Теперь я знаю. Но тогда я не понимал. Мне было больно, Лена. Так больно, что я поверил.
Она сжимала листы в руках. Слёзы капали на жёлтую бумагу.
— Он украл моё счастье. Наше счастье.
— Он хотел защитить тебя.
— Он разрушил нас!
Игорь обнял её. Она рыдала в его рубашке, а он целовал её волосы, шептал что-то, гладил по спине.
— Но сейчас мы здесь, — сказал он твёрдо. — Мы живы. Мы вместе. И у нас ещё есть время.
Она подняла залитое слезами лицо.
— Сколько?
— Столько, сколько сможем украсть у судьбы.
***
Через неделю Лена сидела в парикмахерской. Мастер стригла её, болтала о погоде, о внуках, о новогодних распродажах. Лена смотрела в зеркало и видела себя — другую. Помолодевшую.
— Что-то с вами случилось? — мастер улыбнулась. — Светитесь вся.
— Случилось, — призналась Лена.
— Мужчина?
— Старый мужчина.
Та рассмеялась.
— Старое вино — самое крепкое, милая. Я с мужем тридцать лет. Он меня в двадцать бросил — испугался, дурак. Через десять вернулся. Я простила. И знаете что? Эти двадцать лет счастья перекрыли те десять боли.
Лена кивнула.
— А если он снова исчезнет?
— Тогда вы хотя бы будете знать, что попытались. Лучше жалеть о том, что сделал, чем о том, чего не сделал. Жизнь коротка, дорогая. Слишком коротка для страха.
Лена заплатила, вышла на улицу. Снег растаял. Декабрь пах мокрым асфальтом и хвоей. Игорь ждал её у кафе.
Она подошла. Взяла за руку.
— Пошли домой.
— Куда именно?
— К нам.
***
Прощение — это не слабость. Это мужество начать заново, когда все вокруг твердят, что поздно. Это право дать себе и другому второй шанс.
Если прошлое украло у вас любовь — украдите её обратно. Пока бьётся сердце, пока есть тепло в руках, пока снег напоминает, что мир умеет обновляться — не поздно.
«Никогда не поздно быть тем, кем ты мог бы стать» — Джордж Элиот.
🦋Поделитесь своим мнением о этой ситуации? Обязательно подписывайтесь на мой канал и ставьте лайки. Этим вы пополните свою копилку, добрых дел. Так как, я вам за это буду очень благодарна.😊👋
Здесь Вы можете поддержать автора чашечкой ☕️🤓. Спасибо 🙏🏻