— Ты поставил все деньги, отложенные на ипотечный взнос, на победу своей любимой футбольной команды? Андрей, мы копили это два года! Ты решил, что мы останемся без квартиры ради твоего азарта?
Голос Светланы не сорвался на крик, он звучал сухо и шершаво, словно кто-то тащил тяжелый мешок по бетонному полу.
Она смотрела в светящийся монитор ноутбука, где в личном кабинете банка, в графе «Накопительный счет «Мечта», вместо двух миллионов трехсот тысяч рублей сиротливо значилась сумма в сорок две копейки. Рядом с цифрой издевательски мигал баннер: «Вам одобрен кредит на выгодных условиях».
Андрей дернул плечом, нервно постукивая пальцами по столешнице. Он не смотрел на жену. Его взгляд бегал по комнате, заставленной картонными коробками. Они уже упаковали вещи. Половина посуды была завернута в газеты, зимние куртки утрамбованы в вакуумные пакеты. Завтра в десять утра они должны были сидеть в переговорной банка, подписывая договор купли-продажи просторной «двушки».
— Светик, ну ты не понимаешь математики, — начал он, и в его голосе прорезались визгливые, обиженные нотки. — Там коэффициент был три и восемь. Три и восемь, Света! Это почти девять миллионов на выходе. Мы бы не просто взнос внесли, мы бы ипотеку сразу закрыли. И машину бы обновили. Я же для нас старался, чтобы мы из кабалы этой банковской сразу вылезли.
— Для нас? — Светлана медленно перевела взгляд с экрана на мужа. — Ты украл наши деньги для нас?
— Не украл, а инвестировал! — Андрей вскочил со стула, прошелся по тесной кухне, едва не задев плечом стопку книг, перевязанную бечевкой. — Это был верняк! «Сити» не проигрывали дома два сезона! Это статистика, понимаешь? Наука! А этот урод со свистком... Ты видела, что он творил? Он чистый пенальти не поставил на восемьдесят пятой минуте! Нас просто обокрали судьи, Света. Если бы ВАР сработал, мы бы сейчас шампанское пили, а не ругались.
Светлана слушала его, и ей казалось, что у неё в ушах лопаются маленькие пузырьки воздуха. Он говорил о футбольном матче. О судьях, о видеоповторах, о статистике. Человек, который только что уничтожил их жизнь, рассуждал о несправедливости спорта.
Она вспомнила, как прошлой зимой ходила в осенних ботинках, поддевая два шерстяных носка, потому что старые зимние сапоги лопнули, а новые стоили семь тысяч. «Потерпи, Свет, — говорил тогда Андрей. — Зато быстрее накопим. Каждый рубль на счету». И она терпела. Она брала подработки, переводила тексты по ночам, пока глаза не начинали слезиться от усталости. Они отказались от отпуска, от походов в кино, от нормальной еды, перейдя на акционные макароны и курицу по красным ценникам.
Два года жизни в режиме жесткой экономии. Два года, спрессованные в одну ставку.
— Покажи историю операций, — потребовала она.
— Зачем тебе? — Андрей сразу сдулся, втянул голову в плечи. — Ну проиграли и проиграли. Чего душу травить? Надо думать, как выбираться.
— Покажи. Историю.
Она протянула руку к мышке. Андрей попытался перехватить её запястье, его ладонь была влажной и горячей, неприятной, как ошпаренная куриная кожа. Светлана брезгливо стряхнула его руку и кликнула на вкладку «История».
Экран обновился. Список транзакций был коротким и страшным. Вчера, 19:45. Перевод на кошелек букмекерской конторы. Одна транзакция. Вся сумма под ноль. Даже копейки не оставил, видимо, комиссия съела остаток.
— Ты даже не разбил сумму, — проговорила она, чувствуя, как внутри разливается ледяная пустота. — Ты поставил всё. Одной суммой. На один матч.
— Так это экспресс был! — с жаром подхватил Андрей, снова воодушевляясь, словно обсуждение деталей его провала могло что-то изменить. — Там еще угловые были и тотал больше двух с половиной. Я же говорю — верняк! Аналитики в телеграме писали, что это железобетон. Я всё рассчитал! Света, ну не смотри ты так. Я же хотел как лучше. Сюрприз хотел сделать. Представь: приходим в банк, а я говорю — не нужна нам ипотека, мы за наличку берем! Ты бы мной гордилась!
Светлана смотрела на него и видела совершенно незнакомого человека. Это был не тот Андрей, с которым они выбирали обои в прошлые выходные. Не тот Андрей, который рассуждал о том, где будет стоять детская кроватка. Перед ней стоял наркоман. Человек с измененным сознанием, для которого реальность сузилась до коэффициентов и прогнозов в телеграм-каналах.
— Сюрприз, — повторила она мертвым голосом. — Ты прав, сюрприз удался. Завтра в десять утра нас ждут риелтор, продавец и менеджер банка. Что ты им скажешь? Что «Манчестер» плохо подавал угловые?
— Ну... можно перенести сделку, — Андрей начал грызть заусенец на большом пальце, его глаза снова забегали. — Скажем, что заболели. Или что банк документы потерял. Придумаем что-нибудь. Время потянем. А я отыграюсь.
Светлана почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Не от страха, а от омерзения.
— Отыграешься? — переспросила она очень тихо. — На что? У нас сорок две копейки.
— Ну... — он замялся, бросил быстрый взгляд на её сумку, где лежал кошелек с кредиткой, которую она держала на «черный день». — Варианты есть. Можно микрозайм взять, быстро перекрутиться. Сегодня Лига Чемпионов, там «Бавария» играет, это вообще сто процентов, кэф один и пять, но если поставить нормально...
Светлана встала. Стул с противным скрежетом проехал по линолеуму. В тесной кухне, заставленной коробками с их несбывшимся будущим, вдруг стало нечем дышать. Запах пыли от старых книг и дешевого картона смешивался с запахом перегара — Андрей, видимо, «полировал» свое поражение пивом, пока она была на работе.
— Ты не слышишь меня, — сказала она, глядя ему прямо в переносицу. — Денег нет. Квартиры не будет. Мы два года жрали пустую гречку, чтобы ты за полтора часа спустил всё в унитаз. Ты понимаешь, что ты сделал? Ты не просто деньги проиграл. Ты проиграл два года моей жизни. Моего труда. Моего здоровья.
— Да что ты заладила: деньги, деньги! — вдруг взорвался он, его лицо пошло красными пятнами. — Дело наживное! Заработаем еще! Подумаешь, трагедия! Все живы-здоровы, руки-ноги на месте. А ты ведешь себя так, будто я кого-то убил. Ну ошибся, с кем не бывает? Рискнул! Кто не рискует, тот не пьет шампанское!
— Мы не пьем шампанское, Андрей, — отчеканила Светлана. — Мы пьем воду из-под крана, потому что ты экономил на фильтрах.
Она подошла к окну. На улице горели фонари, освещая грязный снег и серые панельки соседних домов. Там, в этих окнах, люди жили, ужинали, смотрели телевизор. У них были стены. А у неё теперь были только коробки и муж, который считал, что потеря двух миллионов — это просто «ошибка в расчетах».
— Звони риелтору, — сказала она, не оборачиваясь.
— Сейчас? — удивился Андрей. — Девять вечера. Неудобно. Да и что я скажу?
— Звони. И говори правду. Что ты проиграл задаток. Что ты лудоман. Что сделки не будет.
— Ты с ума сошла? Я не буду позориться! — фыркнул он. — Сама звони, если тебе так приспичило. И вообще, прекрати истерику. Давай лучше посмотрим линию на завтра. Я тебе докажу, Света. Я тебе зуб даю, я всё верну. Еще и с процентами. Просто поверь в меня хоть раз! Жене надо поддерживать мужа, а не топить!
Светлана развернулась. Её лицо было белым, как мел, и совершенно спокойным. Это было то страшное спокойствие, которое наступает после взрыва, когда пыль уже улеглась, и видно только руины.
— Я не топлю тебя, Андрей, — произнесла она. — Ты уже утонул. И тянешь меня за собой на дно. Но я умею плавать.
Она прошла мимо него в коридор. Андрей остался сидеть на кухне, тупо глядя в экран ноутбука, где предательские цифры баланса так и не изменились, сколько бы он ни обновлял страницу. Он искренне не понимал, почему она делает из этого такую драму. Ведь «Бавария» завтра точно должна была выиграть. Это же было очевидно.
Светлана медленно прошла в комнату, где громоздились картонные башни, и опустилась на край дивана. Пружина привычно впилась в бедро — они не меняли этот диван пять лет, откладывая каждую копейку. Она обвела взглядом пространство: голые стены с пятнами от снятых картин, скрученный ковер, мешки с одеждой. Всё это сейчас выглядело не как подготовка к переезду, а как декорации к спектаклю о беженцах.
— Ты хоть понимаешь, чьи это были деньги? — тихо спросила она, глядя в одну точку. — Это не просто цифры на экране, Андрей. Это мои невылеченные зубы. Это твоя грыжа, которую мы собирались оперировать платно после переезда. Это два года без моря. Это то, что я хожу в пуховике, у которого молния расходится, если резко вдохнуть.
Андрей, оставшийся стоять в дверном проеме, скривился, словно от зубной боли. Ему было невыносимо слышать этот нудный, бухгалтерский пересчет их лишений. В его голове всё выглядело иначе: он был героем, который почти добыл золотое руно, но споткнулся о камень. А жена вместо того, чтобы подать руку, тыкала его лицом в грязь.
— Опять ты начинаешь... — он махнул рукой, проходя в комнату и плюхаясь в кресло напротив. — Ну что ты мелочишься? Зубы, пуховик... Я мыслил масштабно! Я хотел вырвать нас из этого болота одним рывком. Ты понимаешь, что такое девять миллионов? Мы бы купили квартиру, сделали ремонт, а на остаток я бы открыл бизнес. Я о будущем думал, пока ты считала копейки на проезд.
— Ты не о будущем думал. Ты думал о дофамине, — Светлана подняла на него глаза. В них не было слез, только сухая, колючая ясность. — Я помню, как ты уговаривал меня не покупать те сапоги. Говорил: «Светик, ну потерпи сезон, зато потом в своей гардеробной будешь выбирать». И я, дура, клеила подошву «Моментом». А ты в это время сидел на форумах и обсуждал травмы полузащитников.
— Да потому что я искал возможность! — рявкнул Андрей, подаваясь вперед. Его лицо исказила гримаса непонимания. — Ты живешь как крот, Света. Роешь, роешь, земли не видишь. А я смотрел вверх. У меня была система! Я три месяца тестировал стратегию на демо-счете. У меня всё заходило! Семь из десяти ставок были выигрышными. Это математика, а не рулетка!
— Если это математика, где наши деньги?
— Это форс-мажор! — Андрей ударил кулаком по подлокотнику. Пыль взметнулась вверх. — Пойми ты своей головой: я всё сделал правильно. Анализ был идеальный. Команда была мотивирована, соперник слабый. Но этот судья... Это просто случайность, статистическая погрешность! Нельзя судить победителя по одной неудаче.
Светлана слушала его и чувствовала, как внутри нарастает холодная ярость. Он не слышал её. Он вообще не воспринимал реальность, в которой деньги зарабатываются трудом, а не угадыванием счета. Для него их сбережения были просто фишками, инструментом игры.
— Ты называешь потерю двух миллионов «статистической погрешностью»? — переспросила она, чувствуя, как сжимаются кулаки. — Андрей, я работала по выходным. Я брала переводы, от которых глаза вытекали. Я маме врала, что у нас всё хорошо, когда мы месяц ели одну картошку. А ты... ты просто нажал кнопку. Ты обесценил каждый час моей работы. Ты плюнул в каждое мое усилие.
— Я хотел как лучше! — его голос сорвался на фальцет. — Почему ты видишь только плохое? Я же не пропил их, не на баб потратил! Я хотел приумножить! Да, рискнул. Но бизнесмены тоже рискуют. Илон Маск тоже рисковал!
— Ты не Илон Маск, Андрей. Ты менеджер среднего звена с зарплатой в пятьдесят тысяч, который возомнил себя воротилой с Уолл-стрит, — отрезала Светлана. — И ты проиграл не свои деньги. Ты проиграл наши. Мою долю ты тоже спустил. Ты спросил меня? Ты посоветовался? Нет. Ты решил, что ты самый умный.
— Да если бы я тебе сказал, ты бы устроила истерику! — Андрей вскочил и начал мерить шагами тесную комнату, лавируя между коробками. — Ты же трусиха, Света. Ты боишься лишний рубль потратить. С тобой каши не сваришь. Тебе лишь бы сидеть в своей норке и трястись над заначкой. А я мужик! Я должен принимать решения!
— Мужик? — Светлана горько усмехнулась. — Мужик отвечает за свои решения. А ты сейчас ищешь виноватых. Судья, погода, я со своей трусостью... Кто угодно, только не ты.
— Ты меня не поддерживаешь! — обвиняюще ткнул он в неё пальцем. — Вот в чем проблема. Жена декабриста из тебя так себе. Вместо того чтобы сказать: «Андрей, хрен с ними, с деньгами, прорвемся, я в тебя верю», ты сидишь и пилишь меня. Энергетику мне портишь. Может, поэтому и ставка не зашла? Потому что ты ментально меня тянула вниз?
Светлана смотрела на него, и ей становилось страшно. Это была логика безумца. Логика паразита, который обвиняет донора в том, что кровь недостаточно вкусная. Он действительно верил в то, что говорил. В его искаженном мире он был жертвой её скептицизма, а не виновником катастрофы.
Она встала и подошла к одной из коробок. Ножницы
Андрей преградил ей путь, уперевшись рукой в дверной косяк. Его глаза лихорадочно блестели, на лбу выступила испарина, а от рубашки остро пахло несвежим потом и дешёвым дезодорантом. Сейчас он напоминал загнанного в угол зверя, который вместо того, чтобы сдаться, готовится к последнему, самоубийственному прыжку.
— Подожди, Света. Не уходи, — затараторил он, пытаясь поймать её взгляд. — Ты сейчас на эмоциях. Ты не мыслишь конструктивно. Я тут прикинул, пока ты молчала... Ситуация не патовая. Вообще не патовая.
— Отойди, — тихо сказала Светлана. Ей было физически неприятно находиться с ним в одном замкнутом пространстве коридора. Воздух казался отравленным его безумием.
— Нет, ты послушай! — он схватил её за плечи, и пальцы больно впились в ткань домашней кофты. — У нас есть кредитки. У тебя «платинум» с лимитом в триста тысяч, у меня сто пятьдесят. Плюс можно в МФО перехватить, там вообще без вопросов дают, только паспорт нужен. Если мы сейчас всё это соберем в кучу...
Светлана замерла. Она смотрела на его трясущиеся губы, на бегающие зрачки и не верила своим ушам. Он не просто не раскаивался. Он предлагал ей выкопать яму еще глубже, запрыгнуть в неё и закопать себя заживо.
— Ты предлагаешь мне взять кредиты? — медленно, разделяя каждое слово, произнесла она. — Ты хочешь, чтобы мы не просто остались без квартиры, но и повесили на себя долги под конские проценты? Ради чего? Ради того, чтобы ты снова посмотрел, как мужики пинают мяч?
— Да не ради мяча! Ради нас! — Андрей почти кричал, брызгая слюной. — Сегодня ночью НХЛ играет. Там «Тампа» против аутсайдеров. Это железо! Я смотрел аналитику, там вратарь травмирован, основной состав отдыхает. Коэффициент два и один! Света, мы за ночь отобьем половину суммы! Половину! Завтра придем в банк, внесем часть, скажем, что остальное задерживается. Риелтор подождет, никуда не денется.
Он говорил быстро, сбивчиво, глотая окончания слов. Это была речь не мужа, не партнера, а одержимого фанатика, который видит перед собой не живого человека, а банкомат.
— Ты болен, Андрей, — сказала Светлана, сбрасывая его руки со своих плеч. — Ты болен, и тебе нужно лечиться. Ты сейчас готов продать наше будущее, нашу спокойную жизнь, лишь бы получить дозу адреналина.
— Какая к черту доза?! Я деньги пытаюсь спасти! — взревел он, его лицо исказилось злобой. — Я пытаюсь исправить ситуацию, а ты стоишь тут вся в белом и строишь из себя святошу. Думаешь, мне легко? Думаешь, я не переживаю? Да у меня сердце колотится как бешеное! Но я действую! А ты только ноешь!
Он метнулся в комнату, схватил её сумку, стоявшую на коробке с книгами, и начал рыться в ней.
— Где карты? Где твой телефон? Давай сюда! — он вытряхнул содержимое сумки на пол. Помада, ключи, пачка влажных салфеток, кошелек — всё это с глухим стуком упало на линолеум. Андрей схватил кошелек, хищно, как коршун, выискивая пластиковые прямоугольники.
— Не смей, — Светлана шагнула к нему, но он оттолкнул её локтем, не отрываясь от кошелька.
— Не смей? А жить мы где будем? На вокзале? — рычал он, вытаскивая кредитку. — Это семейный бюджет, Света! Семейный! Значит, общий. Я беру ответственность на себя. Я отыграюсь, и ты мне еще ноги целовать будешь.
Светлана смотрела, как он сжимает в руке её карту, словно это был спасательный круг. В этот момент в ней что-то оборвалось. Последняя нить, связывавшая её с этим человеком, лопнула с сухим треском. Перед ней был не тот Андрей, которого она любила. Перед ней было существо, полностью поглощенное демоном азарта. Существо без совести, без тормозов, без жалости.
— Если лимита не хватит, позвони матери, — вдруг бросил он, не глядя на неё, уже вбивая данные карты в телефоне. — Скажи, что на мебель не хватает. Или что задаток увеличили. Она тебе не откажет, у неё на "сберкнижке" гробовые лежат. Займем на пару дней, верну с процентами.
Светлана почувствовала, как кровь отлила от лица.
— Ты хочешь... чтобы я обманула свою мать? Чтобы я выманила у пенсионерки деньги на твои ставки?
— Не выманила, а одолжила! — Андрей наконец оторвался от экрана и посмотрел на неё безумным, невидящим взглядом. — Что ты драматизируешь? Это бизнес! Деньги должны работать! Лежат у неё мертвым грузом, пылятся. А так мы дело сделаем. Звони! Прямо сейчас звони!
Он шагнул к ней, протягивая свой телефон, на экране которого уже светилось приложение букмекера.
— Звони, я сказал! Нам нужно еще двести тысяч для верняка. Чтобы перекрыть просадку. Света, мы должны быть командой! В горе и в радости, помнишь? Вот сейчас горе! И ты должна мне помочь, а не топить!
Светлана смотрела на протянутый телефон. На яркие, веселые цифры коэффициентов. На зеленое поле, где бегали маленькие фигурки, от которых теперь зависела её жизнь. А потом посмотрела на мужа.
Его лицо было серым, губы обветрены, под глазами залегли глубокие тени. Он дрожал. Это была не дрожь от холода, это была ломка. Ломка игрока, который проиграл всё, но мозг которого отказывается принимать реальность, требуя новой ставки, новой надежды, новой иллюзии.
— Нет, — твердо сказала она.
— Что «нет»? — Андрей замер.
— Нет никаких «нас», Андрей. Команды больше нет. Ты её продал вчера вечером. А сейчас ты пытаешься продать остатки.
Она наклонилась и подняла с пола свои ключи. Андрей дернулся, пытаясь загородить проход, но в её позе, в её взгляде появилось что-то такое, от чего он невольно отступил. Это было не женское возмущение, не обида. Это было полное, абсолютное отчуждение. Так смотрят на грязное пятно на скатерти, которое уже невозможно отстирать — скатерть проще выбросить.
— Ты не понимаешь... — прошипел он, сжимая кулаки так, что побелели костяшки. — Ты сейчас всё портишь. У меня чуйка! Я чувствую, что сейчас попрет! Просто дай мне шанс! Один шанс!
— Я дала тебе шанс два года назад, когда согласилась на эту ипотеку, — голос Светланы звучал глухо, как из-под земли. — Я давала тебе шанс каждый день, когда отказывала себе во всём. А ты использовал эти шансы, чтобы сделать ставку.
Она выпрямилась. В комнате пахло валерьянкой и крахом, но теперь к этому примешивался еще и отчетливый запах ненависти. Тяжелой, густой ненависти, которая заполняла пространство, вытесняя воздух.
— Деньги верни, — потребовал Андрей, вдруг меняя тактику. Он спрятал её кредитку в карман джинсов. — Или звони матери. Иначе я сам позвоню. И расскажу ей, какая у неё дочь. Что мужа не поддерживает в трудную минуту. Что бросает при первой неудаче.
Это был шантаж. Грязный, липкий шантаж. Светлана поняла, что дно пробито окончательно. Дальше была только бездна.
Светлана медленно, почти лениво, словно во сне, достала из кармана джинсов свой смартфон. Андрей, увидев это движение, криво ухмыльнулся. В его воспаленном мозгу, отравленном азартом и страхом, это означало победу: жена сломалась, жена сейчас позвонит матери или переведет деньги. Он уже мысленно делил шкуру неубитого медведя, рассчитывая, какую ставку сделает через пять минут.
— Вот и умница, — выдохнул он, и в его голосе прозвучало противное, покровительственное облегчение. — Давай, Светик. Переводи на мою карту, оттуда быстрее закинуть. Я пока линию проверю, там коэффициенты скачут, надо успеть...
Светлана не смотрела на него. Её палец уверенно скользнул по экрану, открывая банковское приложение. Вкладка «Карты». Кредитная карта «Платинум». Настройки. Заблокировать. Причина блокировки: «Утеряна или украдена». Подтвердить.
На экране всплыла зеленая галочка. Счелчок виртуального затвора, отсекающего прошлое от настоящего.
— Я заблокировала карту, Андрей, — сказала она ровным голосом, убирая телефон обратно в карман. — И вторую тоже. И доступ к счетам. Ты не получишь ни копейки. Ни от меня, ни от банка, ни от моей матери.
Ухмылка сползла с лица Андрея, сменившись выражением детской обиды и животного ужаса. Он выглядел так, словно у него из рук выбили последний кусок хлеба.
— Ты... что ты сделала? — прошептал он, хватаясь за голову. — Ты нормальная вообще? Я же объяснил! Это был шанс! Единственный шанс всё исправить! Ты нас только что утопила!
— Нет, Андрей. Я перекрыла воду, чтобы мы не захлебнулись окончательно, — Светлана обошла его, стараясь не задеть даже плечом, и направилась в спальню.
Там, среди хаоса коробок, она нашла свой старый рюкзак. Движения её были механическими, точными. Она не чувствовала ни боли, ни жалости, только звенящую, ледяную пустоту. Словно ей сделали анестезию на всё тело. Паспорт. Ноутбук. Зарядка. Смена белья. Теплый свитер.
Андрей влетел в комнату следом. Он топал ногами, размахивал руками, его лицо пошло красными пятнами.
— Ты куда собралась? А ну стоять! — он попытался вырвать рюкзак из её рук, но Светлана резко развернулась. В её глазах было столько холода, что он невольно отшатнулся.
— Если ты меня тронешь, — сказала она тихо, но так отчетливо, что каждое слово повисло в воздухе, как удар хлыста, — я вызову полицию. Я напишу заявление о краже денег. О шантаже. О домашнем насилии. Ты хочешь сесть, Андрей? В тюрьме ставок не делают.
Он замер, тяжело дыша. В его взгляде боролись ярость и трусость. Трусость победила. Он отступил, опустив руки, и вдруг обмяк, словно из него выпустили воздух. Сполз по стене на пол, прямо на стопку газет, в которые они заворачивали посуду для переезда в новую квартиру.
— Светка, ну чего ты... — заскулил он, и этот жалобный тон был еще омерзительнее его криков. — Ну куда ты пойдешь на ночь глядя? Это же наш дом. Ну ошибся я, дурак. Бес попутал. Ну прости. Давай завтра вместе подумаем. Я на работу устроюсь вторую. В такси пойду. Всё отдам. Не бросай меня. Я же пропаду один.
Светлана закинула рюкзак на плечо. Она смотрела на мужчину, сидящего на полу в окружении коробок с их несбывшимися мечтами. Два года они шли к цели. Два года она видела в нем партнера, опору, отца своих будущих детей. А сейчас она видела только жалкого, слабого человека, который променял их жизнь на мигающие цифры в телефоне. И самое страшное — она знала, что он врет. Он не пойдет в такси. Завтра он найдет сто рублей, поставит их, проиграет, займет двести, и этот круг будет вращаться, пока не перемелет его кости.
— Ты уже пропал, Андрей, — сказала она. — И я не собираюсь пропадать вместе с тобой.
Она прошла в прихожую. Обуваясь, она заметила свои зимние сапоги — те самые, старые, с заклеенной подошвой. Рядом стояли новые кроссовки Андрея, купленные неделю назад «с премии». Премии, которой, видимо, тоже не было — был просто удачный выигрыш, предшествовавший краху.
— Ключи оставь! — крикнул он из комнаты. Голос снова стал злым. — И не смей возвращаться! Приползешь еще, когда я поднимусь! Будешь проситься обратно, а я не пущу! Ты в меня не верила!
Светлана достала связку ключей. Брелок в виде маленького домика — подарок риелтора на прошлый Новый год — звякнул, ударившись о металл. Она положила ключи на тумбочку. Рядом с неоплаченной квитанцией за свет.
Щелкнул замок. Дверь открылась, впуская в душную, пропитанную запахом беды квартиру свежий, холодный воздух подъезда.
Светлана вышла на лестничную площадку и захлопнула за собой дверь. Этот звук — сухой, тяжелый удар металла о металл — поставил точку в главе её жизни под названием «Брак».
Она спускалась по лестнице пешком, игнорируя лифт. Ей нужно было движение. Ей нужно было чувствовать, как работают мышцы, как стучат каблуки по бетону. Пролет за пролетом, этаж за этажом. С каждым шагом ей становилось легче. Словно она сбрасывала с плеч невидимые мешки с цементом, которые таскала последние два года.
На улице было морозно. Фонари тускло освещали двор, заставленный машинами. Светлана остановилась у подъезда и вдохнула полной грудью. Воздух пах снегом и выхлопными газами, но для неё он был слаще самого дорогого парфюма. Это был воздух свободы.
Она достала телефон. Экран светился уведомлением от банка: «Операция отклонена. Карта заблокирована». Андрей пытался списать деньги даже сейчас, когда она уходила. Это окончательно убедило её в правильности решения.
Набрав номер матери, она прижала телефон к уху. Гудки шли долго, тревожно.
— Алло? Света? — голос мамы звучал сонно и испуганно. — Что случилось? Почему так поздно?
— Мам, привет, — Светлана постаралась, чтобы голос не дрожал, но предательский спазм сжал горло. — Прости, что разбудила. Я... я еду к тебе.
— Господи, что стряслось? Вы поругались? Андрей?
— Мы не поругались, мам. Всё закончилось. Квартиры не будет. Денег нет. Андрея больше нет в моей жизни. Я всё расскажу, когда приеду. Можно?
— Конечно, доченька. Конечно, родная. Я сейчас чайник поставлю. Приезжай. Я жду.
Светлана сбросила вызов и вызвала такси. Приложение показало: «Машина приедет через 3 минуты».
Она подняла голову и посмотрела на окна своей бывшей квартиры на седьмом этаже. Свет на кухне погас. Видимо, Андрей сидел в темноте, подсвечивая себе лицо экраном телефона, выискивая новые «верняки», новые способы обмануть судьбу. Он остался там, в своих иллюзиях, в мире, где «Манчестер» подает угловые, а «Бавария» забивает голы.
А она стояла на твердой земле. У неё не было двух миллионов. У неё не было квартиры. У неё были старые сапоги, рюкзак с вещами и долгая дорога к маме на другой конец города. Но впервые за два года она точно знала, что её жизнь принадлежит ей. Не коэффициентам, не ставкам, не чужому безумию.
Подъехала желтая машина такси, фары выхватили фигуру Светланы из темноты. Она открыла дверь и села в теплый салон.
— Куда едем? — спросил водитель, не оборачиваясь.
— Вперед, — сказала Светлана и впервые за этот бесконечный вечер улыбнулась. — Просто поехали вперед. Я дорогу покажу.
Машина тронулась, оставляя позади серую многоэтажку и человека, который проиграл самое главное — не деньги, а любовь женщины, которая была готова ради него на всё. Светлана смотрела в окно на проплывающие огни ночного города и понимала: это была самая высокая цена за урок, но она его усвоила. И теперь она начнет с чистого листа. С нулевым балансом, но с чистой совестью…