– Вадим, ты вообще слышишь, что я тебе говорю? Твоя мать только что позвонила и сказала, что они уже продают дом! Продают дом, Вадим! И через месяц планируют быть здесь! – Настя сжимала телефон так, что костяшки пальцев побелели, а голос сорвался на визг, чего она терпеть не могла, но сдержаться не получалось.
Вадим, сидящий на диване с планшетом, лениво поднял глаза.
– Насть, ну чего ты паникуешь? Это же не завтра. Месяц – это куча времени. И потом, они же не к нам в однушку едут, а просто в наш город.
– В какой «просто город»?! – Настя начала метаться по комнате, спотыкаясь о разбросанные игрушки сына. – Тамара Петровна прямым текстом сказала: «Мы первое время у вас перекантуемся, пока вариант присмотрим». Первое время! Ты знаешь, сколько это может длиться? Год? Два? У нас сорок квадратных метров, Вадим! Сорок! Мы, Артем, и еще двое пенсионеров со своими привычками, болячками и сундуками?!
Вадим отложил планшет и потер переносицу. Вид у него был страдальческий, как у человека, которого отвлекают от решения мировых проблем ради какой-то ерунды вроде апокалипсиса.
– Ну не выгоню же я родителей на улицу. Они старые люди. Им тяжело там, в деревне. Дом большой, огород, снег чистить надо. Отец спину сорвал в прошлом году, мама с давлением мучается. Им уход нужен. А мы тут, под боком.
– Уход? Вадим, твоей маме шестьдесят пять, она еще работает в сельсовете и на огороде пашет как трактор. Отцу семьдесят, он на рыбалку за двадцать километров пешком ходит. Какой уход? Они просто решили, что им скучно, и захотели «поближе к детям». Только почему-то забыли спросить самих детей!
– Настя, прекрати истерику. Это мои родители. Я обязан им помочь. Мы что-нибудь придумаем. Может, снимем им квартиру на первое время.
– На какие шиши? Мы ипотеку платим, за садик, кредит на машину. У нас от зарплаты до зарплаты три тысячи остается. Какая съемная квартира?
– Ну, продадут дом, деньги появятся…
– Дом в глухой деревне за триста километров от цивилизации? За сколько они его продадут? За миллион? У нас в городе на эти деньги можно купить только гараж или сарай на окраине. Ты понимаешь, что они едут к нам навсегда?
Настя обессиленно опустилась в кресло. Она видела эту катастрофу в замедленной съемке. Тамара Петровна – женщина властная, шумная, любящая командовать и учить жизни. Николай Иванович – тихий, но упрямый, с привычкой курить «Приму» и смотреть телевизор на полной громкости, потому что «глуховат стал». И все это счастье в их маленькой, выстраданной квартире, где у Насти был только один уголок тишины – ванная, да и та совмещенная.
– Я не пущу их жить к нам, – тихо, но твердо сказала она. – В гости – пожалуйста. На неделю – ладно. Но жить – нет.
Вадим посмотрел на нее с укоризной.
– Ты жестокая, Настя. Это же семья.
– Это моя семья. Я, ты и Артем. И я буду ее защищать.
С того разговора прошел месяц. Месяц ада и ожидания. Настя пыталась вразумить мужа, предлагала варианты: пусть родители сначала продадут дом, положат деньги в банк, приедут на разведку, снимут жилье. Но Вадим только отмахивался: «Мама сказала, покупатель уже есть, задаток дали».
Тамара Петровна звонила каждый день.
– Настенька, я тут банки с соленьями перебираю. Огурчики, помидорчики, лечо. Все вам везем! Артемка же любит бабушкины огурчики? А еще я перину свою пуховую взяла, вам на диван постелим, а то у вас жестко. И ковер, тот, красный, помнишь? В зале у вас на полу ламинат голый, холодно, ребенку вредно. Постелим ковер – красота будет!
Настя слушала и чувствовала, как седеет. Перина. Ковер. В их скандинавский минимализм.
– Тамара Петровна, не надо ковер. У нас теплые полы. И соленья не надо в таком количестве, нам ставить некуда.
– Ой, да найдем место! На балкон вынесем! А ковер нужен, уют создает. Ты, Настя, молодая, не понимаешь.
День «Х» настал в субботу. Вадим с самого утра был на нервах, бегал по квартире, переставлял вещи, пытаясь освободить хоть немного пространства. Артема отправили к Настиной маме, чтобы не мешался под ногами.
В полдень к подъезду подкатила «Газель». Из нее выгрузился Николай Иванович с палочкой, но довольно бодрый, и Тамара Петровна, командующая грузчиками как генерал на плацу.
– Осторожно! Там сервиз! Не разбей! Коробку с рассадой не переворачивай!
Настя смотрела в окно и считала коробки. Десять, двадцать, тридцать… Мешки, узлы, какой-то старый торшер, лыжи (!), и, конечно, свернутый в трубу тот самый красный ковер.
– Вадим, куда мы это все денем? – прошептала она.
– Разберемся, – буркнул муж и побежал встречать родителей.
Следующие два часа напоминали стихийное бедствие. Прихожая была забита под завязку, коробки стояли в коридоре, на кухне, в комнате. Тамара Петровна, не разуваясь, ходила по квартире и руководила расстановкой.
– Так, этот шкаф надо подвинуть. Сюда поставим мой комод. Он старинный, дубовый, не то что ваша ДСП. Коля, заноси комод!
– Тамара Петровна, какой комод? – взмолилась Настя. – У нас места нет!
– Найдешь! – отрезала свекровь. – Не на помойку же выбрасывать.
К вечеру квартира превратилась в склад. В единственной комнате, которую Настя с такой любовью зонировала на спальню и детскую, теперь царил хаос. Диван родителей Вадима (да, они привезли свой диван!) втиснули в угол, перекрыв доступ к окну. Телевизор Николая Ивановича водрузили на тумбу, закрыв половину экрана плазмы Насти и Вадима.
– Ну вот, теперь хоть жить можно, – довольно огляделась Тамара Петровна, вытирая пот со лба. – Тесновато, конечно, но в тесноте, да не в обиде. Настенька, ставь чайник, проголодались мы с дороги.
Ужин прошел в напряженной атмосфере. Николай Иванович громко хлюпал чаем, Тамара Петровна критиковала Настин суп («жидковат, я на косточке варю»), а Вадим сидел, уткнувшись в тарелку, боясь поднять глаза на жену.
– Значит так, дети, – начала свекровь, отодвигая пустую чашку. – Дом мы продали, деньги на книжке. Но покупать пока ничего не будем. Цены у вас бешеные, риелторы – жулики. Мы решили пока не торопиться. Поживем у вас, осмотримся, район выберем. Может, дачку присмотрим. Вы не против?
Вопрос был риторическим. Настя открыла рот, чтобы сказать «против», но Вадим опередил ее:
– Конечно, мам. Живите сколько нужно.
Настя пнула его под столом ногой, но он даже не вздрогнул.
Начались будни. Адские будни.
Утро начиналось в шесть. Николай Иванович вставал, шаркал в туалет, потом на кухню, включал радио «Шансон» и курил в форточку, хотя Настя сто раз просила не курить в квартире. Дым тянуло в комнату.
– Николай Иванович, пожалуйста, курите на лестнице! – просила Настя, кашляя.
– Да ладно тебе, дочка, холодно там, сквозняки, – отмахивался свекор. – Я же в окошко дымлю.
В семь вставала Тамара Петровна и начинала греметь кастрюлями. Она решила взять на себя готовку, заявив, что Настя «мужика голодом морит».
– Овсянка на воде – это не еда! – вещала она, помешивая шкворчащую сковородку с салом и яичницей. – Вадику силы нужны, он работает.
Запах жареного сала пропитывал одежду, волосы, шторы. Настя, которая придерживалась правильного питания, с ужасом смотрела на жирные пятна на плите и столе.
Вечером, когда Настя и Вадим приходили с работы, их ждал «разбор полетов».
– Настя, ты почему белье не гладишь? – встречала свекровь на пороге. – Я посмотрела – у тебя в шкафу простыни мятые лежат. Непорядок. Я перегладила все.
– Спасибо, Тамара Петровна, но не надо лазить в моих шкафах, – сдерживаясь из последних сил, отвечала Настя.
– Я же помочь хочу! Ты неблагодарная.
Артему, пятилетнему сыну, тоже доставалось. Бабушка пичкала его конфетами («ребенок сладкого хочет!»), хотя у него была аллергия, разрешала смотреть мультики до полуночи и отменяла наказания родителей.
– Не ругай его! – кричала она, когда Настя пыталась отчитать сына за разбросанный конструктор. – Он маленький! Бабушка уберет.
Авторитет родителей таял на глазах. Артем быстро понял, кто теперь в доме главный, и бежал жаловаться бабушке по любому поводу.
Через две недели Настя была на грани нервного срыва. Вадим старался задерживаться на работе, приходя, когда родители уже спали.
– Вадим, так больше продолжаться не может, – сказала Настя в субботу утром, когда они закрылись в ванной – единственном месте, где можно было поговорить без свидетелей. – Они не ищут квартиру. Они даже не смотрят объявления. Они обустроились. Ты видел? Твоя мама уже пересадила мои цветы в свои горшки!
– Насть, ну потерпи. Я поговорю с ними в выходные.
– Ты обещал поговорить неделю назад! Вадим, или они съезжают, или я беру Артема и уезжаю к маме. Выбирай.
Вадим побледнел. Ультиматумы он не любил, но понимал, что жена не шутит.
Разговор состоялся в воскресенье за обедом.
– Мам, пап, – начал Вадим, нервно комкая салфетку. – Мы тут с Настей подумали… Может, стоит начать смотреть квартиры? Цены растут, деньги обесцениваются. Да и тесно нам всем тут.
Тамара Петровна застыла с ложкой супа у рта. Николай Иванович сделал радио потише.
– Тесно? – переспросила свекровь, и ее голос задрожал. – Мы вам мешаем? Родные родители мешают? Мы же стараемся! Я готовлю, убираю, за внуком смотрю! А вы нас гоните?
– Никто вас не гонит, мама. Просто у каждого должна быть своя территория. Вы же сами хотели отдельное жилье.
– Хотели… Но мы подумали, зачем деньги тратить? Мы старые уже, нам много не надо. А деньги вам пригодятся. Мы же наследство вам оставим! А сейчас можно и вместе пожить. Вон, люди в коммуналках живут и не жалуются. А у нас семья!
– Нет, – вдруг громко сказала Настя. – Мы не будем жить вместе. Это невозможно. У нас разные режимы, разные привычки. Я не могу спать под телевизор, я не могу дышать табачным дымом. Я хочу быть хозяйкой на своей кухне.
Тамара Петровна всплеснула руками.
– Вот оно что! Невестке мы не угодили! Курим не так, дышим не так! Вадим, ты слышишь? Твоя жена родителей выгоняет!
– Мама, Настя права, – тихо сказал Вадим. – Мы вас любим, но жить надо отдельно. Давайте завтра посмотрим варианты. Я нашел риелтора.
Тамара Петровна встала из-за стола, бросила ложку в тарелку так, что суп брызнул на скатерть.
– Неблагодарные! Мы к ним со всей душой, дом продали, все бросили, чтобы рядом быть! А они… Коля, собирайся! Мы уходим!
– Куда? – удивился Николай Иванович. – В ночь?
– В гостиницу пойдем! Или на вокзал! Раз родным детям не нужны!
Начался спектакль. Тамара Петровна пила валерьянку, хваталась за сердце, собирала сумки, потом разбирала их, плакала. Вадим бегал вокруг, уговаривал, извинялся. Настя сидела в углу и молча смотрела на этот цирк. Она знала: если сейчас дать слабину, они останутся навсегда.
– Тамара Петровна, – сказала она, когда страсти немного улеглись. – Никто на вокзал не пойдет. Мы снимем вам квартиру прямо сейчас. Хорошую, рядом с нами. Вы будете приходить в гости, гулять с Артемом. Но жить будете отдельно. Это не обсуждается.
– Ты нас за людей не считаешь! – выкрикнула свекровь. – Чужая ты нам!
В итоге, к вечеру удалось договориться. Вадим нашел через знакомых пустующую «двушку» в соседнем доме. Хозяева были не против сдать ее на пару месяцев.
Переезд состоялся на следующий день. Тамара Петровна переезжала с видом мученицы, которую ведут на эшафот.
– Оставляем вас в раю, – язвительно бросила она на пороге. – Живите, радуйтесь. Только когда старые станете, не удивляйтесь, если Артем вас так же вышвырнет.
Дверь закрылась. Настя прислонилась к стене и сползла на пол. В квартире было тихо. Невероятно, звеняще тихо. Не работал телевизор, не пахло салом, не шаркали тапки.
– Прости меня, – сказал Вадим, садясь рядом. – Я идиот. Надо было сразу настоять.
– Надо было, – согласилась Настя. – Но главное, что мы это пережили.
Но история на этом не закончилась.
Через неделю Тамара Петровна позвонила. Голос был бодрый, деловой.
– Вадим, мы тут квартиру присмотрели. В вашем же районе, но дом новее. Трешка.
– Трешка? – удивился Вадим. – Мам, зачем вам трешка? Коммуналка дорогая, убирать тяжело. Возьмите двушку, вам за глаза хватит.
– Нет, хотим трешку. Деньги есть, нам с продажи дома и пая земельного хватило. Мы уже задаток внесли.
– Ну, дело ваше. Поздравляю.
Настя выдохнула. Казалось, проблема решена. Родители купят квартиру, будут жить своей жизнью, ходить в гости по праздникам.
Но она плохо знала Тамару Петровну.
Ремонт в новой трешке затянулся. Свекры продолжали жить на съемной, но каждый день приходили к Насте «помыться» (в съемной якобы плохой напор), «постирать» (машинка старая) или просто «посидеть, скучно же».
Настя терпела. В конце концов, это временно.
Через три месяца ремонт закончился. Новоселье. Настя и Вадим пришли с подарком – мультиваркой. Квартира была просторной, светлой. Тамара Петровна сияла.
– Проходите, дети! Смотрите, как мы устроились! Вот зал, вот спальня наша…
– А это чья комната? – спросила Настя, заглядывая в третью, самую маленькую комнату, оклеенную детскими обоями с машинками.
Тамара Петровна загадочно улыбнулась.
– А это для Артемки! Мы решили: зачем ребенку в садик ходить, заразу цеплять? Мы его к себе заберем. Пусть у нас живет, на пятидневке. А вы работайте, карьеру стройте, молодые еще. Вам отдыхать надо, для себя пожить. А мы внука воспитаем.
Настя почувствовала, как земля уходит из-под ног.
– Тамара Петровна, вы шутите? Артем ходит в садик, у него там друзья, подготовка к школе. Он живет с нами, с родителями. Никакой пятидневки не будет.
– Ну почему же? – обиделась свекровь. – Ему у нас лучше будет! Бабушка пирожки испечет, дедушка сказку расскажет. А вы вечно заняты, орете на него. Мы уже и кровать купили, и игрушки перевезли часть, пока вы на работе были.
– Что?! – Настя бросилась в комнату. Действительно, на полках стояли любимые роботы Артема, которых она не могла найти дома два дня. – Вы украли игрушки?!
– Не украли, а взяли! У нас ключи есть, Вадим давал запасные!
Настя повернулась к мужу. Вадим стоял красный как рак.
– Вадим, забери ключи. Сейчас же.
– Мам, отдай ключи, – глухо сказал Вадим.
– Не отдам! Это и мой дом тоже! Я мать!
– Отдай ключи! – заорал Вадим так, что Николай Иванович выронил пульт от телевизора. – Хватит! Вы перешли все границы! Вы влезли в нашу жизнь, в наш дом, теперь хотите забрать ребенка?!
Тамара Петровна испуганно попятилась. Она никогда не видела сына таким. Она молча достала связку из кармана фартука и бросила на тумбочку.
– Забирайте! И внука забирайте! И не приходите больше! Не нужны нам такие дети!
Настя схватила Артема за руку (он как раз играл в новой комнате), Вадим взял мультиварку (подарок так и не распаковали), и они вышли.
В лифте ехали молча. Артем хныкал:
– Мам, а почему бабушка кричала? Я хотел еще поиграть…
– Бабушка устала, сынок, – сказала Настя, прижимая сына к себе. – Мы пойдем домой. В наш дом.
Вечером они сменили замки. На всякий случай.
Прошло полгода. Отношения с родителями перешли в фазу «холодного мира». Созванивались по праздникам, иногда виделись на нейтральной территории – в парке. Артема к бабушке с дедушкой не пускали одного, только в присутствии родителей.
Тамара Петровна всем соседям во дворе рассказывала, какая у нее ужасная невестка, которая настроила сына против матери и не дает видеться с внуком. Настя знала об этом, но ей было все равно.
Главное, что дома было тихо. Вечерами они с Вадимом и Артемом ужинали на своей маленькой кухне, смеялись, обсуждали день. И никто не учил их, как жарить котлеты, как воспитывать ребенка и как жить.
Однажды Вадим спросил:
– Жалеешь, что мы тогда так жестко поступили?
Настя посмотрела на него, улыбнулась и покачала головой.
– Нет. Жалею только, что не сделали этого раньше. Семья – это мы. И мы должны оберегать наш мир от любых вторжений. Даже если это вторжение под флагом «родительской любви».
Вадим обнял ее.
– Ты права. Знаешь, папа звонил вчера тайком от мамы. Сказал, что гордится мной. Что я смог отстоять свою семью. Сказал, что сам всю жизнь под каблуком у матери прожил и жалеет.
– Видишь, – сказала Настя. – Иногда нужно сказать «нет», чтобы тебя начали уважать.
А красный ковер они так и не вернули. Он остался у свекров в новой квартире, где ему и было самое место. В их жизни для старых ковров места больше не было.
Если вам понравилась эта история, ставьте лайк и подписывайтесь на канал. Буду рада вашим комментариям и рассказам о том, как вы выстраиваете границы с родственниками.