Анна Сергеевна внимательно следила, как её невестка Катя аккуратно расставляет бумаги на кухонном столе. Женщина откинулась на спинку стула, и уголки её губ слегка дрогнули в усмешке. Во взгляде тёщи читалось превосходство того, кто заранее знает результат игры.
— К чему весь этот спектакль? — спросила она, лениво размешивая ложечку в чашке. — Я же сказала — квартира моя. Твои документы ничего не решат.
Катя подняла глаза. Лицо её оставалось невозмутимым, но в глубине глаз горел твёрдый огонёк. За три года жизни с Дмитрием она научилась не поддаваться на уколы его матери. Но сегодня всё было иначе. Сегодня она пришла не умолять, а заявлять.
— Это не просто бумаги, Анна Сергеевна. Это договор, где чётко прописано, что покупатели — мы с Дмитрием. В равных долях. А вот платёжки — каждый взнос по ипотеке шёл с моего счёта.
Тёща рассмеялась. Смех был резкий, сухой, похожий на скрип ржавой петли.
— Ах, дорогая, как ты всё просто понимаешь! Думаешь, раз платила, то теперь твоё? А кто дал вам на первоначальный взнос? Я! Мои кровные! Без них вам бы и кредит не одобрили!
— Сто восемьдесят тысяч, — ровно произнесла Катя. — Вы дали сто восемьдесят. А мы банку уже отдали больше полутора миллионов. И ещё четыре года платить.
Анна Сергеевна поднялась со стула. Она была невысокой, плотной женщиной, но умела держаться так, чтобы казаться крупнее. Она отошла к окну, намеренно повернувшись к невестке спиной.
— Дмитрий в курсе твоего визита? — бросила она через плечо.
— Нет. Это наш с вами разговор.
— Вот и прекрасно! — тёща резко обернулась. — Наш! И я тебе повторяю: оставь мысли о квартире. Дима — мой сын, и он никогда не перечит мне. А ты... ты лишь эпизод в его судьбе.
Эпизод. Эти слова болезненно отозвались в душе Кати. Три года брака, общая дочь, бесконечные ночи у кроватки, пока Дмитрий был в разъездах. И всё это — лишь эпизод?
— У нас с Дмитрием есть дочь, — тихо сказала она. — Полине два года. Она тоже эпизод?
— Дети растут и улетают из гнезда, — пожала плечами Анна Сергеевна. — А мать остаётся навсегда. Дима это прекрасно знает.
В этот момент щёлкнула дверь в прихожей. Дмитрий вернулся с работы непривычно рано. Он вошёл на кухню, и его взгляд замер, перебегая с лица матери на лицо жены. Разложенные на столе документы сразу расставили все точки над i.
— Снова? — устало спросил он, снимая пиджак. — Мам, Катя, неужели нельзя без этого?
— Твоя супруга решила предъявить права, — объявила Анна Сергеевна. — Требует, чтобы её признали совладелицей.
— Я требую соблюдения договорённостей, — поправила Катя. — Дмитрий, твоя мать хочет оформить квартиру только на себя. Ту самую, за которую мы платим.
Дмитрий тяжело опустился на свободный стул. Ему было тридцать три, но в такие минуты он казался гораздо старше. Серые глаза помутнели, на переносице залегла резкая складка.
— Мам, мы же обсуждали...
— Мы обсуждали, что жильё будет записано на тебя! — перебила его Анна Сергеевна. — А ты что удумал? Вписал её! Половину подарил!
— Она моя жена. Мать моей дочери.
— Вот именно — твоей дочери! А она здесь при чём? Приехала из своего посёлка, опутала тебя, и теперь хочет на готовенькое!
Катя почувствовала, как по щекам разливается жар. Посёлок. Да, она родилась не в столице. Но она окончила институт с отличием, работала старшим экономистом в солидной фирме. Именно её доход позволял им исправно вносить платежи по кредиту.
— Я получаю больше вашего сына, — отчеканила она. — И уж точно больше вашей пенсии.
Анна Сергеевна побагровела.
— Как ты смеешь! Я всю жизнь горбатилась! Одна Диму подняла! Без отца, без поддержки!
— И теперь он должен? Всю жизнь обязан?
— Он мой сын!
— И мой муж!
— Хорошенький муженёк! Посмотрим, как долго продержится!
Дмитрий встал, ударив ладонью по столу. Чашки подпрыгнули, чай расплескался по скатерти.
— Прекратите! Обе! Мам, хватит пугать разводом. Катя, не говори о долгах. Мам, сядь. Катя, убери бумаги. Сейчас всё спокойно обсудим.
Но спокойствия не случилось. Анна Сергеевна, уловив колебания сына, перешла в атаку.
— Димка, родной, ты пойми. Я же о тебе беспокоюсь! Сегодня она с тобой, а завтра найдёт кого побогаче и свалит. А квартира ей достанется! Ты на улице останешься!
— Мам, у нас семья. Мы друг от друга никуда не денемся.
— Все так твердят. А потом? Вон, Алла, помнишь, с пятого этажа? Тоже вечную любовь клялась. Как квартиру поделили — сразу с другим снялась!
Катя поднялась. В её движениях появилась собранность, которой раньше не было.
— Знаете что, Анна Сергеевна? Вы правы. Возможно, мы и разведёмся. Но не из-за жилплощади, а из-за вас. Из-за того, что вы превратили жизнь сына в постоянный раздрай. Он мечется меж двух огней, не может определиться. А знаете почему? Потому что вы внушили ему, что он перед вами в неоплатном долгу. Что должен жертвовать своим счастьем ради вашего спокойствия.
— Катя! — предостерегающе произнёс Дмитрий.
Но её уже было не остановить. Три года терпения прорвались, словно прорвало плотину.
— Нет, Дмитрий! Молчать больше не буду! Твоя мать является к нам без предупреждения, у неё ключи, которые ты ей выдал, не спросив меня. Она роется в наших шкафах, проверяет бумаги, учит, как растить Полину. Зовёт меня провинциалкой, хотя сама дальше садового участка ни разу не выезжала!
— Да как ты смеешь так говорить! — взвизгнула Анна Сергеевна. — Дима, ты слышишь? Она твою мать оскорбляет!
Дмитрий молчал. Он сидел, уставившись в стол, плечи его безвольно опустились. В этой тишине было столько изнеможения, столько безнадёжности, что Катю кольнула жалость. Но жалость тут же сменилась обидой. Почему это она должна его жалеть? Почему должна терпеть?
— Дмитрий, — ласково позвала его мать. — Сынок, скажи ей. Объясни, что квартира — это наше родовое. Что нельзя посторонним...
— Она не посторонняя, — глухо сказал он. — Она моя жена.
— Но я твоя мать!
— Да, мама. Ты моя мать. А она — мать моего ребёнка.
Воцарилась тишина. Анна Сергеевна смотрела на сына так, будто он её предал, променял на первую попавшуюся. На глазах у неё выступили слёзы — неискренние, фальшивые, она умела их вызывать по необходимости, это Катя давно подметила. Но эти слёзы всегда действовали на Дмитрия безотказно.
— Значит, ты выбираешь её? — дрогнувшим голосом спросила тёща.
— Я никого не выбираю, мам. Я просто хочу, чтобы вы обе...
— Нет! — резко оборвала его Анна Сергеевна. — Или она, или я! Решай!
Катя смотрела на мужа. Вот он, момент истины. Три года она ждала, когда он сможет наконец сказать матери «нет». Когда сможет встать на защиту своей семьи, своей жены, своего выбора. Но Дмитрий молчал. Он сидел, сцепив руки на затылке, и молчал.
— Что ж, — Анна Сергеевна торжествующе выпрямилась. — Молчание — знак согласия. Собирай свои пожитки, провинциалка. И дочь забирай. Диме новая семья не нужна. Верно, сынок?
И тут случилось то, чего никто не ожидал. Дмитрий поднял голову, и в его глазах не было привычной растерянности. Там появилась холодная, стальная решимость.
— Хватит, мама.
— Что? — не поняла Анна Сергеевна.
— Я сказал — хватит. Ты права, выбор необходим. И я выбираю свою семью. Катю и Полину.
Тёща отшатнулась, будто от невидимого удара.
— Ты... ты не можешь так...
— Могу и должен был сделать это давно. Мама, я тебя люблю. Ты меня вырастила, дала путёвку в жизнь. Но я не могу вечно быть твоим маленьким мальчиком. У меня теперь своя семья, своя жизнь.
— Это она тебя науськала! — выкрикнула Анна Сергеевна, тыча пальцем в сторону Кати. — Это всё её рук дело!
— Нет, мама. Это моё решение. Квартира остаётся в нашей с Катей совместной собственности. Это наш дом. А тебе... тебе придётся с этим смириться.
Анна Сергеевна смотрела на сына, и её лицо медленно искажалось. Маска заботливой матери сползала, обнажая злость, обиду, жажду мстить.
— Ах, вот как? Что ж, посмотрим, как вы без меня управитесь! Кто с вашей девочкой сидеть будет? Кто вам помогать станет?
— Управимся, — твёрдо сказал Дмитрий. — Другие как-то справляются.
— Пожалеешь! Ещё приползёшь ко мне на коленях!
Она схватила свою сумочку и направилась к выходу. У двери обернулась.
— И ключи верни! — бросила ей вслед Катя.
Анна Сергеевна с грохотом швырнула связку ключей на пол и выбежала, громко хлопнув дверью.
В квартире воцарилась тишина. Катя и Дмитрий сидели за столом, не глядя друг на друга. Документы всё ещё лежали меж ними, но теперь они утратили свою важность.
— Прости, — тихо сказал Дмитрий. — Прости, что так долго не решался...
— Три года, — так же тихо отозвалась Катя. — Три года я ждала.
— Знаю. Просто... она ведь одна. Кроме меня, у неё никого нет.
— И у тебя никого не останется, если будешь вечно жить ради неё.
Дмитрий протянул руку через стол и накрыл ладонь жены.
— Больше не буду. Обещаю. Мы справимся, да?
Катя посмотрела ему в глаза. Впервые за долгое время она увидела там не растерянность ребёнка, а взгляд взрослого, ответственного мужчины.
— Справимся, — кивнула она.
За окном сгущались сумерки. Из детской донёсся голосок Полины, звавшей маму. Катя привстала, но Дмитрий удержал её за руку.
— Я схожу. А ты... может, чаю наконец нормального заваришь? Без криков и слёз.
Она улыбнулась — впервые за этот долгий день.
— Без криков и слёз.
Когда Дмитрий ушёл в детскую, Катя стала собирать документы со стола. Договор, квитанции, выписки. Всё это больше не имело значения. Битва была выиграна, но не так, как она планировала. Не бумагами и расчётами, а простым человеческим выбором.
Она подошла к окну. Внизу, во дворе, она увидела Анну Сергеевну. Тёща стояла у подъезда, видимо, в ожидании, что сын выскочит за ней, станет просить прощения, умолять вернуться. Но минуты шли, а дверь не открывалась.
Из детской донёсся смех Полины и спокойный голос Дмитрия, читающего сказку. Катя отвернулась от окна и направилась на кухню ставить чайник. Новая жизнь начиналась с простых вещей — с чашки чая, со смеха ребёнка, с тишины в доме, где больше не будет непрошеных визитов.
Анна Сергеевна ещё долго стояла во дворе. Потом достала телефон, набрала номер сына. Катя видела, как в прихожей замигал экран телефона Дмитрия. Но он не ответил. Не ответил и на второй звонок, и на третий.
Наконец тёща развернулась и медленно побрела прочь. Её силуэт становился всё меньше, пока не исчез за углом дома. Катя знала — она ещё вернётся. Может, через неделю, может, через месяц. Будет названивать, слать сообщения, пытаться вернуть утраченное влияние. Но нечто важное изменилось сегодня. Дмитрий сделал выбор. И этот выбор давал надежду, что их маленькая семья устоит.
Чайник засвистел. Катя сняла его с огня и заварила чай — обычный чёрный, с бергамотом, который любил Дмитрий. Достала печенье, испечённое накануне для Полины. Накрыла на стол — просто, без изысков, по-домашнему.
Когда Дмитрий вернулся из детской, неся на руках сонную дочку, на столе их уже ждал скромный ужин.
— Поля просится к нам, — сказал он. — Не хочет засыпать одна.
— Пусть сегодня побудет с нами, — согласилась Катя.
Они сели за стол втроём. Полина устроилась на коленях у отца, сонно покусывая печенье. Дмитрий одной рукой придерживал дочь, другой помешивал чай. Катя смотрела на них и думала, что, возможно, всё к лучшему. Иногда нужна гроза, чтобы воздух стал свежее.
— Знаешь, — вдруг сказал Дмитрий, — а давай сменим замки? На всякий пожарный.
Катя удивлённо приподняла бровь.
— Ты серьёзно?
— Абсолютно. Завтра же позвоню мастеру. И код домофона поменяем. Наш дом — наши порядки.
Полина что-то пробормотала во сне и крепче прижалась к отцу. Дмитрий поцеловал её в макушку и посмотрел на жену.
— Прости меня ещё раз. За всё.
— Главное, ты сделал правильный шаг.
— Знаешь, я давно этого хотел. Просто... страшно было. Она ведь и правда одна.
— У неё есть подруги, соседи. И мы никуда не исчезнем. Просто теперь всё будет по-другому. С уважением к личным границам.
— Границы, — повторил Дмитрий. — Мама это слово на дух не переносит.
— Придётся привыкнуть.
Они допили чай в тишине. Потом вместе уложили Полину в свою кровать и легли по обе стороны от неё. Дочка во сне перевернулась и обвила ручками шею матери. Дмитрий накрыл их обеих одеялом.
— Кать, — прошептал он в темноте.
— Что?
— Спасибо, что не опустила руки. Что боролась за нас.
— Это наша семья. За неё стоит постоять.
Утром их разбудил длинный, настойчивый звонок в дверь. Дмитрий и Катя переглянулись.
— Не открывай, — попросила Катя.
— И не собирался.
Звонок повторился. Потом ещё. Из-за двери послышался приглушённый голос Анны Сергеевны.
— Дима! Сынок! Открой! Я знаю, ты дома!
Поля заворочалась, но не проснулась. Дмитрий поднялся с кровати.
— Ты куда?
— К двери. Не открывать, а сказать, чтобы уходила.
Он подошёл к двери, не снимая цепочку.
— Мама, уходи.
— Димка! Открой немедленно! Надо поговорить!
— Мы всё вчера сказали.
— Это она тебя накрутила! Впусти меня!
— Мама, уходи. Когда успокоишься, позвони. Может, увидимся где-нибудь в кафе.
— В кафе?! Я твоя мать!
— Именно поэтому я прошу тебя уйти. Не вынуждай меня звонить в полицию.
За дверью воцарилась тишина. Затем послышались удаляющиеся шаги.
Дмитрий вернулся в спальню. Катя сидела на кровати, прижимая к себе проснувшуюся дочь.
— Ушла?
— Ушла.
— Надолго?
— Не знаю. Но мы выдержим.
Поля потянулась к отцу.
— Папа, кто там кричал?
— Никто, зайка. Показалось.
— А мама почему грустит?
Катя улыбнулась.
— Я не грущу, родная. Я радуюсь.
И это была правда. Несмотря на всё произошедшее, несмотря на грядущие трудности, она чувствовала себя счастливой. Потому что впервые за три года их семья стала по-настоящему семьёй. Без стороннего контроля, без манипуляций, без вечного выбора между долгом перед матерью и любовью к жене.
Дмитрий обнял их обеих.
— Что на завтрак?
— Блины! — радостно выкрикнула Поля.
— Что ж, блины так блины, — согласилась Катя.
Они пошли на кухню все вместе. За окном светило солнце, суля ясный день. Где-то там, за стенами их квартиры, осталась обиженная Анна Сергеевна со своими претензиями и обидами. Но здесь, в их доме, началась новая жизнь. Жизнь, в которой решения будут принимать они сами. Жизнь без страха и чувства вины.
И пока Катя замешивала тесто, а Дмитрий занимал дочку, она думала о том, что самые важные победы иногда одерживаются не в кабинетах и не с помощью официальных бумаг. Порой достаточно просто сказать «стоп» и отстоять то, что тебе дорого.
Анна Сергеевна ещё не раз пыталась вернуть всё назад. Она слала длинные письма, звонила родне, жаловалась знакомым. Но Дмитрий стоял на своём. С каждым днём его уверенность крепла. А через месяц, когда Анна Сергеевна пришла с извинениями и обещаниями исправиться, он спокойно изложил ей новые условия. Визиты — только по договорённости. Никаких ключей. Никакого вмешательства в их жизнь.
Как ни удивительно, со временем Анна Сергеевна приняла эти правила. Может, осознала, что иначе потеряет сына навсегда. А может, просто устала от борьбы. Но отношения постепенно наладились. Не сразу, не без трений, но наладились. И через год, когда у Кати и Дмитрия родился второй ребёнок — сын, Анна Сергеевна пришла в роддом с цветами и искренними поздравлениями.
— Как назовёте? — спросила она, глядя на внука.
— Антон, — ответил Дмитрий. — В память о деде.
Анна Сергеевна кивнула. На глазах у неё блеснули слёзы — на этот раз неподдельные.
— Хорошее имя. Твой отец гордился бы.
И в этот миг Катя поняла — они победили. Не тёщу, не её сложный характер, а ту ситуацию, в которой страдали все. Теперь у них была настоящая семья. Большая, порой непростая, но настоящая. И квартира, бывшая яблоком раздора, стала домом для всех. Домом, где нашлось место и детскому смеху, и семейным вечерам, и даже визитам бабушки. Но только по приглашению. И только с уважением к личным границам.