Казалось бы, что плохого в том, чтобы дать второй шанс? Она думала так же..
- Да очнись ты! - Валентина Владимировна смотрела на дочь так, словно видела ее впервые. - Когда же ты поймешь, что он тебя никогда не любил? Опять наступаешь на те же грабли!
- Мам, но он изменился, правда изменился, - голос Лены срывался на шепот. - Он умолял меня, плакал, на коленях стоял перед детьми… Как я могла отказать? Как?
Валентина Владимировна отвернулась к окну.
- Ладно. Держи себя в руках и сама с ним разбирайся. Решай сама - это твоя жизнь, твой выбор. А то потом окажется, что я во всем виновата, что я тебя заставила.
Лена вышла на улиц. Что делать теперь? Простить второй раз и дальше терпеть этот кошмар? Или вычеркнуть все одним движением и начать сначала? Она мысленно осуждала себя за ту минуту слабости четыре года назад, за открытую тогда дверь, за надежду.
Они поженились, когда им было по двадцать. Двадцать лет это возраст, когда море кажется по колено, а будущее бесконечным и Ленлым. Ленлана и Егор были красивой парой, все знакомые завидовали открыто. Сразу задумали детей, свою квартиру, хорошую работу, поездки на отдых. Родители радовались свадьбе, но помогать было нечем. Молодые пробивали все сами, своими силами.
Егор после техникума вкалывал на двух работах сразу, приходил домой затемно, Лена в двадцать один родила первенца, крепкого мальчугана Сашку. Потом появился второй ребенок, улыбчивая Маша. Семь лет прожили вместе. Тогда казалось Лене, что так будет всегда, что это навсегда.
А потом что-то переломилось внутри их жизни, словно хрустнула невидимая опора. Егор стал приходить домой злой, молчаливый, придирался ко всему подряд: к шуму детей, к усталому виду Лены, к остывшему ужину, к беспорядку в прихожей. Уходил к друзьям, задерживался допоздна, возвращался с запахом пива. Кризис среднего возраста, что ли? Лена не понимала.
Она боролась как могла: укладывала детей пораньше, чтобы дома была тишина, садилась на жесткие диеты. Он ведь всегда твердил о ее лишних килограммах после родов. Все было без толку, он будто не замечал усилий.
- Егор, давай поговорим спокойно. Что с тобой происходит? - пыталась она достучаться однажды вечером.
- Не твое дело вообще. Устал я, все надоело до чертиков.
- Может, уедем куда-нибудь вдвоем? Детей маме оставим на выходные?
- С тобой? - он усмехнулся неприятно, зло. - Ты на себя в зеркало давно смотрела? С тобой на люди показываться стыдно, понимаешь?
Его слова резали острее ножа, но она терпела, глотала обиду. Главное ведь, семья целая, детям отец нужен, растут без отца, беда. Никому не жаловалась, даже матери, держала все в себе.
Разрыв случился внезапно и больно. Однажды утром на телефон Лены пришли фотографии. Егор с другой женщиной. Незнакомая брюнетка смеялась, обняв ее мужа и целовала. Фотографий было штук пятнадцать.
Лена долго не верила, смотрела на экран и не верила глазам, но решилась на разговор. Готова была простить изменщика, простить все, а он даже не думал оправдываться, не собирался врать.
- Как ты мог так поступить? Совести у тебя вообще нет? Давно это длится, твоя «работа в ночную смену»?
- Ничего я не объясняю. Да, влюбился в другую. Она молодая, веселая, красивая, а не как ты. Приведи сначала себя в порядок нормальный, похудей там, оденься прилично, тогда и поговорим о чем-то.
- Убирайся, убирайся вон из моего дома. Завтра заберешь свои вещи. На расторжение брака подам сама, не дожидайся.
Он ушел той же ночью, хлопнув дверью. Назавтра появился молча, собрал вещи в огромную сумку, даже не взглянул на детей, стоявших в коридоре. Ушел снова, хлопнув дверью еще громче.
Нас развели быстро, имущество не делили. Слухи доходили через общих знакомых: Егор живет теперь с той брюнеткой, даже свадьбу планируют, купил ей машину. Лене тогда спасала только мать. Помогала с внуками, пока дочь училась на парикмахера, переучивалась, начинала новую жизнь. Валентина Владимировна поддержала, не упрекнула ни разу.
Четыре года спустя раны почти затянулись, перестали кровоточить. Лена нашла любимую работу в хорошем салоне, дети подросли, окрепли, стали самостоятельнее. Появлялись ухажеры. Нормальные мужчины, адекватные, но довериться снова не получалось никак. Внутри стояла стена.
Однажды тихим августовским вечером, когда дети уже спали в своих кроватях, в дверь настойчиво позвонили. Лена глянула в глазок и обмерла. На пороге стоял Егор: постаревший, осунувшийся, с огромным букетом роз и пакетом подарков.
- Привет, Ленка, соскучилась хоть немного? - улыбка была старой, знакомой до боли.
- Не особо соскучилась. Мы тебя не ждали совсем.
- А дети где? Спят уже?
- Спят давно. Хотел их увидеть вдруг?
- Отец все-таки я им родной.
- Отец, который четыре года их даже не навещал, алименты платил через раз.
Он попросился на чай, сказал, что поговорить надо. Гордость Лены кричала громко «нет, гони его», но сердце предательски прощало - она впустила его, открыла дверь.
Разговорились как в старые добрые времена, словно и не было этих четырех лет боли. Он попросился переночевать на диване - «утром хочу с ребятами повидаться нормально, поговорить». Дети, проснувшись утром, облепили отца со всех сторон - папа вернулся, папа принес подарки, смех, радость, счастье. Лена ловила себя на странной мысли: «А ведь хочется мне, чтобы это не кончалось никогда».
- Леник, давай забудем все плохое, - сказал он тихо вечером, когда дети уснули. - Я виноват во всем, я полный идиот. Я понял что натворил, я исправлюсь, обещаю. Никому больше вас не отдам, вы моя семья.
Она простила его. Простила, потому что хотела верить. А в голове назойливо стучало: «Детям отец нужен, им без отца плохо будет».
Родители Лены были против воссоединения. Они прекрасно помнили и знали, как дочери было больно четыре года назад. Но Лена стояла на своем упрямо, как баран. Это ее жизнь, ее решение, ее семья.
Два года после возвращения Егора они жили мирно, даже хорошо. Егор исправно работал менеджером, возил детей в школу и на секции, вечерами сидели за ужином втроем, обсуждали планы, смеялись над мультиками. Почти идиллия получалась, почти счастье.
Потом его внезапно сократили на работе вместе с половиной отдела. Найти новое место никак не получалось - то образование не то требовали, то опыт не подходил, то зарплату предлагали смехотворную. Егор начал пить. Сначала только по пятницам, с друзьями, потом по выходным, потом ежедневно - сначала по бутылке пива, потом по две, потом водка пошла. Стал требовать у Лены деньги на выпивку агрессивно.
- Дай денег немедленно! Знаю, у тебя есть!
- Откуда у меня деньги? Я одна всю семью кормлю! Деньги с неба не сыплются просто так!
- Не сыплются? А ты попробуй постарайся, достань где-нибудь!
Скандалы происходили теперь очень часто, дети пугались, прятались в комнате, закрывали уши руками. Иногда дело доходило до рукоприкладства. Егор толкал Лену, однажды ударил кулаком в живот. Синяки женщина старательно скрывала толстым слоем тонального крема, матери по телефону говорила бодро, что все прекрасно, все хорошо складывается.
Но Валентина Владимировна материнским чутьем чувствовала неладное в голосе дочери. Как-то мартовским вечером она заглянула в гости без предупреждения, просто так.
Крики она услышала еще на лестничной площадке, между вторым и третьим этажом. Входная дверь в квартиру была слегка приоткрыта, видимо, хлопнули сильно и она не закрылась до конца.
- Допился уже совсем, скотина! Дай денег немедленно, слышишь меня! - рев пьяного Егора разносился по всему подъезду.
- Не дам ничего! Хватит пить, хватит! Детей пугаешь!
- Ах, не дашь мне? Ах так? - и тут он широко занес руку для удара.
Удар получился сильным, размашистым, Лена с криком отлетела к стене, ударилась спиной о батарею. В этот самый момент на пороге квартиры показалась побледневшая Валентина Владимировна.
- Вот тебе! На, зови теперь свою драгоценную тещу! - кричал он пьяно, уже совсем не слыша собственных слов.
- Егор, немедленно прекрати это безобразие! Вон отсюда сейчас же!
- А, теща явилась! - он развернулся к ней, покачиваясь. - Знаешь что, теща дорогая? Твоя дочка мне и даром вообще не упала никогда! Никогда она мне не была нужна по-настоящему! Только пилит вечно да ноет! Интерес к ней у меня пропал сразу, как только она после первых родов растолстела прилично! Думала, я всего один год в первый раз гулял налево?
Да я все семь лет первого брака налево ходил, изменял направо и налево! И эти два последних года тоже, между прочим! А вернулся-то я почему, знаешь? Да просто любопытно мне стало, пустит дура меня обратно или мозги включит ? Не пустила бы тогда и слава богу было бы! А она повелась на слезы, как последняя идиотка! Мне та девчонка моя нагуляться толком не дала, надоела быстро, вот я и вернулся сюда, к этой! Поняла теперь все?
Валентина Владимировна, побледнев от услышанного, дрожащими руками набирала номер полиции на телефоне. Сердце ее сжималось от невыносимой боли и жгучего стыда за дочь.
Слова пьяного Егора Лена потом вспоминала долгие месяцы. Они жгли ее изнутри раскаленным железом, не давали спать ночами.
Выкарабкивалась она снова медленно и мучительно, с помощью родителей и психолога. Чаще всего по ночам она думала о том страшном мартовском вечере и шептала: «Мама, спасибо тебе огромное, что пришла тогда вовремя. Чем бы все это кончилось для меня, если бы не ты, страшно представить…»
Егор исчез из их жизни навсегда, словно его и не было никогда. Алименты приходили исправно - видимо, полиция его хорошо припугнула тогда. Дети постепенно перестали спрашивать об отце, зажили своей жизнью.
Лена научилась главному - слушать не сердце, которое так легко обмануть красивыми словами, а голос разума. И закрывать дверь перед теми, кто однажды уже предал. Потому что второго шанса предатели не заслуживают никогда. Даже если умоляют на коленях и клянутся всеми святыми, что изменились.