Я стояла у окна, прижав к груди чашку с липовым чаем, и смотрела, как ноябрьский ветер гнёт голые ветки во дворе. За спиной гремел телевизор — какой-то футбол, кажется. Виктор с Борисом сидели в зале, и Борис то и дело взрывался таким смехом, будто ему рассказывали самые смешные анекдоты на свете. Я поморщилась и отпила глоток. Липа успокаивает, говорила мама. Только сейчас никакая липа не помогала.
Полтора года назад, когда Виктор сказал: "Переезжай ко мне", — я даже не раздумывала долго. Согласилась почти сразу. Думала — вот оно, наконец-то. После развода прошло десять лет, и я уже свыклась с мыслью, что так и проживу одна. А тут — мужчина, квартира, общий быт. Казалось, что всё начинается заново. Не представляла тогда, что буду чувствовать себя чужой в этих стенах. Что буду ходить на цыпочках, словно в гостях, где задержалась слишком надолго.
Когда мы только начали встречаться, всё было по-другому. Виктор приезжал ко мне по выходным, мы гуляли в парке, ходили в кино. Он готовил картошку с грибами, я пекла свои фирменные ватрушки. Мы разговаривали обо всём — о работе, о людях, о жизни. Он был спокойный, внимательный, с крепкими руками и таким взглядом, будто ему правда интересно, что я говорю. Я не ожидала, что после стольких лет одиночества кто-то снова сможет заставить меня поверить, что я кому-то нужна.
— Валь, ты чего там застряла? — окликнул меня Виктор из комнаты. — Иди к нам, посидим вместе.
— Сейчас, — откликнулась я, хотя идти туда совсем не хотелось.
Борис. Вот кто всё испортил. Борис — друг детства Виктора, "как брат", как тот любил повторять. Невысокий, плотный, с красноватым лицом и привычкой хлопать собеседника по плечу так, будто проверяет на прочность. Первый раз он пришёл через неделю после моего переезда. Притащил с собой пакет с пивом, уселся за стол, как будто жил здесь всегда.
— Это Боря, — представил его Виктор, явно довольный. — Мой корешок. Познакомьтесь.
Я улыбнулась, протянула руку. Борис пожал её небрежно, скользнул взглядом и тут же повернулся к Виктору.
— Витёк, ты банки открой, а то я уже еле дотерпел, — сказал он и заржал.
Тогда я не придала значения. Подумала — ну, друг пришёл, посидят, поговорят. Бывает же. Но Борис не ушёл через час. Он остался до полуночи, а потом ещё раз пришёл на следующей неделе. И ещё. И ещё. Каждый раз с тем же пакетом, с тем же громким смехом, с той же манерой вести себя, будто это его дом, а не мой.
Я возилась на кухне — то суп помешаю, то салат нарежу, — а они сидели в комнате перед телевизором. Орали, смеялись, обсуждали какие-то свои дела. Пару раз я пыталась подключиться — что-то спросить, поддержать разговор. Борис либо делал вид, что не слышит, либо бросал: "Ага", — и тут же поворачивался обратно к Виктору. Всем своим видом показывал: не мешай, женщина, тут мужской разговор. А я стояла у раковины, стискивала губы и чувствовала, как руки дрожат от обиды.
— Витя, — осторожно заговорила я однажды, когда Борис ушёл. — Может, он будет приходить пореже? Мне как-то... неловко.
— Что ты, Валь, — отмахнулся Виктор. — Он же как брат мне. И потом, человек одинокий, жена бросила, детей нет. Куда ему ещё идти?
— Но мне хотелось бы, чтобы у нас было больше времени вдвоём, — попробовала я ещё раз.
— У нас полно времени, — Виктор обнял меня за плечи. — Не выдумывай.
Я замолчала. Не хотелось устраивать скандал из-за какого-то Бориса. Думала, может, привыкну. Может, это временно. Может, я и правда слишком придираюсь.
Но время шло, а ситуация только ухудшалась.
Борис стал приходить не два раза в неделю, а три, потом четыре. Иногда он звонил в дверь поздно вечером, уже навеселе, с блеском в глазах и громким голосом. Виктор встречал его как родного, наливал, смеялся. А я сидела на кухне, стискивала кулаки и чувствовала, как внутри всё закипает.
Как-то раз я вернулась с работы — ноги гудят, голова раскалывается — и в дверях сразу почуяла: пахнет пивом и табаком. Захожу в комнату — а там Борис растянулся на диване, рот открыт, похрапывает. На столе бутылки валяются, пепельница через край. Я замерла. Просто стояла и смотрела. Не знала, что делать — разбудить его? Выгнать? Закричать? Виктор вышел из спальни, глаза сонные, в одних трусах.
— Боря вчера перебрал, — сказал он, зевнув и почесав живот. — Ну, оставил его, куда ж он поздно ночью пойдёт.
— Оставил, — повторила я. Не вопрос даже, просто повторила. Внутри будто что-то тяжёлое перевернулось, горячее, злое.
— А что такого? Он же не на улице ночевать.
— Виктор, это наш дом, — я говорила тихо, но твёрдо. — Мне неприятно видеть его здесь постоянно.
— Да ладно тебе, Валь, — Виктор махнул рукой. — Ты слишком нервная. Чересчур правильная.
Эти слова — "слишком нервная, чересчур правильная" — засели во мне занозой. Я ушла в спальню, легла, уставилась в потолок. До утра так и пролежала с открытыми глазами. Думала, думала, думала.
Что же со мной не так? Почему я не могу просто смириться? Почему мне так тяжело? Но глубоко внутри я знала ответ. Потому что это был мой дом. Потому что я заслужила право чувствовать себя здесь хозяйкой. Потому что я не для того ушла из одиночества, чтобы снова ощущать себя чужой.
Прошло ещё две недели. Борис теперь появлялся почти каждый день. Он приносил свои вещи, оставлял их в прихожей, брал еду из холодильника, не спрашивая. Однажды он даже попросил у меня ключ — мол, если Виктора не будет, чтобы не ждать на лестнице. Я отказала. Он посмотрел на меня так, будто я сделала что-то странное, и пожал плечами.
Я чувствовала, как моё терпение истончается, как резинка, которую тянут, тянут, тянут — и вот-вот лопнет.
А потом случился тот вечер.
Я вернулась с работы усталая, с тяжёлыми сумками. Едва открыла дверь, как в лицо мне ударил запах алкоголя и табака. В зале гремел телевизор — какая-то передача орала так, будто динамики вот-вот взорвутся. Борис сидел в кресле, развалившись, с бутылкой в руке. Виктор был рядом, смеялся над чем-то.
— Валька пришла! — провозгласил Борис, подняв бутылку в приветствии. — Наливай ей тоже, Витёк!
— Не надо, — сказала я, ставя сумки на пол.
— Да ладно, не скромничай, — Борис подмигнул.
Я прошла на кухню, чувствуя, как лицо горит. Стала разбирать сумки, раскладывать продукты. Руки дрожали. Внутри клокотало что-то страшное, что-то, что я так долго сдерживала.
Виктор зашёл на кухню минут через десять.
— Валь, слушай, — начал он, понизив голос. — Боря сегодня совсем никакой. Давай он у нас переночует?
— Пусть ночует, — ответила я, не оборачиваясь.
— Вот и отлично. Только... он в спальню ляжет, ладно? А ты пока на кухне устроишься. Диван же раскладной.
Я обернулась. Медленно. Виктор стоял в дверях, с виноватой улыбкой, и явно ждал, что я соглашусь. Как всегда соглашаюсь.
— Повтори, — попросила я.
— Ну, Валь, ты же понимаешь, он пьяный, не пойдёт же домой в таком виде, — Виктор пожал плечами. — Одну ночь потерпи. Завтра всё будет нормально.
Я посмотрела на него. Долго. И вдруг почувствовала, как что-то внутри меня щёлкнуло. Тихо, но окончательно.
— Нет, — сказала я.
— Что — нет?
— Я не буду спать на кухне, — я говорила спокойно, хотя сердце колотилось так, будто я бежала марафон. — Это моя спальня. Мой дом. И я не обязана терпеть пьянки с твоим другом в своём доме.
— Да ты чего? — Виктор нахмурился. — Опять завелась?
— Я завелась? — я шагнула к нему. — Виктор, я уже три месяца живу как гостья. Я молчала, когда он приходил каждый день. Я терпела, когда он пил здесь до ночи. Я не говорила ничего, когда он ел мою еду и не благодарил. Но теперь ты предлагаешь мне спать на кухне, чтобы твоему другу было удобно?
— Валя, не надо драмы, — Виктор попытался взять меня за руку, но я отстранилась.
— Это не драма, — я чувствовала, как слёзы подступают к горлу, но не давала им пролиться. — Это правда. Я устала. Устала чувствовать себя лишней. Устала от того, что моё мнение ничего не значит.
— Ты преувеличиваешь, — Виктор покачал головой. — Боря — хороший человек. Просто у него сейчас трудный период.
— А у меня разве не трудный? — я почти закричала, но сдержалась. — Я бросила свою квартиру, переехала к тебе, думала, что мы будем строить что-то вместе. Но вместо этого я стала обслуживающим персоналом для тебя и твоего друга!
Виктор молчал. Смотрел на меня так, будто видел впервые.
Из зала донёсся громкий смех Бориса и звук разбившегося стекла. Виктор дёрнулся, посмотрел в сторону зала — там Борис что-то гоготал, — потом обратно на меня.
— Ну и чего ты хочешь-то теперь? — спросил он, и в голосе была такая растерянность, что мне стало почти жалко его.
— Ничего, — я вытерла глаза. — Я уже всё решила.
Я пошла в спальню, достала из шкафа свою старую дорожную сумку. Стала складывать вещи. Руки двигались сами собой — свитер, джинсы, нижнее бельё, туфли. Виктор застыл в дверях. Смотрел, как я складываю вещи в сумку.
— Серьёзно? — спросил он. Голос неуверенный. — Ты правда уходишь?
— Да, — сказала я, не поднимая глаз.
— Куда?
— На дачу. Там тихо. Там я смогу выдохнуть.
— Валя, не дури, — Виктор шагнул в комнату. — Какая дача? Там же холодно сейчас.
— Мне всё равно, — я застегнула сумку. — Там хотя бы я буду чувствовать себя человеком, а не прислугой.
— Да брось ты, — Виктор попытался взять меня за плечи, но я отошла. — Ну, хорошо, я скажу Боре, чтобы он ушёл. Давай не будем портить всё из-за такой ерунды.
— Ерунды? — я посмотрела ему в глаза. — Для тебя это ерунда. А для меня — моя жизнь. Моё самоуважение. Моё право быть хозяйкой в собственном доме.
— Валя...
— Я не ради одиночества к тебе пришла, Виктор, — я говорила тихо, но каждое слово давалось мне с трудом. — Но лучше быть одной, чем жить среди чужих людей, которые не уважают тебя. Которые даже не пытаются понять.
Я взяла сумку, накинула куртку. Виктор молчал. Просто стоял и смотрел, как я ухожу.
Из зала донёсся голос Бориса:
— Витёк, где ты там застрял? Давай сюда!
Я вышла из квартиры, не оглянувшись.
Дача встретила меня холодом и темнотой. Я включила свет, зажгла печку, поставила чайник. Села у окна и долго смотрела в ночь. На душе было странно — одновременно легко и тяжело. Легко, потому что я наконец-то сделала то, что давно должна была. Тяжело, потому что не знала, что будет дальше.
Но одно я знала точно — я больше не собиралась жить так, как не хочу. Больше не буду молчать и терпеть. Больше не буду прятать себя, чтобы кому-то было удобно.
Первые дни на даче я словно училась дышать заново. Просыпалась, топила печку, варила себе кашу, пила кофе у окна. Смотрела, как за стеклом кружит первый снег. Тишина стояла такая, что сначала даже непривычно было. Я прислушивалась — нет ли шагов, голосов, стука бутылок. Но была только тишина, треск дров в печке да шорох ветра в голых ветках.
Ходила на работу из деревни — автобус в семь утра, назад в шесть вечера. Возвращалась усталая, но спокойная. Читала книги, которые давно хотела прочитать, но всё не было времени. А вернее, было время, но не было сил — потому что всё уходило на то, чтобы угодить, подстроиться, не раздражать.
Телефон звонил несколько раз. Виктор. Я не брала трубку. Не знала, что ему сказать. Да и не хотела пока разговаривать. Нужно было побыть одной, разобраться в себе, понять — что дальше.
А в субботу утром услышала стук в дверь.
Я открыла. На пороге стоял Виктор. Один. Без Бориса. С букетом хризантем в руках и таким виноватым лицом, что я чуть не рассмеялась.
— Привет, — сказал он.
— Привет, — ответила я.
— Можно войти?
Я пропустила его. Виктор прошёл в комнату, поставил цветы на стол. Постоял у окна, потом повернулся ко мне.
— Я выгнал Борю, — сказал он.
— Правда? — я не ожидала таких слов.
— Да. После того, как ты ушла, я думал всю ночь. Потом ещё три дня. И понял, что ты права. Он проглотил мою жизнь. Нашу жизнь. Я был идиотом.
— Ты был, — согласилась я.
— Прости, — Виктор сделал шаг ко мне. — Прости меня, Валя. Я не понимал, как тебе тяжело. Думал, что дружба — это святое. Но забыл, что есть вещи важнее.
Я молчала. Смотрела на него и пыталась понять — верю ли я ему? Хочу ли вернуться?
— Я не спешу, — сказала я наконец. — Не спешу возвращаться, Виктор.
— Я понимаю, — он кивнул. — Но я хочу, чтобы ты знала — я изменился. Я готов начать заново. Если ты дашь мне шанс.
— Я вернусь, — я говорила медленно, взвешивая каждое слово, — если в этом доме буду хозяйкой. Если моё мнение будет что-то значить. Если ты готов к этому — начинаем заново.
Виктор посмотрел на меня, и в его глазах я увидела что-то новое. Уважение, может быть. Или осознание.
— Я готов, — сказал он.
Мы молчали. Потом Виктор взглянул на полки с книгами, заваленные пылью.
— Может, разберём? — предложил он. — Вместе.
Я кивнула. И мы начали. Доставали старые тома, сдували пыль, откладывали те, что стоило увезти в город, те, что можно отдать. Говорили мало. Но в этой тишине, в этих простых движениях было что-то правильное. Что-то новое.
Я не знала, как сложится дальше. Может, всё получится. Может, нет. Но одно я знала точно — я больше не собиралась молчать. Я научилась ставить себя на первое место. И это было самым важным.
Вечером мы сидели у печки, пили липовый чай. Виктор смотрел на огонь, а я смотрела на него.
— Спасибо, — сказал он вдруг.
— За что?
— За то, что ушла. За то, что не побоялась. Если бы не ты, я бы так и жил, не понимая, что теряю.
Я не ответила. Просто положила голову ему на плечо. И в этот момент — я сидела рядом с ним у печки, смотрела на огонь, и вдруг подумала: а вдруг получится? Вдруг мы и правда сможем сделать то, о чём я когда-то мечтала — нормальную жизнь вдвоём, без чужих людей, без выяснений, без этого ощущения, что ты на задворках чьей-то жизни.
Но только если я буду помнить — моё счастье в моих руках. И никто не имеет права его отнять.
________________________________________________________________________________________
🍲 Если вы тоже обожаете простые и душевные рецепты, загляните ко мне в Telegram — там делюсь тем, что готовлю дома для своих родных. Без лишнего пафоса, только настоящая еда и тепло кухни.
👉Нажать для перехода в Тelegram
👉🍲 Домашние рецепты с душой — у меня во ВКонтакте.