— Павел, ты выберешь прямо сейчас! — Вероника стояла посреди комнаты с чемоданом в руках. — Она или мы!
Павел Сергеевич медленно поднялся с дивана. За сорок два года он научился гасить конфликты, уходить в тень, избегать острых углов. Но сейчас жена требовала невозможного.
— Вероника, давай спокойно поговорим. Отдай чемодан.
— Не будет никаких разговоров! — голос сорвался на визг. — Я устала терпеть твою дочь в моем доме! Устала смотреть на ее кислую физиономию! Она отравляет мне жизнь!
Шестилетняя Даша прижалась к маминой ноге, испуганно глядя на отца. Павел перевел взгляд на диван, где обычно сидела Лиза. Пустое место. Девочки не было в комнате.
Полгода назад он забрал одиннадцатилетнюю дочь от первого брака. После смерти бывшей жены ребенку было некуда деваться. Он думал, что Вероника поймет. Что детям нужен отец. Что нельзя бросить родную кровь. Он ошибался.
— Павел, ты слышишь меня? — Вероника шагнула ближе. — Выбирай! Либо эта девчонка уезжает к твоей матери, либо я ухожу и забираю Дашу!
— Не ставь мне ультиматумов, — он устало провел рукой по лицу. — Лиза не виновата, что родилась. Она потеряла мать. Ей некуда идти.
— Это не мои проблемы! — Вероника швырнула чемодан на пол. — Я не подписывалась на чужих детей! Я хочу жить спокойно, без этой… этой тени в углу! Она даже не разговаривает нормально, все время молчит, смотрит своими глазами!
— У нее депрессия. Психолог сказал…
— Мне плевать, что там психолог говорил! — перебила она. — Я не собираюсь жить в доме с больным ребенком! Тем более чужим!
Слова повисли в воздухе. Павел смотрел на жену и не узнавал ее. Пять лет назад он женился на красивой, энергичной женщине. Думал, что она станет опорой. Что вместе они смогут построить крепкую семью. Но постепенно, слой за слоем, спадала маска. Осталась расчетливая хищница, цепляющаяся за комфорт.
— Хорошо, — тихо произнес он. — Давай успокоимся. Ради Даши. Посмотри, она боится.
Вероника перевела дыхание. В ее глазах мелькнуло торжество. Она знала, что победила. Опять.
— Я не прошу тебя любить Лизу, — продолжал Павел. — Просто дай ей время привыкнуть. Она совсем недавно похоронила мать. Пойми, она напугана.
Вероника медленно кивнула. Гнев сменился холодным расчетом. Кричать было бесполезно, надо действовать иначе.
— Ты прав, — неожиданно мягко сказала она. — Прости. Я сорвалась. Просто… мне трудно. Я стараюсь, но у меня не получается. Может, правда лучше, если она поживет у твоей мамы? Временно. Пока мы все не успокоимся?
Павел недоверчиво посмотрел на нее. Но так хотелось верить, что кошмар закончился.
— Лиза! — позвал он. — Где ты?
Тишина. Он прошел в маленькую комнату. Кровать аккуратно застелена. На столе открытая тетрадь. Девочки нет.
— Ее нет здесь! — крикнул он, выбегая в коридор.
— Наверное, в туалете, — равнодушно бросила Вероника, поднимая чемодан.
Но туалет был пуст. И ванная тоже. Павел распахнул входную дверь, выглянул на лестничную площадку. Никого.
— Она ушла, — выдохнул он.
— Куда ушла? — в голосе Вероники зазвучало раздражение.
— Не знаю. На улицу. Вероника, ребенок сбежал!
— Ну и что теперь? — она устало опустилась на диван. — Побегает и вернется. Не маленькая.
— На улице вечер! Ей одиннадцать лет! — он схватил куртку. — Я пойду искать.
— Сиди здесь, — резко приказала Вероника. — Позвони своей матери. Наверняка к ней побежала.
Павел набрал номер. Мать не отвечала. Он писал сообщения, звонил снова. Молчание. Паника накатывала медленно, сдавливая грудь.
Лиза шла по улицам и не чувствовала холода. В голове было пусто. Она слышала каждое слово. Слышала, как мачеха называет ее тенью, больной, чужой. Слышала, как отец не защищал, а только просил потерпеть.
Она не хотела быть обузой. Не просила, чтобы ее забирали. После смерти мамы хотела одного — чтобы ее оставили в покое. Но отец настоял. Сказал, что они семья. Что будет хорошо.
Врал.
На остановке она села на скамейку. Вспомнила адрес бабушки. Отец называл его когда-то. Тамара Ивановна жила на окраине, в старом районе.
— Девочка, ты одна? — рядом села пожилая женщина с добрым лицом.
— Я к бабушке, — тихо ответила Лиза.
— А где родители?
— Работают, — соврала она.
Женщина помогла ей сесть в автобус, дала денег на билет. Лиза смотрела в окно и думала, что хорошо бы вообще никогда не возвращаться.
Тамара Ивановна открыла дверь и замерла. На пороге стояла внучка, бледная, продрогшая, с пустыми глазами.
— Лизонька! Ты как здесь? Заходи скорее!
Она провела девочку на кухню, усадила, укутала пледом, поставила чайник. Лиза молчала. Тамара гладила ее по голове и чувствовала, как внутри закипает ярость.
— Расскажи мне все, — мягко попросила она.
И Лиза рассказала. Про крики. Про то, как мачеха называет ее чужой. Про то, как отец просит потерпеть. Про то, что она не хочет быть виноватой в том, что они ругаются.
— Бабушка, я уйду куда-нибудь, — прошептала она. — Только пусть они не ругаются из-за меня.
Тамара Ивановна молчала. Она отдала сыну лучшую квартиру, двухкомнатную в хорошем районе. Сама перебралась в однушку на окраине. Думала, помогает молодой семье. А они что? Гнобят ребенка. Ее внучку.
— Ложись спать, деточка, — сказала она. — Здесь твой дом. Здесь тебя никто не обидит.
Уложив Лизу, Тамара вернулась на кухню. Руки дрожали от гнева. Она взяла телефон. Павел названивал десять раз. Она набрала номер Вероники.
— Алло! — голос невестки был встревоженным.
— Екатерина, можешь больше не искать. Лиза у меня.
— Слава богу, — выдохнула та. — Как она?
— Как она? — Тамара усмехнулась. — Напугана. Считает себя виноватой в ваших ссорах. Ты довольна?
— Тамара Ивановна, я не хотела… просто вышло так…
— Молчи, — оборвала ее свекровь. — Ты гнобила ребенка, сироту, и думала, что я не узнаю? Мой сын привел дочь в дом, а ты устроила ей ад.
— Это не так! Павел сам…
— Павел тряпка, — жестко сказала Тамара. — Он всегда был слабым. Но я думала, что хоть ты человек. Ошиблась.
В трубке молчали. Тамара продолжила:
— Слушай меня внимательно. Лиза остается у меня. Я оформлю опекунство. А чтобы ее достойно растить, мне нужны деньги. Поэтому квартиру, где вы живете, я буду сдавать. У вас две недели, чтобы съехать.
— Что?! — взвизгнула Вероника. — Вы не можете! Это незаконно!
— Квартира моя, — спокойно ответила Тамара. — И я могу делать с ней что хочу. Две недели. Или съезжайте сами, или я вызову полицию и выселю.
Она положила трубку. Сердце колотилось, но на душе стало легче. Впервые за много лет она чувствовала, что поступает правильно.
Неделя прошла в странном молчании. Павел не звонил. Тамара каждый день готовила его любимые блюда, надеясь, что он приедет. Увидит дочь. Обнимет. Скажет, что все будет хорошо.
Но телефон молчал.
Лиза оживала медленно. Помогала бабушке, рисовала, даже улыбалась иногда. Но по ночам Тамара слышала тихий плач. И с каждым днем злилась все больше.
В квартире Павла и Вероники царил обманчивый покой. Вероника резко сменила тактику. Она больше не кричала. Стала ласковой, заботливой, окутывала мужа вниманием.
— Пав, съезди к ним, — говорила она мягко. — Я же не монстр.
— Правда? — он с надеждой смотрел на нее.
— Конечно, — она обнимала его. — Просто подумай сам. Ей там хорошо. Бабушка балует. А ты приедешь, напомнишь обо всем… о ссорах. Зачем травмировать ребенка?
— Но я ее отец.
— Знаю, милый, — Вероника целовала его в щеку. — Но может, так сейчас лучше для всех? Дома стало тихо. Даша успокоилась. Мы с тобой снова вместе. Дай Лизе время привыкнуть к бабушке. Потом заберем. Когда все уляжется.
И он верил. Потому что хотел верить. Потому что этот покой был слаще любой правды. Он откладывал поездку на завтра. Потом на послезавтра. Ему было стыдно. Но страх нового скандала был сильнее.
На восьмой день Тамара набрала номер сына.
— Мам, привет, я как раз собирался… — голос его был виноватым.
— Не трудись, Павел, — холодно перебила она. — У тебя и твоей жены две недели, чтобы освободить квартиру.
— Что? Мама, ты о чем?
— О том, что я подаю документы на опекунство над Лизой. И чтобы ее растить, мне нужны деньги. Квартиру буду сдавать. А вы… вы взрослые люди. Заработаете себе на жилье.
— Мама, постой! Куда мы пойдем? — паника в голосе. — Ты же говорила, что квартира потом моя будет!
— Я ждала тебя неделю! — голос Тамары задрожал от гнева. — Твоя дочь каждый день смотрела на дверь! А ты променял ее на спокойствие рядом с этой…
Она замолчала, переводя дыхание.
— Мама, это не так! Мы с Вероникой решили…
— Она за тебя решила, — отрезала Тамара. — А ты позволил. Ты предал собственную дочь, Павел. И я не дам тебе предать ее снова. Две недели. Потом меняю замки.
Она повесила трубку. Руки дрожали. Но она знала, что поступает правильно.
Павел сидел на кухне, глядя в пустоту. В комнату вошла Вероника, улыбаясь.
— Кто звонил?
Он медленно поднял на нее взгляд.
— Мама. Она нас выгоняет.
Улыбка исчезла.
— Как… выгоняет?
— Будет сдавать квартиру, чтобы растить Лизу, — тихо повторил он. — Две недели на сборы.
Вероника побледнела. Ее тщательно выстроенный мир рухнул. Она смотрела на мужа и понимала, что проиграла. Победа оказалась пирровой.
— И что мы будем делать? — прошептала она.
— Искать квартиру, — сухо ответил Павел. — На мою зарплату мы сможем снять однушку. На окраине. Тебя устроит?
Он встал и вышел из кухни, не дожидаясь ответа. Впервые за пять лет он чувствовал не вину, а ледяную ясность. Он потерял дочь. Потерял уважение матери. Потерял себя.
И все ради женщины, которая в итоге лишила его дома.