— Вы окончательно уверены в своем решении? — голос врача, низкий и негромкий, прозвучал как гулкий удар колокола в стерильном кабинете.
Антонина Сергеевна, женщина лет шестидесяти, с лицом, испещренным ранними морщинами отложила ручку и подняла на пациентку взгляд поверх старомодных, в тонкой металлической оправе очков. Взгляд был не осуждающий, а отстраненно-профессиональный, что в данной ситуации было, пожалуй, даже хуже.
Девушка на стуле перед столом, затянутая в бежевый помятый костюм, с безупречно гладким, словно нарисованным, пробором в темных волосах, закрыла глаза. Ее грудная клетка тяжело вздымалась под тканью пиджака.
— Да, — выдохнула она, и это слово прозвучало не как согласие, а как капитуляция.
Медсестра, дородная особа в белом халате, копошившаяся с бумагами у второго столика, громко, на весь кабинет, вздохнула и пробурчала себе под нос : «Ну вот, опять. Думать надо было, а не только развлекаться. А теперь…»
Она с таким видом, словно протягивала не бумагу, а обвинительный акт, сунула девушке направление.
— Кабинет двадцать четвертый. По коридору налево, потом направо. Вам туда. Следующая, проходите.
*********
… А за несколько месяцев до этого мгновения, в другом мире, пахнущем не антисептиком, а ночной прохладой и запахом цветущего миндаля, Алиса стояла на балконе своей маленькой квартиры, прижав ладонь ко рту, чтобы не закричать от восторга, который рвался наружу.
У ее ног, на одном колене, замер Артем. В его раскрытой ладони лежала не коробочка, а старинная бархатная шкатулка. В ней, теряясь на темном фоне, сверкало простое золотое кольцо с крошечным сапфиром — камнем цвета его глаз в тот вечер, когда они познакомились на залитом дождем вокзале.
— Это… взаправду? Или я опять заснула за рабочим столом? — прошептала она, и голос ее задрожал.
Артем встал, задев плечом перила, и притянул ее к себе, крепко, до хруста в костях. Так, как будто хотел защитить от всех житейских неурядиц.
— Правдивей не бывает, Лиска. Я без тебя, как поезд без рельс, совсем не могу. Выходи за меня.
Слезы покатились по ее щекам солеными дорожками. Дрожащими пальцами она надела кольцо.
— У нас все будет прекрасно, — прошептал он ей в волосы, и его дыхание было теплым на ее виске.
— Обязательно, — вторила ему Алиса, уткнувшись лицом в грудь любимого.— Обязательно будет.
******
… — Алис, ты в форме? Через три недели — презентация в Питере. Если сорвешь аплодисменты, контракт наш, и ты едешь в Милан. Милан, Карл! На год минимум. Это же не просто шанс, это билет в другую жизнь.
Олег, ее коллега и единственный друг в офисе, говорил быстро, горячо, размахивая кружкой с остывшим капучино. Алиса сидела, выпрямив спину, и смотрела на экран монитора, где мигал курсор в конце отчета.
— В полной, — отрезала она, и в голосе звенела сталь. — Даже дату росписи в ЗАГСе перенесли. С Артемом договорилась. Так что да, я готова. Удача не ждет, ее хватают за хвост. Я уже почти ухватила.
Олег присвистнул.
— Ты боец. Наш локомотив. Только смотри, на поворотах не слети с рельс.
— Семенова, ко мне, — сухой голос начальника отдела, Виктора Павловича, прозвучал у нее за спиной.
Кабинет Виктора Павловича был выдержан в стиле «скандинавский минимализм, купленный на распродаже»: стекло, холодный металл, одинокий кактус на столе. Сам он, высокий, сухопарый, с лицом аскета, сложил пальцы и изучающе смотрел на Алису.
— Садись. Поздравляю с продвижением проекта. И… я слышал о твоих личных планах. У тебя свадьба?
— Да, Виктор Павлович. Но это не помешает…
— Я верю, что не помешает тебе. Но помешает ли это нам? — он перебил ее мягко, но не оставляя пространства для паузы. — Милан на год, а то и больше. Это не командировка на неделю. Это другая страна, другой ритм, ответственность, которая съест тебя с потрохами. А там… семья, муж, который останется тут. Потом дети. В нашем обществе, увы, все еще принято считать, что женщина, выбравшая карьеру на таком вираже… рискует всем остальным. Я хочу быть уверен, что ты осознаешь этот риск.
Алиса почувствовала, как по спине пробежал холодок раздражения. Она вложила в голос все свое обаяние и уверенность.
— Виктор Павлович, мы с Артемом все обсудили. Дети не в ближайших планах. Свадьба — просто формальность, которую можно отложить. А этот проект… я вела его от первой строчки в брифе. Это мое, я не могу его отпустить.
Он помолчал, глядя на кактус, будто ища у него совета.
— Хорошо. Это твое решение. Но знай: если ты сойдешь с дистанции сейчас, передать проект кому-то другому будет почти невозможно. Поезд, как говорится, уйдет. Навсегда.
— Он не уйдет, — твердо сказала Алиса. — Я его поведу и выиграю. Это будет мой год. Самый важный.
… Любовь или билет в завтра? Казалось, мир делился на два непримиримых лагеря. Выбор между теплом руки в своей и холодным блеском вершины, на которую карабкаешься годами, стирая пальцы в кровь. Самый банальный и самый мучительный выбор в истории человечества.
— … И поэтому, подводя итоги сегодняшней презентации, мы приняли решение, — голос ведущего, бархатный и поставленный, плыл под сводами конференц-зала отеля.
Алиса сидела, вцепившись пальцами в подлокотники кресла, стараясь дышать ровно. Утром ее мутило, в горле стоял ком, а во время выступления она дважды запнулась, забыв простые цифры. Голова была тяжелой, туманной.
... — Мы будем рады объявить, что партнером и управляющим нового направления станет Алиса Семенова с проектом «Вектор»! Поздравляем!
Грохот аплодисментов донесся до нее, как сквозь толщу воды. Она встала, и мир накренился, поплыл. Ноги были ватными. Она прошла к сцене, улыбаясь заученной, победной улыбкой, чувствуя, как под макияжем горит лицо.
На банкете она едва прикоснулась к еде. Тошнота накатывала волнами, давила горькой слюной. Она ушла в дамскую комнату, мраморную и прохладную, и долго стояла у раковины, глотая воду и думая о несвежих канапе. Пока в мозгу, ясно и четко, как удар ножом, не вспыхнула догадка.
Сердце ушло в пятки. Суетливо роняя содержимое сумки на пол, она отыскала телефон. Календарь… Она не открывала его неделями, зарывшись в работу. Открыла и замерла. Задержка не на день, больше.
Где-то в сумке, в кармашке для мелочи, завалялась коробочка. Купленный в панике тест на беременность. Покупала еще полгода назад, когда тоже случилась задержка, оказавшаяся сбоем из-за стресса. Срок годности еще нормальный.
Пять минут спустя она сидела на закрытой крышке унитаза, не в силах разогнуть спину. В дрожащих пальцах — пластиковая полоска. На ней, насмешливо яркие, недвусмысленные, две черты. Мир сузился до этого куска пластика. Нет. Не сейчас. Только не сейчас! Это ошибка. Этого не может быть.
… — Тем, я сбегаю в поликлинику. Надо для медицинской книжки анализы сдать. Ты тут без меня не скучай.
Артем, возившийся со штекером телевизора, обернулся и улыбнулся. Улыбка у него была очень добрая.
— Давай. Только не затягивай, а то пицца остынет.
Он видел, как она нервничает последние дни, но списывал на предмиланскую лихорадку. Сам он переживал тихо, внутри. Перенос даты росписи ударил по его привычке все планировать наперед, но ради Алисы он был готов перестраивать все маршруты. Да хоть сойти с рельс.
Когда дверь закрылась, он закончил с проводами и пошел мыть руки. Мельком взгляд упал на мусорное ведро под раковиной. Сверху, криво смятый, лежал яркий листок — реклама какой-то стоматологии. Но из-под него торчал уголок другого, синего. Что-то знакомое. Механически, не думая, он вытащил его.
Это была брошюра клиники «Здоровье семьи». На обороте, скомканный в тугой комок, был… тест. Артем развернул бумагу. Ярко-красным маркером, агрессивно, была обведена строчка: «Медикаментозное прерывание беременности. Быстро, анонимно, без боли.»
Тест выпал у него из пальцев и мягко шлепнулся на кафель. Две полоски. Он смотрел на них, не понимая. Мозг отказывался складывать картинку. Его Алиса. Их ребенок. Анонимно. Без боли.
Словно медленный взрыв произошел у него внутри. Сокрушительная, все сметающая волна. С хрипом вырвавшимся из груди, он смял брошюру в кулаке, с такой силой, что кости затрещали, и бросился к двери, на ходу натягивая куртку.
… — Это двадцать четвертый? — голос Алисы был беззвучным шепотом.
Медсестра кивнула, не глядя.
— Переодевайтесь. Там халат. Врач скоро придет.
Алиса взяла одноразовый халат, грубый, шуршащий. Материя казалась невероятно тяжелой. Она замерла, глядя на дверь в процедурную, белую, безликую. Еще один шаг. И точка.
Дверь с треском распахнулась, ударившись об ограничитель.
— Алиса!
Он стоял на пороге, запыхавшийся, с дикими глазами. Его куртка была нараспашку, хотя на улице дул пронизывающий ноябрьский ветер. В руке он сжимал брошюру клиники.
— Вон отсюда! Вы кто такой? — взвилась медсестра.
— Я отец ребенка, которого она собирается убить! — рявкнул Артем так, что медсестра отшатнулась.
Он шагнул к Алисе, и его взгляд, обычно теплый и немного насмешливый, прожигал ее насквозь.
— Пошли поговорим.
Он не просил, он приказывал. И она, парализованная, поплелась за ним в выложенный кафелем коридор, пахнущий хлоркой.
— Как? — спросил он, и в этом одном слове была вся его ярость. — Как ты могла решить все в одиночку? Хочешь избавиться от ребенка? Нашего ребенка, Алиса! Нашего!
Она обняла себя руками, пытаясь согреться.
— Ты не понимаешь… Милан… Этот проект… Я столько лет… Это мой шанс вырваться. Подняться. Я не могу его упустить. Не могу!
— А меня? А нас? Ребенок это что, запчасть, которую можно отложить в сторонку, пока ты «поднимаешься»? Мы же хотели его. Ты же говорила…
— Я люблю тебя, — вырвалось у нее, и это прозвучало жалко, фальшиво, как плохо выученная роль.
Он засмеялся. Коротко, сухо, без единой нотки веселья.
— Любишь? Это сейчас не о любви. Это об эгоизме, приправленном карьерными амбициями. Дело даже не в том, что ты выбрала работу. Выбирай что угодно! Дело в том, что ты украла у меня право на выбор! Будто я не имею никакого отношения к ребенку и только ты можешь решать.
— А зачем тебе было знать? — голос ее сорвался на крик, эхом отозвавшийся в коридоре. — Чтобы устроить вот эту грязную сцену? Я хотела все решить тихо, быстро, и забыть! Мне не нужен этот ребенок сейчас, понимаешь? Если бы я утром не опаздывала и вынесла мусор, ты бы ничего не узнал! Никогда! И все было бы как раньше!
Он отступил на шаг, будто отшатнулся от неприятного запаха. Лицо его стало каменным.
— Как раньше? То есть для тебя это настолько незначительная деталь? Ты с ума сошла. Ты вообще представляешь, что говоришь? — он говорил теперь тихо, с ледяной холодностью. — Наша будущая прекрасная жизнь строится на лжи? Ты сделаешь это? — он кивнул в сторону двери кабинета. — Ну что ж.... Удачи тебе в Милане. Надеюсь, оно того стоит.
Он развернулся и пошел. Пошел ровно, твердо, не оглядываясь. Звук его шагов затих в конце коридора.
Алиса стояла, прижавшись спиной к холодной стене. В ушах звенела тишина. Где-то внутри что-то оборвалось, лопнуло, и теперь там была только пустота.
Ее выбор был сделан, еще до этого разговора. Он был сделан в тот момент, когда она записалась в клинику. Истерика Артема не может ничего изменить. Когда нибудь, когда у нее все получится а Милане, он поймет. Он сможет понять и простить...
Медсестра высунулась из кабинета.
— Ну что, девушка? Вы идете? Врач уже ждет.
Алиса оттолкнулась от стены. Глаза ее были сухими. Она медленно, будто плывя против сильного течения, направилась к белой двери.
Шаг. Еще шаг. Любовь или карьера? Она выбрала карьеру.
Дверь процедурной закрылась за ней с мягким щелчком, заглушив тихий, сдавленный звук, который мог быть и всхлипом, и просто скрипом старых петель. Правильным ли был ее выбор?
Оценивать его будет время, долгое, холодное время, которое начнется ровно через несколько минут. И будет длиться, возможно, всю оставшуюся жизнь.