Ветер за окном выл так, словно пытался вырвать раму вместе с петлями. Сухой, колючий октябрьский ветер, гоняющий по двору обрывки газет и пожухлую листву. Елена плотнее закрыла форточку, но сквозняк все равно просачивался в квартиру, холодя ноги. На кухне гудела вытяжка, безуспешно пытаясь справиться с запахом пригоревшего лука — она снова отвлеклась и упустила момент. В последнее время мысли Елены были где-то далеко, словно в густом тумане, сквозь который реальность проступала лишь размытыми пятнами.
Она смахнула подгоревшую зажарку в мусорное ведро. В комнате слышался стук пластиковых кубиков и тихий бубнеж телевизора — десятилетний Пашка смотрел мультики, присматривая за пятилетней Аней. Обычный вечер. Слишком обычный, чтобы предвещать катастрофу.
Звук открывающегося замка резанул по нервам. Олег пришел раньше обычного. Елена бросила взгляд на часы — семь вечера. Странно. Последние полгода он возвращался ближе к ночи, пахнущий чужим парфюмом и дорогим табаком, ссылаясь на бесконечные отчеты и встречи с партнерами.
Она вышла в прихожую. Муж стоял у зеркала, не снимая куртки. Он нервно дергал "собачку" молнии, глядя на свое отражение так, будто видел там кого-то другого.
— Ужинать будешь? — спросила Елена, стараясь, чтобы голос звучал ровно.
Олег вздрогнул и, наконец, повернулся к ней. В его взгляде не было привычного раздражения или усталости. Там была холодная решимость человека, который долго собирался прыгнуть с вышки и, наконец, оттолкнулся от края.
— Нам надо поговорить. Серьезно.
Елена кивнула и пошла на кухню. Ноги стали тяжелыми, будто к ним привязали гири. Она села на жесткую табуретку, сцепив пальцы в замок. Олег вошел следом, оставил дверь приоткрытой — он даже не собирался делать вид, что этот разговор останется тайной для детей.
— Я подаю на развод, — произнес он сухо, глядя в стену чуть выше головы Елены. — У меня есть женщина. Мы любим друг друга, и я больше не могу врать ни тебе, ни себе.
Слова упали в тишину кухни тяжело и гулко, как камни. Елена ожидала этого. Где-то в глубине души она знала, что этот день настанет, но надежда — глупое чувство, оно умирает последним, цепляясь за привычный быт, за общие воспоминания, за детей.
— Кто она? — спросила Елена. Ей вдруг стало холодно, несмотря на работающую духовку.
— Это неважно. Её зовут Карина. Мы встретились полгода назад. Она... она совсем другая, Лен. С ней я чувствую, что живу. А здесь... здесь болото. Ты застряла в своих кастрюлях и квитанциях. Мы стали чужими.
— Мы стали чужими, потому что ты перестал бывать дома, — тихо возразила она. — Я работаю, занимаюсь детьми и домом. У меня нет времени на развлечения.
— Вот именно! — Олег вдруг повысил голос, в нем прорвалось раздражение. — Ты стала скучной. Серая мышь из своего архива. О чем с тобой говорить? О справках? О том, что Пашке нужны новые кеды? Я устал от бытовухи.
— И что дальше? — Елена подняла на него глаза.
— Квартира, как ты помнишь, моя. Дарственная от отца оформлена до брака. Поэтому... — он замялся, подбирая слова, но потом выдохнул: — Тебе придется съехать.
Елена почувствовала, как внутри всё сжалось в тугой узел. Да, юридически он был прав. Они делали ремонт на общие деньги, она продала свою "гостинку", доставшуюся от бабушки, чтобы купить сюда мебель и технику, но доказать это теперь было почти невозможно. Она оставалась ни с чем.
— Куда? — спросила она шепотом. — Олег, у нас дети. Пашке в школу через два квартала, Ане дали место в логопедической группе. Куда я пойду?
— Я дам тебе время. Неделю. Найди съемное жилье. Первое время я помогу с арендой, дам немного денег сверху. Но, Лен, пойми правильно, у меня тоже расходы. Мы с Кариной планируем путешествие, потом ремонт... Эта обстановка её угнетает.
— Неделю? — переспросила Елена. — Ты выгоняешь своих детей на улицу за неделю?
— Не дави на психику. Дети останутся с тобой, это понятно. Карина... скажем так, она не готова к роли мачехи. Ей нужно личное пространство, она творческий человек. Новая жена не хочет чужих детей, и я её понимаю. Мы хотим начать с чистого листа.
В дверях кухни возник Пашка. Он стоял, прислонившись плечом к косяку, и смотрел на отца немигающим взглядом исподлобья.
— Мы не чужие, — сказал мальчик неожиданно взрослым, ломким голосом. — Мы твои дети.
Олег дернулся, покраснел, но не подошел к сыну.
— Паша, иди в комнату. Это разговор взрослых.
— Ты предатель, — бросил сын и ушел, громко хлопнув дверью детской.
Этот хлопок стал точкой невозврата. Елена поняла: унижаться, просить, взывать к совести бесполезно. Перед ней стоял чужой человек, ослепленный новой страстью и эгоизмом.
Сборы были мучительными. Елена механически укладывала вещи в коробки, стараясь не думать о будущем. Будущее пугало черной дырой неизвестности. Зарплаты архивариуса в городской конторе едва хватало на еду и одежду, а цены на аренду жилья кусались.
Через три дня, в субботу утром, когда Елена паковала зимние вещи, в дверь позвонили. На пороге стояла молодая женщина. Высокая, ухоженная, с надменным выражением лица и ярко-красной помадой. Она осмотрела Елену с ног до головы, скривив губы, словно увидела грязное пятно на скатерти.
— Привет, — бросила она, не утруждая себя вежливостью. — Я Карина. Олег сказал, вы еще тут копаетесь.
Следом за ней вошел Олег, выглядевший виноватым — но не перед семьей, а перед этой женщиной.
— Кариночка, они уже почти собрались.
— Почти? — Карина прошла в комнату, цокая каблуками по ламинату. — Олег, мы договаривались, что в выходные уже начнем перестановку. Я заказала клининг на три часа дня. Почему здесь до сих пор этот хлам?
Она пнула носком сапога коробку с игрушками.
— Это не хлам, — тихо сказала Елена. — Это вещи моих детей.
— Твоих детей, — подчеркнула Карина, повернувшись к ней спиной. — Вот и забирай их вместе с вещами. Сейчас же. Меня раздражает это присутствие.
— Мы не успеем найти машину... — начал было Олег, но Карина резко оборвала его:
— Это твои проблемы, милый. Или они уезжают сейчас, или я уезжаю в отель. И не факт, что вернусь. Я не нанималась жить в таборе.
Олег побледнел. Страх потерять этот яркий трофей перевесил остатки совести. Он повернулся к Елене, глаза его забегали.
— Лен, правда... Вызывай грузовое такси. Я оплачу. Давайте, ускоряйтесь. Забирай детей и выметайтесь.
Елена посмотрела на него долгим взглядом. В этот момент умерла не любовь — она умерла раньше. В этот момент умерло уважение.
— Хорошо, — сказала она ледяным тоном. — Мы уйдем.
Они выносили коробки под пронизывающим ветром, который швырял в лицо сухие листья и пыль. Грузчики хмуро курили у подъезда, пока Елена одевала Аню. Пашка тащил свой рюкзак, сгорбившись, стараясь не смотреть на окна своей бывшей комнаты. Там, за стеклом, уже мелькал силуэт чужой женщины, которая хозяйски расхаживала по их жизни.
Первое жилье, которое удалось снять в такой спешке, было ужасным. Комната в старой "двушке" с хозяйкой — вредной старухой, которая запрещала включать свет после десяти и ворчала, если дети громко смеялись. Но это была крыша над головой.
Жизнь превратилась в бесконечный марафон выживания. Денег катастрофически не хватало. Олег присылал сущие копейки — официальная зарплата у него была мизерной, а "конверты" теперь уходили на запросы Карины. Елена научилась варить суп из куриных костей, перелицовывать старую одежду и ходить пешком несколько остановок, чтобы сэкономить на проезд.
Но самым трудным было видеть глаза детей. Пашка замкнулся, стал хуже учиться, подрался в школе. Аня часто плакала по ночам и звала папу, не понимая, почему он больше не приходит читать ей сказку.
— Папа занят, — врала Елена, глотая слезы. — Папа много работает.
Однажды вечером, перебирая старые вещи, Елена наткнулась на швейную машинку. Когда-то, еще до замужества, она неплохо шила, даже мечтала стать модельером, но рутина засосала. Она погладила холодный металл корпуса. А почему бы и нет?
Она дала объявление в интернете: "Мелкий ремонт одежды, замена молний, подшив брюк". Цены поставила ниже рыночных. Первый клиент пришел через день — соседке нужно было укоротить джинсы. Елена сделала работу за час, аккуратно и качественно. Соседка осталась довольна и рассказала подругам.
Сарафанное радио заработало. По вечерам, уложив детей спать, Елена садилась за машинку. Спина ныла, глаза слезились, но когда в кошельке появились первые заработанные таким трудом купюры, она почувствовала забытое ощущение — уверенность. Она может. Она справится.
Через полгода Елена рискнула. Она уволилась из архива, где платили копейки, и оформила самозанятость. Заказов становилось все больше. Теперь она не просто подшивала брюки, но и шила шторы, постельное белье, простые платья. Талант, спавший годами, проснулся и требовал выхода.
Они переехали. Квартира была небольшой, но отдельной, без ворчливых соседок. Светлая, чистая, с большим столом для раскроя тканей. Пашка повеселел, записался в секцию бокса — тренер сказал, что у парня хороший удар и много спортивной злости.
Олег за это время появился лишь однажды — передал пакет с дешевыми конфетами на Новый год через консьержку. Даже не поднялся. Елена выбросила конфеты, купила детям хорошие подарки сама. Она больше не ждала.
Прошел год. Ветер за окном был уже не злым и колючим, а теплым, весенним. Он шевелил новые шторы, которые Елена сшила из остатков дорогой органзы.
Звонок в дверь прозвенел, когда Елена примеряла на манекен сложный вечерний наряд — заказ от богатой клиентки. Она отряхнула нитки с одежды и пошла открывать, думая, что это курьер с тканями.
На пороге стоял Олег.
Он изменился. Похудел, осунулся, под глазами залегли глубокие тени. Дорогой костюм висел мешком, а в волосах серебрилась седина. В руках он сжимал букет слегка подвядших роз.
— Привет, — сказал он хрипло.
Елена смотрела на него и удивлялась самой себе. Ни боли, ни обиды, ни злости. Только легкое недоумение — как она могла столько лет жить с этим чужим, слабым человеком?
— Здравствуй. Зачем пришел?
— Может, впустишь? Не на пороге же говорить.
Елена посторонилась. Олег прошел в квартиру, оглядываясь по сторонам. Он явно не ожидал увидеть такой уют и порядок. Его взгляд зацепился за манекен с платьем, за новую мебель, за довольного кота, спящего на кресле.
— Неплохо устроилась, — буркнул он. — А говорила, что денег нет.
— У тебя денег не было, — спокойно ответила Елена. — А я заработала. Говори, что хотел. У меня мало времени.
Олег положил цветы на тумбочку. Они выглядели здесь неуместно и жалко.
— Лен, я... В общем, мы с Кариной расстались.
— Какая новость, — Елена даже не улыбнулась. — И что?
— Она пустышка, Лен. Ей только деньги нужны были. Пока я вкладывался в её капризы, я был "котиком". А как только у меня начались проблемы на фирме, долги... она просто собрала вещи и ушла к другому. Даже записки не оставила.
— Сочувствую. Но ко мне это какое отношение имеет?
Олег шагнул к ней, пытаясь взять за руку, но Елена отступила.
— Лен, давай забудем всё. Я был дураком. Ошибся. С кем не бывает? Но у нас же семья, дети. Я отец. Я хочу вернуться. Квартира пустая, я там всё убрал после неё. Возвращайтесь. Заживем как раньше.
— Как раньше? — переспросила Елена. — Ты хочешь вернуть ту женщину, которую унижал? Которую выгнал, потому что она стала "скучной"? Той женщины больше нет, Олег.
— Ну не начинай. Я же вижу, тебе одной тяжело. Тянешь всё на себе. А я помогу. Зарплату обещают поднять...
— Мне не тяжело, — перебила она его. — Мне легко. Потому что больше никто не вытирает об меня ноги. Никто не говорит, что я клуша. Мои дети спокойны. Мы счастливы.
— Счастливы? Без отца?
— Лучше без отца, чем с предателем, который меняет детей на комфорт и новую юбку.
В коридор вышел Пашка. Он был в боксерских перчатках — тренировался в комнате. Увидев отца, он остановился.
— Пап? — в голосе мальчика не было радости, только настороженность.
— Паша! Сынок! — Олег расплылся в улыбке, шагнул к сыну. — Как ты вырос! Иди к папе.
Пашка не сдвинулся с места. Он смотрел на отца взрослым, оценивающим взглядом.
— Ты выгнал нас, — сказал он тихо. — Ты сказал, что новая жена не хочет чужих. Мы теперь чужие. Уходи.
Олег замер, словно получил удар под дых. Он перевел взгляд с сына на жену, ища поддержки, но увидел только ледяное спокойствие.
— Ты настроила их против меня! — выплюнул он, и лицо его исказилось знакомой злобой. — Стерва!
— Уходи, Олег, — повторила Елена твердо. — И ключи от квартиры оставь себе. Нам они не нужны. У нас есть свой дом.
Он еще минуту стоял, сжимая и разжимая кулаки, пытаясь найти слова, которые могли бы все исправить, но таких слов в природе не существовало. Потом резко развернулся, схватил цветы с тумбочки и вышел, громко хлопнув дверью.
Елена подошла к двери и закрыла ее на верхний замок. Щелчок прозвучал как финальная точка в длинной и утомительной книге.
— Мам, он больше не придет? — спросил Пашка, снимая перчатки.
— Нет, сынок. Больше не придет.
— Ну и хорошо, — сказал он и улыбнулся — впервые за этот вечер искренне и светло. — Пошли чай пить? Я там печенье достал, которое мы вчера испекли.
— Пошли, — кивнула Елена.
Она обняла сына за плечи. В квартире пахло выпечкой, свежестью и спокойствием. Весенний ветер за окном стих, и солнце, пробившееся сквозь облака, залило комнату теплым золотистым светом. Жизнь продолжалась, и она была в их собственных руках — надежных, сильных и любящих. А прошлое осталось там, за закрытой дверью, где ему и было самое место.
Дорогие читатели, поставьте лайк и напишите что-нибудь в комментариях. Любая критика, а так же ваши советы помогают мне развиваться и писать более интересные рассказы.
У меня есть и другие рассказы.