– Лариса, ну что ты так резко, – голос Тамары Ивановны в трубке звучал мягко, почти ласково, как всегда, когда она готовилась просить о чём-то большом. – Я же не просто так звоню. У Светы ведь ситуация... понимаешь, критическая.
Лариса замерла посреди кухни с чашкой кофе в руке. За окном шумел апрельский дождь, стекая по стеклу ровными струями, а в квартире пахло свежесваренным кофе и тёплым хлебом – она только что достала буханку из духовки. Обычное субботнее утро. И вот теперь всё это обычное рушилось от одного телефонного звонка.
– Какая ещё ситуация? – спросила она, стараясь, чтобы голос звучал ровно. – Света живёт в своём городе, у неё своя квартира, муж, работа. С чего вдруг ей понадобилась моя?
Тамара Ивановна вздохнула так тяжело, будто несла на плечах весь мир.
– Муж её бросил, Лара. С молодой ушёл. Света в слезах, говорит, не может там оставаться – всё напоминает. А здесь, в Москве, у неё хоть работа найдётся получше, да и мы рядом будем. Ты же понимаешь, как тяжело одной с ребёнком на руках...
Лариса поставила чашку на стол. Руки слегка дрожали.
– Понимаю, – сказала она. – Но у меня тоже ребёнок. И муж. И эта квартира – единственное наше жильё. Мы её десять лет выплачивали, последнюю копейку в ипотеку отдавали.
– Ну, это же временно! – тут же подхватила свекровь. – Пока Света на ноги не встанет. Годик-другой. А вы с Серёжей и Машей поживёте пока у нас с отцом. У нас три комнаты, места хватит. Мы же семья, Лариса. Семья должна помогать друг другу.
Лариса закрыла глаза. Она знала этот тон – смесь укоризны и умиления, перед которым её муж обычно сдавался без боя. Но сейчас речь шла не о лишней тарелке борща на праздничном столе. Речь шла о её доме.
– Тамара Ивановна, – сказала она медленно, – эта квартира записана на меня. Ещё от моих родителей досталась доля, мы с Серёжей потом выкупили остальное. Это не просто жильё. Это мой дом. И я не собираюсь из него съезжать. Ни на год, ни на два, ни на месяц.
В трубке повисла пауза. Потом свекровь заговорила уже совсем другим голосом – тем самым, который Лариса слышала только в самые напряжённые моменты семейных советов.
– Ты что же, Лариса, хочешь, чтобы моя дочь с внуком на улице остались? У Светы депрессия, врач сказал – смена обстановки необходима. А ты... ты даже помочь родне не хочешь?
– Я хочу помочь, – ответила Лариса, чувствуя, как внутри всё сжимается от знакомого чувства вины. – Но не ценой своего дома. Есть же другие варианты. Снять квартиру, например. Мы даже можем помочь финансово первое время.
– Снимать? – переспросила Тамара Ивановна так, будто Лариса предложила Свете жить в картонной коробке под мостом. – За такие деньги? Да лучше сразу вашу квартиру освободить, чем выбрасывать их на ветер!
Лариса глубоко вдохнула. Она знала, что сейчас начнётся настоящее наступление.
– Я поговорю с Сергеем, – быстро сказала она. – Позвоню позже.
И отключилась, пока свекровь не успела возразить.
Сергей пришёл с работы поздно, уставший, с запахом дождя и метро в волосах. Лариса встретила его на пороге, как делала всегда в трудные дни – с горячим ужином и молчаливым пониманием, что сейчас нужно просто поесть и отдохнуть. Но сегодня молчание длилось недолго.
– Мама звонила? – спросил он, снимая куртку. По лицу Ларисы всё было видно.
– Звонила, – кивнула она. – Просила нас съехать из квартиры. Чтобы Света с Артёмом переехали.
Сергей замер в дверях кухни.
– Как... съехать?
– Именно так. Говорит, временно. Пока Света не устроится. А мы все вместе поживём у твоих родителей.
Он прошёл к столу, сел, потёр виски.
– Лар, ну... Светке действительно тяжело. Я сегодня с ней говорил – плачет, говорит, сил нет там оставаться.
Лариса поставила перед ним тарелку с горячим, но есть он не стал.
– Серёж, – она села напротив, – я понимаю, что Свете тяжело. Правда понимаю. Но почему решение её проблем должно лежать на наших плечах? Буквально – на наших квадратных метрах?
– Потому что мы семья, – тихо сказал он. – У нас есть возможность помочь.
– У нас есть возможность помочь деньгами, советом, поддержкой. Но не ценой нашего дома. Эта квартира – всё, что у нас есть. Мы её ремонтировали своими руками, помнишь? Маша здесь родилась. Здесь её первые шаги, первые слова...
Сергей поднял глаза. В них было то самое выражение, которое Лариса ненавидела больше всего – смесь вины и беспомощности.
– Я не знаю, что делать, – признался он. – Мама уже всю родню подняла на уши. Говорит, если мы откажемся, то... ну, в общем, что мы плохие родственники.
Лариса почувствовала, как внутри всё холодеет.
– А если мы согласимся, то мы хорошие родственники, но бездомные? – спросила она тихо.
Он промолчал.
Вечером, когда Маша уже спала, они сидели на кухне и пили чай. За окном всё ещё моросил дождь, и в тишине квартиры слышно было, как капли стучат по подоконнику.
– Я поговорил с мамой, – сказал Сергей, не глядя на Ларису. – Она... предложила компенсацию.
– Какую компенсацию? – Лариса напряглась.
– Ну... они готовы выплатить нам сто тысяч в месяц. Пока мы будем у них жить. Типа арендной платы, наоборот.
Лариса посмотрела на мужа так, будто он только что предложил продать почку.
– Сто тысяч? – переспросила она. – За нашу трёхкомнатную квартиру в Москве? В спальном районе, но в пятнадцати минутах от метро? Сергей, ты серьёзно?
– Я сказал ей, что это мало, – быстро ответил он. – Она говорит, что больше не потянут. Пенсия у них маленькая, плюс Свете надо помогать...
– А мы, значит, должны потянуть? – Лариса почувствовала, как голос начинает дрожать. – Мы, которые до сих пор ипотеку выплачиваем за машину? Которые Машу в садик только через очередь устроили, потому что платный не потянуть?
Сергей опустил голову.
– Я не знаю, Лар. Правда не знаю.
Она встала, подошла к окну. Внизу, под фонарями, блестели лужи. Обычный московский двор – качели, песочница, несколько машин. Их мир. Который сейчас пытались отнять.
– Знаешь, что, – сказала она, не оборачиваясь. – Завтра воскресенье. Пригласи своих родителей и Свету в гости. Пусть приедут. Поговорим все вместе. На моей территории.
Сергей поднял глаза.
– Ты уверена?
– Абсолютно, – ответила Лариса, и в её голосе прозвучала сталь, которой он раньше в ней не замечал.
На следующий день, ровно в двенадцать, раздался звонок в дверь.
Тамара Ивановна вошла первой – с огромным пакетом пирогов и привычной улыбкой победительницы. За ней отец Сергей, молчаливый, как всегда, и Светлана с девятилетним Артёмом. Света выглядела действительно плохо – бледная, осунувшаяся, с тёмными кругами под глазами. Лариса даже почувствовала укол жалости. Но только укол.
– Лариса, какая ты у нас хозяюшка! – воскликнула Тамара Ивановна, оглядывая квартиру. – Всё блестит, всё на местах. Вот бы Светочке так научиться...
Света слабо улыбнулась, Артём тут же убежал в комнату к Маше – дети всегда находят общий язык быстрее взрослых.
Они сели за стол. Лариса специально накрыла по-праздничному – белая скатерть, лучшие чашки, пироги свекрови рядом с её собственным тортом. Война войной, а гостеприимство по расписанию.
– Ну, что, – начала Тамара Ивановна, когда все выпили чай, – поговорим по делу?
– Поговорим, – кивнула Лариса. – Я внимательно выслушала ваше предложение. Сто тысяч в месяц за то, чтобы мы съехали из собственной квартиры. Правильно я поняла?
Света опустила глаза. Отец Сергей молчал. Тамара Ивановна выпрямилась.
– Лариса, ну не будем же мы торговаться, как на рынке. Мы же родные люди.
– Именно поэтому и говорим открыто, – спокойно ответила Лариса. – Рыночная стоимость аренды такой квартиры – двести пятьдесят – двести восемьдесят тысяч. Это без учёта того, что это наш собственный дом, куда мы будем возвращаться... когда? Через год? Два? Пять?
– Ну, не пять же, – попыталась улыбнуться Тамара Ивановна.
– А сколько? – Лариса посмотрела прямо на Свету. – Свет, ты сама как думаешь? Сколько тебе понадобится времени, чтобы встать на ноги в Москве?
Светлана подняла глаза. В них стояли слёзы.
– Я.. не знаю, Лар. Правда не знаю. Может, год. Может, больше. Мне сейчас вообще ничего не хочется. Просто... спрятаться куда-нибудь.
Лариса кивнула.
– Понимаю. Но прятаться в моей квартире я тебе не дам. Извини, если жёстко звучит. Есть другие варианты. Мы можем помочь снять тебе жильё – пусть даже в нашем районе. Можем дать деньги на первый взнос. Можем помочь с работой – у Сергея есть знакомые в IT, могут посмотреть резюме. Но съезжать отсюда мы не будем.
Тамара Ивановна открыла рот, чтобы что-то сказать, но Лариса подняла руку.
– Подождите. Я ещё не закончила. Эта квартира – не просто стены. Это место, где Маша растёт. Где мы с Сергеем планировали жить, когда станем старыми. Это последнее, что осталось от моих родителей. И я не отдам её никому. Даже родне.
В комнате повисла тишина. Потом Света тихо сказала:
– Я понимаю.
– Ничего ты не понимаешь! – вдруг взорвалась Тамара Ивановна. – Это же временно! А ты... ты эгоистка! У тебя есть куда пойти, а у моей дочери – нет!
– У меня есть куда пойти, – спокойно ответила Лариса. – Вот сюда. В свой дом. Который я не собираюсь отдавать.
Сергей сидел молча, глядя в стол. Лариса посмотрела на него.
– Серёж, а ты что скажешь?
Он поднял глаза. В них было мучительное раздражение.
– Я... я не знаю, Лар. Правда. С одной стороны – Светке помочь надо. С другой...
– С другой – у нас своя семья, – закончила за него Лариса. – И свои границы.
Тамара Ивановна вскочила.
– Ну и ладно! Живите в своей квартире! А мы... мы как-нибудь без вас обойдёмся!
Она схватила сумку и направилась к двери. Отец Сергей молча пошёл за ней. Света осталась сидеть, глядя в свою чашку.
– Прости, Лар, – тихо сказала она. – Я не хотела... это всё мама.
– Я знаю, – Лариса села рядом. – Свет, послушай. Я правда хочу помочь. Но не так. Давай найдём другой вариант? Вместе?
Светлана подняла глаза. В них было отчаяние, но и что-то ещё – благодарность, кажется.
– Правда? Ты... не против, если я иногда буду приезжать? К Артёму с Машей поиграть?
– Конечно, – улыбнулась Лариса. – Дверь всегда открыта. Для гостей.
Когда дверь за родственниками закрылась, Сергей подошёл и обнял жену сзади.
– Ты была потрясающая, – прошептал он.
– Я была собой, – ответила Лариса, поворачиваясь к нему. – И впервые за долгое время почувствовала, что имею право быть собой в собственном доме.
Но это было только начало. Потому что Тамара Ивановна ушла, хлопнув дверью, а такие двери обычно открываются снова – и с новой силой...
– Ты что, совсем стыд потеряла? – голос Тамары Ивановны в трубке дрожал от возмущения. – Это же родная сестра твоего мужа! А ты её на улицу выгоняешь!
Лариса отложила телефон на громкую связь и продолжила раскладывать Машину школьную форму – завтра понедельник, а она привыкла, чтобы всё было готово заранее. Прошла неделя после того памятного разговора за столом, и свекровь звонила уже в пятый раз.
– Тамара Ивановна, – спокойно ответила Лариса, – я никого не выгоняю. Я просто не отдаю свою квартиру. Это разные вещи.
– Разные?! – почти закричала свекровь. – Света уже билеты купила! На следующей неделе приезжает с вещами! Куда ей теперь деваться?
– В съёмную квартиру, – Лариса аккуратно сложила Машину юбку. – Мы даже нашли несколько вариантов. Хорошая двушка в соседнем доме, семьдесят пять тысяч в месяц. Мы готовы оплатить первые три месяца и залог.
– Семьдесят пять тысяч! – Тамара Ивановна задохнулась. – Это же целая пенсия! Вы что, нас разорить хотите?
– Нет, – Лариса вздохнула. – Мы хотим помочь, но в разумных пределах. И без того, чтобы остаться без крыши над головой.
Повисла пауза. Потом свекровь заговорила совсем другим тоном – тихим, почти заискивающим.
– Ларис... ну пойми ты меня, старую. Света ведь не чужая. Я всю жизнь мечтала, чтобы дети рядом были. И вот сейчас такой шанс... Квартира у вас большая, трёхкомнатная. Маша уже в школу пошла, ей отдельная комната не так нужна. А Артёмке с мамой будет где развернуться...
Лариса замерла. Она знала этот тон. Так свекровь говорила, когда хотела добиться своего наверняка.
– Тамара Ивановна, – сказала она твёрдо, – я уже всё решила. Мы не съезжаем. Точка.
– Ну и ладно! – голос свекрови снова сорвался на крик. – Будете знать, как с роднёй обращаться! Сергей мне всё рассказал – как ты его перед всеми унизила! Он теперь со мной согласен полностью!
Лариса подняла брови. Сергей сидел в соседней комнате и делал вид, что смотрит футбол, но она знала – он слышит каждое слово.
– Передайте Сергею, чтобы он сам со мной поговорил, – сказала она и отключилась.
Через минуту муж появился на пороге кухни. Лицо красное, глаза бегают.
– Лар... мама немного погорячилась.
– Немного? – Лариса посмотрела на него прямо. – Она сказала, что ты с ней согласен. Это правда?
Сергей отвёл взгляд.
– Я... я просто сказал, что понимаю её чувства. Что Свете тяжело. Но я не говорил, что мы должны съехать!
– А что ты говорил? – тихо спросила Лариса.
Он замялся.
– Ну... что можно было бы подумать над вариантом, чтобы Света пожила у нас какое-то время. Пока не найдёт работу. Месяца три-четыре.
Лариса почувствовала, как внутри всё холодеет.
– Три-четыре месяца? – переспросила она. – А потом ещё три-четыре? А потом она привыкнет, и мы уже никогда её не выселим?
– Лар, ну не драматизируй...
– Я не драматизирую, – голос Ларисы стал совсем тихим, а это всегда было хуже крика. – Я просто спрашиваю: ты готов отдать наш дом твоей сестре? Потому что именно это тебе предлагает твоя мама.
Сергей молчал.
Вечером того же дня раздался звонок в дверь. Лариса открыла и увидела Свету – одну, без Артёма, с огромными глазами на бледном лице.
– Можно войти? – тихо спросила она.
– Конечно, – Лариса отступила в сторону.
Они прошли на кухню. Света села, сложив руки на коленях, как школьница перед директором.
– Лар, я должна тебе сказать... – начала она и замолчала.
– Говори, – Лариса поставила перед ней чай.
– Мама... она хочет, чтобы я переехала к вам насовсем. Не временно. Она уже даже документы какие-то готовит – чтобы я прописалась в вашей квартире. Говорит, что это будет справедливо, потому что вы с Серёжей всё равно когда-нибудь к нам переедете, когда родители постареют.
Лариса поставила чайник так резко, что тот звякнул.
– Какие документы?
– Я не знаю точно, – Света опустила голову. – Она с юристом каким-то советовалась. Говорит, что если я пропишусь и поживу какое-то время, то потом смогу претендовать на долю. Как член семьи.
Лариса почувствовала, как кровь отхлынула от лица.
– То есть твоя мама хочет отнять у меня квартиру? Законным путём?
Света подняла глаза. В них были слёзы.
– Я не хочу этого, Лар. Правда. Я просто... я устала. У меня депрессия, я не сплю, не ем. Артём спрашивает про папу, а я не знаю, что отвечать. Я думала – приеду сюда, поживу спокойно, приду в себя. А мама... мама всё превращает в войну.
Лариса молчала. Потом встала, открыла шкаф и достала папку с документами на квартиру.
– Вот, – она положила перед Светой свидетельство о собственности. – Видишь? Квартира полностью моя. Досталась от родителей, потом мы с Серёжей выкупили доли тёти и дяди. Сергей в ней даже не прописан. Понимаешь? Даже если ты пропишешься – это ничего не даст. Юридически это мой дом.
Света посмотрела на бумагу, потом на Ларису.
– Я не знала, – прошептала она. – Мама говорила другое.
– Твоя мама говорила то, что ей выгодно, – жёстко сказала Лариса. – А теперь послушай меня внимательно. Я помогу тебе. Найдём квартиру, оплатим, поможем с работой. Но в мой дом ты не въедешь. Никогда. Ни на месяц, ни на день. Это не обсуждается.
Света кивнула. Слёзы катились по её щекам.
– Прости, – сказала она. – Я не должна была слушать маму.
На следующий день Тамара Ивановна приехала сама. Без предупреждения. С двумя огромными чемоданами и решительным видом.
– Открывай, Лариса, – заявила она в домофон. – Я к вам переезжаю. Пока Света не устроится, я сама за всем прослежу.
Лариса посмотрела в глазок. Свекровь стояла в подъезде с чемоданами, как генерал перед атакой.
– Тамара Ивановна, – сказала она в домофон, – поднимайтесь. Поговорим.
Когда дверь открылась, Тамара Ивановна решительно вкатила чемоданы в прихожую.
– Ну что, дочка, – начала она бодро, – я на пару месяцев. Потом Света приедет. А вы с Серёжей и Машенькой пока у нас поживёте, я уже комнату вам приготовила...
– Нет, – сказала Лариса.
Просто и чётко.
– Что – нет?
– Нет, вы не переезжаете. Никто не переезжает. Это мой дом, и я здесь хозяйка.
Тамара Ивановна замерла.
– Ты... ты меня выгоняешь?
– Я вас не впускаю, – поправила Лариса. – Есть разница.
– Сергей! – закричала свекровь в сторону комнат. – Сергей, иди сюда! Твоя жена твою мать на улицу выгоняет!
Сергей вышел из комнаты. Лицо бледное, руки дрожат.
– Мам, – сказал он тихо, – пойдём. Поговорим в машине.
– Я никуда не пойду! – Тамара Ивановна топнула ногой. – Это беспредел! Я сейчас милицию вызову!
– Звоните, – спокойно сказала Лариса. – Пусть приедут и посмотрят, как я не пускаю в свою квартиру человека, который хочет меня из неё выселить.
Тамара Ивановна открыла рот, потом закрыла. Потом снова открыла.
– Ты... ты ещё пожалеешь, – прошипела она наконец. – Сергей, выбирай – или я, или она!
Сергей посмотрел на мать. Потом на жену. Потом на чемоданы в прихожей.
– Мам, – сказал он, и голос его был твёрд как никогда, – поехали домой.
Он взял один чемодан, второй подхватил саму Тамару Ивановну под руку и вывел в подъезд. Дверь закрылась.
Лариса осталась стоять в прихожей. Сердце колотилось как сумасшедшее. Она не знала, плакать или смеяться.
Через час Сергей вернулся. Один. Без слов подошёл и обнял её так крепко, что дыхание перехватило.
– Прости, – прошептал он ей в волосы. – Я долго был трусом.
– Главное, что перестал, – ответила Лариса, и впервые за много дней почувствовала – всё будет хорошо.
Но она даже не подозревала, какой сюрприз ждёт её через неделю, когда придёт письмо от нотариуса...
– Лариса Сергеевна, к вам письмо с уведомлением, – сказал консьерж, протягивая толстый белый конверт с печатью нотариальной конторы.
Лариса расписалась, поднялась домой и только в лифте посмотрела на обратный адрес. Нотариус района, где живут свёкор со свекровью. Сердце ухнуло куда-то вниз.
В квартире она села за кухонный стол, аккуратно вскрыла конверт и вытащила несколько листов. Первая строчка была жирным шрифтом:
«Уведомление о вступлении в права наследования и предложении выкупа доли в жилом помещении по адресу…»
Дальше шли цифры, подписи, печати. Она читала и не верила глазам.
Тамара Ивановна и Пётр Васильевич подали заявление о выделении обязательной доли в наследстве после смерти своей матери (бабушки Сергея), которая когда-то владела одной шестой этой самой квартиры. Доля была крошечной, почти призрачной, проданной ещё в девяностых, но формально не снятой с учёта. Теперь родители Сергея требовали либо выкупа этой доли по рыночной стоимости, либо… права проживать в квартире пропорционально доле.
Сумма выкупа была указана: два миллиона восемьсот тысяч рублей. Или, как вариант, «предоставление права пользования одной комнатой на неопределённый срок».
Лариса положила бумаги на стол и долго смотрела в окно. Дождь кончился, по стеклу ползли последние капли. Потом взяла телефон и набрала Сергея.
– Серёж, приезжай домой. Сейчас. Письмо пришло.
Он примчался через сорок минут, ещё в рабочем костюме, с мокрыми волосами – бежал от метро.
– Что там? – спросил с порога.
Лариса молча подвинула ему бумаги.
Сергей читал, и лицо его становилось всё белее.
– Это бред, – наконец выдохнул он. – Доля бабушки была выкуплена ещё в девяносто восьмом! У нас есть договор купли-продажи, расписка, всё заверено!
– Заверено было у обычного нотариуса, а не в реестре, – тихо сказала Лариса. – А сейчас они нашли какого-то юриста, который раскопал старую запись в домовой книге. Формально доля висит. И по новому закону они имеют право на обязательную долю как наследники первой очереди.
Сергей схватился за голову.
– Два восемьсот… у нас таких денег нет. Даже если продать машину и взять кредит, не наберём.
– Есть второй вариант, – Лариса посмотрела ему прямо в глаза. – Отдать им одну комнату. Навсегда.
Он долго молчал.
– Я сейчас же еду к ним, – сказал наконец и встал.
– Нет, – Лариса удержала его за руку. – Мы едем вместе. Сегодня же.
Они приехали без звонка. Тамара Ивановна открыла дверь в домашнем халате, с бигуди на голове – явно не ждала.
– О, какие гости, – начала она сладко, но, увидев лица, осеклась.
– Можно войти? – спросил Сергей холодно.
Вошли. Сели в гостиной. Пётр Васильевич молча сидел в кресле, глядя в телевизор, который показывал без звука.
Сергей положил письмо на журнальный столик.
– Это что? – спросил он у матери.
Тамара Ивановна даже не посмотрела на бумагу.
– А что такого? – пожала она плечами. – Законное право. Бабушкина доля. Мы с отцом пенсионеры, нам положено.
– Вам положено два миллиона восемьсот тысяч, – сказал Сергей. – Где мы их возьмём?
– Ну, не сразу же, – свекровь махнула рукой. – Можно частями. Или комнату отдадите, как написано. Мы же не чужие.
Лариса впервые за вечер открыла рот.
– Тамара Ивановна, – сказала она спокойно, – вы понимаете, что делаете? Вы подаёте в суд на собственного сына и невестку. На Машу, свою внучку. Вы готовы, чтобы нас с ребёнком выселили приставы, если мы не найдём денег?
– Никто никого не выселяет, – быстро вставил Пётр Васильевич. – Просто справедливость восстановим.
– Справедливость, – повторила Лариса и достала из сумки ещё одну папку. – Вот. Договор купли-продажи доли от девяносто восьмого года. Расписка бабушки, что деньги получены полностью. А вот – решение суда двухтысячного года, которым эта доля признана погашенной. Всё есть в Росреестре. Вы проиграете дело в первой же инстанции.
Тамара Ивановна побледнела.
– Откуда у тебя это?
– Оттуда, – Лариса положила папку рядом с их письмом. – Я вчера весь день в архивах провела. И с юристом посидела. Ваше заявление отклонят ещё на стадии принятия. А вы потеряете госпошлину и нервы.
Повисла тишина. Пётр Васильевич выключил телевизор.
Сергей встал.
– Мам, пап, – сказал он тихо, но твёрдо. – Это последний раз, когда мы с вами разговариваем на эту тему. Если ещё хоть одно письмо, хоть один намёк, хоть одно слово о квартире – мы прекращаем все отношения. Навсегда. Я не шучу.
Тамара Ивановна открыла рот, но не нашла слов.
– И ещё, – добавил он. – Свете мы сняли квартиру. На год вперёд оплатили. Пусть приезжает, когда захочет. А вы… подумайте, стоит ли ради призрачной доли терять сына и внучку.
Они вышли. В лифте Лариса вдруг начала дрожать – всё, что держала в себе, вырвалось наружу. Сергей обнял её прямо в кабине, прижал к себе.
– Всё, Лар. Всё кончилось.
Через две недели Света с Артёмом переехали в съёмную двушку в соседнем квартале. Квартира была светлая, с новым ремонтом, в пяти минутах от школы. Лариса сама помогала выбирать шторы и расставлять мебель.
– Спасибо, – сказала Света, когда они в последний раз пили чай на новой кухне. – Я думала, что после всего ты меня возненавидишь.
– Я не тебя ненавидела, – улыбнулась Лариса. – Я защищала свой дом. А ты просто оказалась между молотом и наковальней.
Свекровь больше не звонила. Иногда Сергей сам набирал родителей – короткие, сухие разговоры о погоде и здоровье. Маша продолжала ходить в свою школу, играть в своей комнате, где на стене висели её рисунки и фотографии с родителями.
Однажды вечером Лариса стояла у окна и смотрела на двор. Весна уже вовсю вступала в права – на клумбах проклёвывались тюльпаны, дети носились с криками.
Сергей подошёл сзади, обнял за талию.
– Знаешь, – сказал он тихо, – я раньше думал, что семья – это когда уступаешь, чтобы никого не обидеть. А оказалось – это когда защищаешь тех, кто рядом с тобой. Даже от родных.
Лариса повернулась, поцеловала его.
– Мы защитили наш дом, – прошептала она. – И сами себя.
За окном зажглись фонари, и в их тёплом свете обычный московский двор казался самым надёжным и уютным местом на земле.
Рекомендуем: