Этот Новый год должен был стать не просто праздником, а чертой. Жирной, красной линией, отделяющей их маленькую семью от хаоса внешнего мира. Лена готовилась к нему как к священнодействию.
Последние полгода в их квартире царило странное, липкое напряжение. Андрей, ее муж, вечно ссылался на кризис на работе, урезал семейный бюджет и ходил с видом побитой собаки. Лена, стараясь быть идеальной женой, не задавала лишних вопросов. Она экономила на себе, красила волосы дома, а не в салоне, и научилась готовить шедевры из куриных субпродуктов. Но ради новогодней ночи она разбила свою копилку.
Квартира сияла. Лена потратила два дня, вымывая каждый угол, словно пытаясь стерилизовать пространство от невидимой грязи. В центре гостиной, у окна, стояла пушистая пихта — настоящая, пахнущая лесом и морозом. На ее ветвях мерцали винтажные игрушки, доставшиеся Лене от бабушки: стеклянные космонавты, часы, застывшие на «без пяти двенадцать», и огромные шары с ручной росписью.
На кухне, в духовке, томилась утка. Это была не просто птица, а произведение искусства: натертая смесью меда, горчицы и апельсинового сока, начиненная кислыми антоновскими яблоками и черносливом. Аромат плыл по квартире густой волной, обещая уют и счастье (see the generated image above).
— Мам, а я красивая? — Семилетняя Катя влетела на кухню, шурша пышной юбкой платья цвета пыльной розы.
Лена обернулась и почувствовала, как щемит сердце. Платье они купили на распродаже, на размер больше, «на вырост», но Лене удалось незаметно подшить его так, что оно сидело идеально.
— Ты у меня самая красивая принцесса на свете, — Лена присела и поправила дочке локон. — Папа упадет, когда увидит.
Андрей сидел в гостиной перед телевизором. Он уже был в белой рубашке, которую Лена наглаживала полчаса, но вид у него был не праздничный. Он дергал ногой и каждые две минуты проверял телефон. Экран вспыхивал, Андрей хмурился и клал его экраном вниз.
— Андрюша, — Лена вошла в комнату с подносом, на котором звенели бокалы из тончайшего богемского стекла. — Все в порядке? Ты какой-то дерганый.
Он вздрогнул, словно его ударили током.
— А? Да, Лен, все нормально. Просто... с работы пишут. Отчеты годовые, сам понимаешь.
— В одиннадцать вечера 31 декабря? — Лена удивленно подняла бровь.
— Ну, ты же знаешь шефа, он зверь, — Андрей попытался улыбнуться, но улыбка вышла жалкой, кривой.
Лена расставила приборы. Она решила не портить вечер подозрениями. Сегодня их мир должен быть идеальным. Свечи, приглушенный свет, тихий джаз на фоне. Никаких друзей, никаких шумных компаний. Только они втроем. Она так мечтала об этом тихом счастье, о возможности просто посмотреть мужу в глаза и понять, что они все еще команда.
— Знаешь, — сказала она, зажигая высокую красную свечу. — Я загадаю, чтобы следующий год был честным. Чтобы между нами не было секретов.
Рука Андрея, тянувшаяся к мандарину, замерла в воздухе.
— Хорошее желание, — прохрипел он. — Правильное.
На часах было 22:55. Идиллия казалась почти осязаемой. Лена пошла на кухню проверить утку, чувствуя себя хозяйкой своей судьбы. И в этот момент тишину квартиры разорвал дверной звонок.
Это был не робкий звонок соседа, пришедшего за солью. Звонили нагло, длинно, требовательно.
Лена застыла с прихваткой в руке.
— Андрей? Мы кого-то ждем?
Муж в гостиной вскочил с дивана, опрокинув подушку. Его лицо приобрело землистый оттенок.
— Я... Лен, я забыл сказать... Это, наверное, доставка. Или...
— Какая доставка? Мы все купили.
Звонок повторился. Теперь к нему добавился глухой удар в дверь, словно били ногой.
Лена быстрым шагом вышла в коридор, опередив мужа. Сердце колотилось где-то в горле. Она посмотрела в глазок и почувствовала, как ледяная волна окатывает её с головы до ног.
На лестничной клетке, занимая собой почти все пространство, стояла Тамара Игоревна. В своей неизменной норковой шубе «в пол», которая видела еще Брежнева, и в меховой шапке, делающей её похожей на боярыню Морозову перед казнью. Рядом с ней высился огромный чемодан на колесиках и две клетчатые сумки.
Лена резко обернулась к мужу. Андрей стоял, прижавшись спиной к стене, и не смел поднять глаз.
— Ты знал? — тихо спросила она.
— Лен, ну маме плохо... Одиноко... У нее давление скачет... — забормотал он скороговоркой. — Она позвонила утром, плакала. Я не смог отказать. Это же мама!
Лена не успела ответить. Тамара Игоревна, очевидно, устав ждать, начала колотить в дверь кулаком.
— Андрей! Открывай! Я знаю, что вы дома, у вас свет горит! У меня сумки тяжелые, спину прихватило!
Лена глубоко вздохнула, натягивая на лицо маску ледяного спокойствия, и повернула замок.
Дверь распахнулась. В квартиру вместе с клубами морозного воздуха ворвался запах тяжелых духов «Красная Москва» и жареных пирожков.
— Наконец-то! — возвестила свекровь, вваливаясь в прихожую и чуть не сбив Лену чемоданом. — Я уж думала, вы там уснули или, не дай бог, чего похлеще делаете! Андрюша, чего стоишь как истукан? Бери сумки, там соленья, банки побьются!
Андрей метнулся к матери, суетливо подхватывая баулы.
— Привет, мам... С наступающим.
— Привет, сынок, привет. Ох, исхудал-то как! Кожа да кости. Сразу видно, чем тебя тут кормят. — Она перевела взгляд на Лену, окинув её оценивающим взором с головы до пят. — Здравствуй, Лена. Платье новое? Дорогое, небось. А у мужа рубашка воротник уже протерся. Ну да ладно, дело хозяйское.
— Добрый вечер, Тамара Игоревна, — голос Лены звучал глухо. — Не ждали вас. Андрей сказал, что вы празднуете с подругой.
— С какой подругой? С Валькой? Так она в больницу слегла с холециститом, наелась жирного. А одной мне что, куковать? Я же мать! К кому мне ехать, как не к родному сыну?
Свекровь по-хозяйски прошла в глубь коридора, скидывая тяжелую шубу прямо на руки подбежавшему Андрею.
— Так, у вас тут духота страшная. Лена, окна надо открывать, бактерии размножаешь. Где Катенька? Бабушка приехала!
Из комнаты выглянула испуганная Катя. Она боялась бабушку. Тамара Игоревна всегда слишком громко говорила, больно щипала за щеки и критиковала её рисунки.
— Вот она, моя красавица! — гаркнула свекровь. — Иди сюда! Бабушка тебе носки шерстяные привезла, а то вечно ты с соплями ходишь. Мать-то, небось, одевает тебя как куклу, а тепла никакого.
Лена стояла, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони. Её хрустальный замок рушился на глазах. Мир, который она так тщательно строила, был захвачен варварами.
— Тамара Игоревна, — Лена преградила ей путь в гостиную. — Мы планировали этот вечер только для нашей семьи.
Свекровь остановилась и посмотрела на Лену как на пустое место.
— А я, милочка, по-твоему, кто? Соседка? Я — глава этой семьи. Я этого мужчину родила и воспитала. Так что подвинься. И вообще, что это у вас на столе? Свечи? Убери немедленно, это пожароопасно. Включи нормальный свет, я хочу видеть, что ем.
Она отодвинула Лену плечом, как ледокол льдину, и вошла в «святая святых».
Андрей виновато семенил следом.
— Лен, ну пожалуйста... — прошептал он, проходя мимо жены. — Не начинай. Потерпи одну ночь.
— Одну ночь? — переспросила Лена в спину мужу. — Ты видел этот чемодан? Она приехала не на ночь. Она приехала жить.
Лена осталась в коридоре одна. Она слышала, как в гостиной Тамара Игоревна уже командует: «Андрюша, переставь этот салат, он мешает», «Катя, не грызи ногти!».
Внутри Лены что-то щелкнуло. Как будто перегорел предохранитель, который долгие годы сдерживал её гнев, воспитание и интеллигентность. Она посмотрела на свое отражение в зеркале. Уставшая женщина с потухшими глазами.
«Нет, — подумала она. — Не в этот раз. Я готовилась к идеальному празднику. И я его получу. Только сценарий придется немного изменить».
Она вспомнила про конверт, спрятанный в ящике с бельем. Она хотела достать его после праздников, чтобы не портить Андрею настроение. Но теперь... Теперь это было единственное оружие.
Лена хищно улыбнулась своему отражению, поправила прическу и пошла на кухню. Месть — это блюдо, которое лучше всего подавать вместе с новогодней уткой .
На кухне Лена действовала как робот. Достала утку, переложила на большое блюдо. Жир шипел, золотистая корочка лопалась, источая божественный аромат, но Лену это уже не радовало. В голове крутился один и тот же сценарий, оттачивались фразы.
В гостиной тем временем царил хаос. Тамара Игоревна включила верхний свет — яркую люстру, которая мгновенно убила всю атмосферу таинственности, превратив комнату в операционную.
— Ленка! — донеслось из комнаты. — Неси тарелки! Я холодец привезла, его надо разложить. И майонез давай, у тебя салаты сухие, есть невозможно будет.
Лена вошла в комнату с гордо поднятой головой, неся утку.
— Майонеза нет, Тамара Игоревна. Мы стараемся питаться правильно.
— Правильно? — фыркнула свекровь, плюхаясь на диван так, что он жалобно скрипнул. — Это называется «голодом морить». Мужику силы нужны, а ты его травой кормишь. Вот, Андрюша, кушай холодец, мама варила шесть часов, с чесночком, на свиных ножках! Не то что эта ваша... высокая кухня.
Андрей покорно накладывал себе дрожащее желе. Он старался не смотреть на жену.
— Утка пересушена, — вынесла вердикт свекровь, даже не попробовав. — По виду вижу. Надо было в рукаве делать. Эх, молодежь, всему учить надо.
Лена села во главе стола. Обычно там сидел Андрей, но сегодня она заняла это место намеренно.
— Давайте проводим Старый год, — предложила она, наливая себе шампанское. — Говорят, нужно оставить в нем всё лишнее. Все обманы, всё лицемерие.
— Золотые слова! — поддакнула Тамара Игоревна, запихивая в рот бутерброд с икрой. — Я вот всегда говорю: честность — это главное. Андрюша, налей матери «Игристого», что ты жмешься?
— Кстати, о честности, — Лена сделала глоток и внимательно посмотрела на мужа. — Андрей, помнишь, в октябре у Кати заболел зуб? Нам нужно было пять тысяч на лечение. Ты сказал, что у тебя совсем нет денег, что задержали зарплату, и нам пришлось занимать у моих родителей.
Андрей поперхнулся холодцом.
— Ну... было дело. Кризис же.
— А помнишь, — продолжала Лена ровным голосом, — как в ноябре я ходила в демисезонных сапогах по снегу, потому что мы копили тебе на зимнюю резину? Ты говорил, что каждая копейка на счету.
— Лена, к чему ты это ведешь? — вмешалась свекровь, чувствуя неладное. — Зачем попрекать мужа куском хлеба? Он работает, старается!
— Работает. Безусловно. — Лена полезла в карман жакета. — Просто мне стало интересно, куда же уходят результаты этой работы. Знаете, Тамара Игоревна, вы ведь часто жалуетесь на маленькую пенсию. На то, что лекарства дорогие, что на даче крыша течет.
— И течет! — воскликнула свекровь. — Шифер нынче золотой! Андрюша, слава богу, помогает матери по мере сил. Тысячу-две подкинет, и на том спасибо.
— Тысячу-две? — Лена рассмеялась. Смех был сухим и страшным. — Какая скромность.
Она достала плотный белый конверт и положила его на стол, прямо поверх тарелки с холодцом.
— Это мой подарок вам, Тамара Игоревна. Откройте. Сейчас самое время.
В комнате повисла тишина. Слышно было только, как тикают часы и как сопит Катя, чувствуя напряжение взрослых.
Свекровь вытерла жирные руки о салфетку (льняную, праздничную) и нехотя взяла конверт.
— Деньги? — в её глазах мелькнула жадность.
— Лучше. Информация.
Она разорвала конверт и достала несколько листов формата А4, скрепленных степлером. Это была подробная банковская выписка.
— Что это? Цифры какие-то... — Тамара Игоревна щурилась, пытаясь разобрать мелкий шрифт без очков.
— Это выписка со счета, открытого на ваше имя в банке «ВТБ» три года назад, — отчеканила Лена. — Я случайно нашла доступ в старом телефоне Андрея, который он отдал Кате играть. Он забыл выйти из приложения.
Андрей побелел так, что стал сливаться со скатертью. Он попытался встать, но ноги его не слушались.
— Лен, это не то, что ты думаешь... Это ошибка...
— Ошибка? — Лена выхватила листок из рук свекрови и начала читать. — 15 октября — перевод 50 000 рублей. Назначение: «Маме на зубы». В тот самый день, когда я занимала у отца пятерку на лечение дочери. 20 ноября — перевод 100 000 рублей. «На ремонт бани». Пока я ходила в дырявых сапогах.
Тамара Игоревна выхватила листок обратно. Глаза её округлились.
— Андрей? — она посмотрела на сына с искренним изумлением. — Ты переводил мне такие суммы? Но... но я их не видела! Ты же давал мне карту и говорил: «Мама, это кредитка, снимай по чуть-чуть, а то проценты большие». Я снимала по пять тысяч...
— О, какая прелесть! — всплеснула руками Лена. — Он обманывал даже вас! Он складывал туда деньги, тридцать процентов от зарплаты, которую скрывал от семьи. Копил. На что, Андрей? На побег? На вторую жизнь?
Андрей молчал, опустив голову. Его тайная империя лжи рухнула за секунду.
— Там на счету два миллиона двести тысяч рублей, — добила Лена. — А мы живем от зарплаты до зарплаты. Мы не были на море четыре года. Я штопаю колготки. А ты, оказывается, подпольный миллионер, который использует паспорт матери как прикрытие.
— Сынок... — Тамара Игоревна вдруг побагровела. — Ах ты паразит! Ты мне говорил, что у тебя зарплата 40 тысяч! Что тебе самому есть нечего! А сам миллионы на моем горбу копил? Я же налог могу получить! Или субсидии лишиться!
Это было смешно и страшно одновременно. Свекровь, которая еще минуту назад защищала сына, теперь была готова его растерзать за то, что деньги лежали на её имени, но тратить их она не могла.
— Замолчите оба! — Лена ударила ладонью по столу так, что подпрыгнули бокалы.
Она встала. Вся её кротость испарилась. Перед ними стояла хозяйка положения.
— Андрей, — сказала она ледяным тоном. — Я даю тебе десять минут.
— На что? — прошептал он.
— Чтобы собрать вещи.
— Лен, ты что? Новый год же... Куда я пойду?
— У тебя есть два миллиона и мама с чемоданом. Я думаю, вы отлично проведете время. В любом отеле города. Или на вокзале. Мне все равно.
— Ты не имеешь права! — взвизгнула Тамара Игоревна. — Квартира общая!
— Квартира куплена моими родителями за два года до брака. Дарственная оформлена на меня. Андрей здесь никто. Просто жилец, которого я терпела слишком долго.
Часы показывали 23:50.
— Время пошло, — сказала Лена и села обратно за стол, демонстративно наколов на вилку кусочек утки. — Мм, вкусно. Совсем не сухая.
В спальне слышалась возня. Андрей судорожно кидал вещи в те самые черные мусорные пакеты, которые Лена предусмотрительно купила для праздничной уборки. Символично. Вся его жизнь в этом доме поместилась в два мешка для мусора объемом 120 литров.
Тамара Игоревна не сдавалась. Она бегала от спальни к прихожей, пытаясь спасти свои соленья и одновременно устроить скандал.
— Ты пожалеешь, Лена! Ты приползешь к нам на коленях! Кому ты нужна, разведенка с ребенком! Мы подадим в суд! Мы отсудим половину ремонта! Я чеки найду!
Лена сидела неподвижно, попивая шампанское. Катя прижалась к её боку.
— Мам, папа уезжает?
— Да, котенок. Папа едет в путешествие с бабушкой.
— А он вернется?
Лена посмотрела на дочь и поняла, что врать больше нельзя. Хватит лжи в этом доме.
— Нет, Катя. Папа будет жить отдельно. Но он будет приходить к тебе в гости. Если захочет.
Андрей вышел в коридор, волоча пакеты. Он был в пальто, наспех накинутом поверх той самой белой рубашки. Шарф свисал нелепой петлей.
— Лен... — он остановился в дверях. — Может, поговорим? Это же бред. Из-за денег рушить семью? Я же копил для нас! Я хотел сюрприз сделать... потом.
— Для нас? — Лена подняла на него взгляд. — Ты три года смотрел, как я экономлю на прокладках и лекарствах, имея два миллиона на счете. Ты не копил, Андрей. Ты крысятничал. Это разные вещи. Уходи.
— Пошли, сынок! — Тамара Игоревна дернула его за рукав. — Не унижайся перед этой хамкой! У нас деньги есть, купим тебе квартиру лучше этой! Я теперь эти деньги не отдам, они на моем счете! Считай, компенсация за мои нервы!
Это было последнее, что Лена услышала перед тем, как захлопнуть за ними тяжелую металлическую дверь. Щелчок замка прозвучал как выстрел. Как точка в конце длинного, скучного и лживого романа.
В квартире наступила звенящая тишина. Лена прислонилась лбом к холодной двери и закрыла глаза. Её трясло. Адреналин отступал, уступая место опустошению. Неужели все кончено? Неужели она это сделала?
— Мам, — голос Кати дрожал. — А куранты?
Лена открыла глаза и посмотрела на часы. 23:58.
Она бросилась в комнату.
— Быстрее, Катя! Бумажки! Ручки!
Они успели написать желания на салфетках. Лена написала только одно слово: «СВОБОДА». Катя старательно выводила: «Хочу собаку».
Бой курантов.
Они подожгли салфетки, бросили пепел в бокалы (Кате — в детский сок) и выпили под гимн страны.
— Ура! — крикнула Лена, и слезы брызнули из глаз. Но это были слезы не горя, а невероятного, пьянящего облегчения.
— Ура! — подхватила Катя, чувствуя настроение матери.
Лена посмотрела на стол. Оливье был нетронут, холодец начал таять, утка остывала. На полу валялся разорванный конверт с выпиской.
— Знаешь что? — сказала Лена. — А ну его, этот порядок!
Она включила музыку на полную громкость. Старая добрая ABBA "Happy New Year".
— Давай танцевать! Прямо на столе? Нет, на столе нельзя, давай на диване!
Они прыгали на диване, разбрасывая подушки, пели невпопад и смеялись. Лена чувствовала, как с каждым прыжком из нее выходит напряжение последних лет. Она была одна. Без мужа, без денег (формально, ведь Андрей наверняка заберет все, что сможет), с ребенком на руках. Но она чувствовала себя богаче, чем когда-либо.
Через час, когда Катя уснула прямо в «крепости» из одеял, которую они построили посреди разгрома, телефон Лены пискнул.
Сообщение с незнакомого номера.
«Ленка, ты, конечно, стерва, но я восхищена. Тамара. P.S. Андрея я отправила в гостиницу, он ноет. А деньги я завтра переведу на другой счет. Пусть помучается. С Новым годом!»
Лена уставилась в экран. Неожиданно. Видимо, даже у такой гарпии, как Тамара Игоревна, проснулась женская солидарность (или просто желание прибрать к рукам деньги сына окончательно). Лена усмехнулась и заблокировала номер. Ей было все равно, что они будут делать.
Она вышла на балкон. Город гремел салютами. Где-то там, внизу, люди праздновали, ссорились, мирились. А Лена стояла на своем балконе, вдыхала морозный воздух и понимала: завтра начнется новая жизнь. И в этой жизни она больше никогда, ни ради кого не будет притворяться, что утка не сухая, если она сухая. И никогда не позволит кому-то войти в свой дом без приглашения.
Она подняла бокал к черному небу.
— За тебя, Лена. Ты справилась.
Внизу, во дворе, кто-то запустил огромный красный фейерверк. Он расцвел в небе огненным цветком, осветив лицо Лены — спокойное, красивое и абсолютно счастливое.
