Стабильность была их счастьем. Раз за разом повторяющийся распорядок дня. Утром завтрак, потом работа, вечером она быстро готовила ужин – полуфабрикатные котлеты или блинчики, макароны или картошка.
Садились у телевизора. Смотрели за ужином новости. Потом пили чай с конфетами. После он непременно шел на балкон курить. Неторопливо, основательно. Минут десять дымил, думал о чем-то своем. Возвращался, принося в помещение холодный воздух и крепкий запах табака. Она за много лет привыкла. Перестала морщить нос. Знала: он не бросит.
Иногда он оказывался в кабинете врача. Всегда как бы против своей воли. Сердечко ли прихватит или простуда никак не отпустит – неделями его изводил мучительный кашель, особенно сильный по утрам, - доктор всегда говорила, что надо бросить курить.
Он кивал коротко. Так, что врач тут же понимала – не бросит от ни черта. Так и будет курить. До гробовой доски.
И он курил. Снова и снова шел по привычной, проторенной дорожке их устоявшегося с женой распорядка дня. Бережно хранил традицию – так он про себя ее называл – семейных ужинов у телевизора. За которым шла непременная минутка мужского одиночества, недолгого размышления о судьбах мира на собственном балконе, овеваемая табачным дымом. Он так привык, и точка.
И вот наступил очередной вечер, который был братом-близнецом всех прочих ноябрьских вечеров. Они съели пельмени со сметаной, посмотрев сводку новостей по телевизору. Выпили крепкий черный чай с лимоном. Похрустели «раковыми шейками». Потом он пошел на балкон.
- Володя, почему ты шаркаешь? Перестань. Другие тапки тебе купим. Эти совсем разваливаются.
Муж пожал плечами и направился на балкон. Курил, думал. Вернулся. Выпил еще чашку чая. Попросил таблетку – что-то голова разболелась, не иначе как на погоду.
Жена посмотрела, как он идет в сторону спальни. Удивительно, что раньше она не замечала: он же так сильно сдал! Появилась какая-то стариковская походка, перекошенное на одну сторону тело, пришаркивание правой ногой. Скоро нужно будет покупать ему палку, с которой ходят старики. А лет-то ему немного – всего пятьдесят восемь… И когда только жизнь прошла…
Наутро он не смог встать. Позвал ее каким-то невнятным мычанием, страшным стоном. Говорить не мог. Перекосило лицо. Она снова и снова пыталась усадить его трясущимися руками на постель, а он валился, словно тряпичная кукла. Не сразу оставила это бессмысленное занятие – отчего-то казалось, что непременно надо посадить мужа, тогда все будет хорошо. Потом поняла вдруг, что давление можно померить и лежа. 200/100. Нашарила похолодевшей рукой телефон. Позвонила в скорую…
Он умер в реанимации ровно через сутки.
Она успела увидеть его, слабого и какого-то будто уже сдавшегося, совсем безжизненного, когда ее пропустили ненадолго – как она сейчас понимала – попрощаться. Тогда врач просто сказал, что состояние крайне тяжелое, никаких гарантий нет.
Она-то, дура, решила, что речь идет про гарантии возвращения к их привычной жизни. Когда они по утрам пили кофе на своей кухне, потом шли на трамвай, добирались до работы, а вечером ужинали у телевизора…
Потом только поняла: нет гарантий на жизнь. Кончился срок эксплуатации бренного человеческого тела, и никаких гарантий быть не может. Повезет – починят сердце, мозг и другие органы в больничке, подлатают, чтоб худо-бедно проскрипели еще сколько-то лет. Не повезло…
Потом уже, после похорон, после сорока дней, когда закончился в голове какой-то страшный давящий гул, когда отпустила сердце каменная плита горя, отчаяния, одиночества, когда прояснилось перед глазами и стало чуть легче, она пошла на прием к участковому терапевту. Вспомнила, как он странно шаркал правой ногой, когда шел курить на балкон.
Можно ли было тогда помочь? Нужно ли было сразу вызывать скорую?
Участковый терапевт, женщина средних лет, которая была достаточно опытной, чтобы не давать необдуманных ответов, она не успела еще окончательно выгореть на этой скотской (уж если по правде-то) работе, посмотрела внимательно на посетительницу.
Она хорошо помнила ее мужа. Помнила его ЭКГ, анализы, всю ситуацию в целом. И знала, что чем-то таким и закончится его жизненный путь. Рак легких, инфаркт, инсульт – три широких дорожки, в сторону которых смело шагал ее покойный пациент, поддерживая свою «традицию». Ей казалось, будто и он сам понимал, к чему идет дело. Понимал – и оттого еще отчаяннее искал спасения в привычной стратегии совладания со стрессом – палочке, у которой на одном конце сгорают сильнейшие канцерогены, и высокая температура только усиливает их страшное действие, а на другом конце – горит человек, который сводит таким образом счеты с жизнью, сокращает ее на часы, дни, недели, месяцы – чем дольше «стаж», тем быстрее начинается этот обратный отсчет.
Вздохнула. Как ответить так, чтобы женщина не винила себя? Ведь ее муж сделал выбор, на который супруга вряд ли смогла бы повлиять. Решила быть честной.
Сказала, что да, инсульт начался именно тогда, вечером, когда он начал приволакивать правую ногу. А ночью, вероятно, случился подъем давления, на фоне которого инсульт только поддал ходу: нервные клетки отмирали одна за другой, увеличивался неврологический дефицит. К утру симптомы стали явными, вполне понятными. Инсульт раннего утра вообще частая история, потому что именно в этот момент у гипертоников происходит подъем давления достаточный для того, чтобы запустить необратимую махину болезни. Но тут все произошло вечером. Курение стало спусковым крючком. Да, скорую нужно было вызвать сразу.
Смогли бы его спасти, если бы она позвонила в скорую раньше? Может быть, да. А может, и нет. Никто не знает. Одно понятно совершенно точно: он шел к этой болезни много лет.
Курение – фактор риска инсульта. Артериальная гипертония, которой он также уделял недостаточно внимания, принимая таблетки только тогда, когда уж совсем прижмет, тоже.
Кто виноват? Он сам, потому что не слушал рекомендаций врача. Врач, впрочем, тоже виновата – если уж говорить в этой концепции, где мы старательно отыскиваем виновных – ведь не смогла же она донести до пациента, как важно убрать те факторы риска инсульта, на которые мы в силах повлиять.
А ведь есть еще генетика, пол, возраст – факторы, на которые влиять нельзя, и они тоже вносят свой вклад в риски инсульта! Виновата погода – может, будь на улице мороз, мужчина не пошел бы курить, не захотел бы зазря мерзнуть. А может, и нет. Пошел бы в подъезд, да и выкурил бы ту свою последнюю в жизни сигарету.
Доктор замолчала. Посмотрела на посетительницу пристально.
Женщина слегка улыбнулась. Поняла. Не винит себя. Значит, разговор этот был не зря.
Потом доктор выдала своей пациентке дневник давления, направление на анализы и дала памятку, в которой рекомендовано было заниматься физкультурой и сбалансированно питаться. Долой пельмени и полуфабрикатные котлеты. Ей пятьдесят семь, это вообще-то время полноценной и счастливой жизни! Так сказала доктор.
И ей определенно можно было верить.