— А где мне тапочки взять? — капризный, тягучий голос из прихожей резанул по ушам, как пенопластом по стеклу. — Антош, тут пол ледяной, я заболею!
Елена Викторовна замерла с заварочным чайником в руке. Вода из носика, вместо чашки, плеснула на клеёнку, растекаясь бурой лужей. Она точно помнила: дома никого не должно быть. Сын обещал заехать в субботу, помочь с антресолями, а сегодня только среда, гнилой ноябрь, темень за окном, хоть глаз выколи.
В прихожей грохнуло — будто уронили что-то тяжелое, с колесиками. Потом звякнули ключи, брошенные на тумбочку. Небрежно так, с размаху.
— Мам! Ты дома? — голос сына звучал непривычно звонко, с какой-то наигранной бравадой. — Встречай гостей!
Елена Викторовна, вытирая руки вафельным полотенцем, вышла в коридор. И тут же споткнулась взглядом о чемодан. Огромный, пластиковый, кислотно-розового цвета, он перегородил узкий проход, как баррикада. Рядом стояла девица. Куртка расстегнута, шарф волочится по полу, в руках — смартфон, в который она тыкала длинным, хищным ногтем.
— Привет, мам, — Антон протиснулся мимо чемодана, чмокнул мать в щеку — быстро, сухо, для галочки. От него пахло сыростью улицы и чужими, резкими духами. — Знакомься. Это Юля.
Девица оторвалась от экрана, окинула Елену Викторовну взглядом — сканирующим, оценивающим. Так смотрят не на будущую свекровь, а на старую мебель, прикидывая, влезет ли она в мусорный бак или придется вызывать грузчиков.
— Здрасьте, — буркнула она и тут же снова повернулась к Антону. — Тош, ну реально холодно. Где тапки?
Елена Викторовна почувствовала, как внутри, где-то в районе солнечного сплетения, начинает натягиваться тонкая, звенящая струна.
— Антон, — тихо произнесла она, стараясь, чтобы голос не дрожал. — Что происходит? Почему чемодан? Вы в отпуск собрались? Так оставил бы вещи, я пригляжу, зачем же так... без звонка.
Сын стянул куртку, повесил её поверх плаща матери. Крючок жалобно скрипнул.
— Какой отпуск, мам? Ноябрь на дворе, слякоть одна, — он хохотнул, но глаза бегали. — Мы жить приехали. К тебе.
— Жить? — слово упало тяжелым камнем. — В смысле — жить?
— В прямом. Мы расписались сегодня. В ЗАГСе были, потом в кафе посидели. Вот, переезжаем.
Он обнял девицу за плечи, притянул к себе. Та жеманно хихикнула, уткнувшись носом ему в подмышку.
— Расписались? — Елена Викторовна прислонилась к косяку. Ноги вдруг стали ватными. — А почему... почему я узнаю об этом сейчас? В коридоре?
Антон нахмурился. Лицо его, ещё минуту назад веселое, стало жестким, тем самым, "отцовским" выражением, которого Елена Викторовна боялась последние десять лет.
— А что бы изменилось, мам? Ну, сказала бы ты своё "не торопись", "подумай". Мы взрослые люди. Всё решили. Квартиру снимать сейчас — бешеные деньги, ипотеку не дадут, у меня кредитка не закрыта. А у тебя трёшка. Места вагон.
— Антон, но это... это надо обсуждать, — она растерянно развела руками. — У меня режим, я привыкла одна. И потом, папин кабинет...
— Мама, это моя жена! — отрезал сын. Голос его лязгнул металлом. — Привыкай. Всё, тема закрыта. Юль, иди в большую комнату, там диван удобный. Мам, у нас поесть что-нибудь есть? Мы голодные как волки.
Юля, не разуваясь, в грязных ботинках на толстой подошве, шагнула на паркет.
— Тоша, а вай-фай какой? — спросила она, проходя мимо остолбеневшей хозяйки.
— На роутере написано, — бросил Антон, затаскивая розовый чемодан вглубь квартиры. Колесики оставили на чистом полу две грязные, мокрые полосы.
Елена Викторовна осталась стоять в коридоре. В тишине квартиры, которую она так берегла, теперь хозяйничали чужие звуки: лязг молнии на чемодане, чужой смех, бубнеж телевизора, который включили сразу на полную громкость. С кухни тянуло гарью — она забыла выключить чайник, и тот, видимо, выкипел окончательно.
Первая ночь прошла как в бреду. Елена Викторовна лежала в своей спальне, глядя в потолок, где от света уличного фонаря дрожала тень ветки. Стены в доме были тонкими, панельными. Из соседней, "большой" комнаты, которую она по старой памяти называла залом, доносились звуки. Скрип дивана. Приглушенные смешки. Потом стоны — не стесняясь, громко, напоказ.
Елена накрыла голову подушкой. Сердце колотилось где-то в горле. Обида жгла нестерпимо, но больше обиды был страх. Страх того, что её уютный, выстроенный годами мирок рухнул в одночасье. Она вспоминала, как Антон рос — добрый, ласковый мальчик. Как он плакал, когда умер отец. Как обещал: "Мам, я всегда буду рядом".
"Рядом" наступило. Только совсем не так, как она мечтала.
Утром она проснулась от грохота. Кто-то яростно колотил в дверь ванной.
— Тош! Ну сколько можно?! Мне на работу надо, мне ещё волосы укладывать!
Елена Викторовна глянула на часы. Семь утра. Обычно она вставала в восемь, пила кофе в тишине, слушала новости по радио.
Она накинула халат, вышла в коридор. Юля стояла у двери ванной в одной майке и трусах, ничуть не стесняясь. Увидев свекровь, она даже не прикрылась.
— Доброе утро, — сказала Елена Викторовна, стараясь не смотреть на голые ноги невестки.
— Драсьте. Скажите ему, чтоб вылезал. Он там уснул, что ли?
В этот момент дверь открылась, и вывалился заспанный Антон в клубах пара.
— О, мам, привет. Слушай, у нас полотенца свои где-то на дне чемодана, дай Юльке какое-нибудь. И это... бумага закончилась.
Елена Викторовна молча пошла к шкафу. Достала свежее махровое полотенце — то самое, которое берегла "для гостей". Отдала Юле. Та молча выхватила его и захлопнула дверь ванной перед носом хозяйки. Щеколду демонстративно задвинули.
На кухне царил хаос. На столе, который Елена всегда протирала до скрипа, валялись корки от пиццы — видимо, заказывали ночью. Пятна кетчупа, пустые банки из-под пива. В раковине — гора посуды.
Елена Викторовна почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Она начала машинально собирать мусор. Руки дрожали.
— Мам, не суетись, — Антон вошел на кухню, почесывая живот. — Юлька потом уберет. Или ты. Тебе же всё равно делать нечего, ты на пенсии.
— Я работаю, Антон, — тихо напомнила она. — У меня смена сегодня в регистратуре. И я просила... просила не оставлять грязную посуду на ночь. Тараканы заведутся.
— Ой, ну началось, — сын закатил глаза. — Тараканы у тебя в голове, мам. Советские. Сейчас другие времена. Слушай, а кофе есть? Только нормальный, не этот твой растворимый суррогат. Зерновой.
— Нет зернового. Есть турка.
— Блин. Ладно. Сваришь? А то голова трещит. Мы вчера отметили немного.
Он сел за стол, сдвинув локтем коробку от пиццы на пол. Коробка упала, рассыпав крошки. Антон даже не посмотрел вниз.
Елена Викторовна подошла к плите. Включила газ. Спичка сломалась в пальцах.
— Антон, — она говорила спиной к нему, глядя на голубой цветок пламени. — Нам надо установить правила. Коммунальные платежи. Продукты. Уборка. Я не потяну двоих на свою зарплату.
— Мам, ты чё, с родного сына деньги брать будешь? — в голосе Антона прозвучало искреннее изумление. — Мы же семья. Сейчас у меня с работой туго, ты знаешь. Проект закрылся, заказчики кинули. Юлька пока ищет себя, она курсы визажиста заканчивает. Потерпи пару месяцев. Встанем на ноги — завалим тебя деньгами.
"Потерпи". Это слово она слышала от мужа двадцать лет. "Потерпи, Ленка, машину купим, потом на море". Теперь сын.
— И насчет Юли, — Антон понизил голос, хотя шум воды в ванной перекрывал всё. — Ты к ней не цепляйся. У неё характер сложный, она девочка ранимая. Если что не так скажешь — обидится, скандал будет. А мне нервы нужны для работы.
— Я не цепляюсь. Я просто хочу порядка в своем доме.
— В нашем доме, мам. Я здесь прописан. Не забывай.
Турка звякнула о конфорку. Елена Викторовна резко повернулась.
— Прописан ты. А зарабатывала эту квартиру я и отец. И плачу за неё я.
Антон усмехнулся. Нехорошо так, криво.
— Ладно, не кипятись. Борщ есть? Юлька любит, чтоб жидкого поесть с утра.
— Борщ в холодильнике. Вчерашний.
— Ну вот и отлично. Разогрей, как выйдет. А я пока покурю.
Он встал и пошел на балкон. Прямо в тапках, на холодный бетон. Елена Викторовна увидела, что он надел тапки её покойного мужа, которые стояли в шкафу как память. Она хотела крикнуть "Сними!", но голос пропал.
Прошла неделя. Квартира стремительно превращалась в чужую территорию.
В прихожей теперь постоянно пахло дешевым, сладковатым лаком для волос. В ванной на полочке Елены Викторовны выстроилась армия тюбиков и баночек Юли, бесцеремонно сдвинув мамины лекарства в угол. На зеркале появились жирные пятна от пальцев, которые никто не вытирал.
Юля оказалась не "ранимой", а ленивой и наглой. Она спала до обеда, потом часами висела на телефоне, расхаживая по квартире в коротких шортах. Еду она не готовила принципиально ("У меня маникюр", "Я не кухарка"), зато охотно поедала то, что готовила Елена.
Но самое страшное было не это. Самое страшное — это мелочи.
Елена Викторовна пришла с работы уставшая, ноги гудели. На улице — ледяной дождь, промозглый ветер, ноябрьская хтонь. Мечтала только об одном: горячий душ и чай с лимоном.
Зашла в ванную — и замерла. В раковине лежала гора волос. Черных, длинных волос Юли. Вода не уходила, в сливе стояла мутная жижа. Кран капал. Монотонно, раздражающе: кап... кап... кап...
Она вышла на кухню. Там сидела Юля, ковыряла вилкой в тарелке с котлетами.
— Юля, — голос Елены Викторовны сел от усталости. — Почему ты не убрала волосы в ванной? Вода не уходит.
Юля подняла глаза, полные скуки.
— Ой, да ладно вам. Подумаешь, волосы. У меня лезут, витаминов не хватает. Купите "Крот", залейте. Делов-то.
— Я не должна покупать "Крот". Ты засорила — ты и убери. И кран течет. Я просила Антона починить три дня назад.
— Антоша занят, он стратегии думает, — фыркнула Юля. — А котлеты, кстати, пересолены. И жесткие. Вы хлеба пожалели? Моя мама в фарш всегда батон добавляет, в молоке размоченный. А тут — одна подошва.
Она демонстративно отодвинула тарелку.
— Не нравится — не ешь, — Елену Викторовну затрясло. — Встань и приготовь сама.
— Я не могу, у меня аллергия на бытовую химию и сырое мясо. Антоша говорил, вы добрая, а вы... вечно всем недовольны. То тапки не там, то свет не выключили. Душно с вами, Елена Викторовна. Очень душно.
В кухню вошел Антон. Вид у него был помятый, глаза красные — опять играл в "танки" всю ночь.
— Чего шумим? — он полез в холодильник, достал колбасу, откусил прямо от палки.
— Твоя жена меня учит готовить, — сказала Елена, глядя сыну в глаза. — И хамит. Антон, кран течет. Счётчик крутится. Ты обещал.
— Мам, ну чё ты начинаешь? — Антон поморщился, жуя колбасу. — "Кран, кран"... Сделаю я твой кран. Потом. Дай поесть спокойно. Юль, чё она взъелась?
— Не знаю, — Юля сделала обиженное лицо, губки бантиком. — Я ей про рецепт сказала, по-доброму, а она орать начала. Говорит, что я нахлебница.
— Мама! — Антон грохнул кулаком по столу. — Прекрати гнобить Юлю! Она здесь хозяйка такая же, как и ты!
— Хозяйка? — Елена Викторовна горько усмехнулась. — Хозяйка знает, сколько стоит киловатт света? Хозяйка знает, как платить за воду? Вы за неделю ни копейки не дали, а холодильник пустой!
— Ах, вот ты как, — Антон прищурился. — Деньгами попрекаешь? Родного сына? Я думал, ты мать, а ты... Ладно. Будут тебе деньги. Но тогда и разговор будет другой.
Он схватил Юлю за руку:
— Пошли в комнату. Нечего тут с ней воздух сотрясать.
Они ушли. Елена Викторовна осталась одна под аккомпанемент капающего крана. Кап... кап... кап... Как отсчет времени до взрыва. Она села на табурет и заплакала — беззвучно, чтобы не доставить им удовольствия услышать.
Развязка подкралась незаметно, через две недели, в пятницу.
Елена Викторовна задержалась на работе — подменяла коллегу. Домой идти не хотелось. Ноги сами замедляли шаг, когда впереди замаячили окна родной пятиэтажки. В окнах её квартиры горел свет. Во всех комнатах. Ярко, празднично.
"Забыли выключить", — подумала она привычно.
Поднялась на третий этаж. У двери стояли какие-то коробки. Из-за двери слышался гул голосов, смех, звон бокалов.
"Гости? Опять?" — с тоской подумала она, вставляя ключ в замок.
Ключ не повернулся.
Она нажала сильнее. Никак. Попробовала вытащить и вставить снова. Замок был тот же, но ключ не подходил. Заело?
Она нажала на звонок. За дверью стихло. Послышались шаги — тяжелые, шаркающие. Не Антона. И не Юли.
Дверь распахнулась. На пороге стояла грузная женщина в цветастом халате. Халате Елены Викторовны. На голове у женщины бигуди, в руке — надкушенный огурец.
— Вам кого, женщина? — рявкнула незнакомка, жуя огурец.
Елена Викторовна отступила на шаг, глядя на номер квартиры. 34. Её квартира.
— Мне... я здесь живу, — пролепетала она. — А вы кто? И почему вы в моём халате?
— Живешь? — женщина хохотнула, обернувшись вглубь коридора. — Юлька! Тут какая-то тётка пришла, говорит, живёт тут!
Из комнаты выплыла Юля. Нарядная, в блестящем платье, с бокалом вина. За ней семенил Антон, пряча глаза.
— О, Елена Викторовна, — Юля улыбнулась, но улыбка была похожа на оскал. — А мы вас не ждали так рано. Думали, вы на сутках.
— Что происходит? — Елена Викторовна попыталась войти, но женщина в бигудях перегородила путь мощным плечом. — Кто это? Почему ключ не подходит?
— А, ключ... — Антон почесал затылок. — Мам, тут такое дело. Замок барахлил, я личинку сменил днём. Забыл тебе сказать. А это — Тамара Петровна. Мама Юли.
— Тёща моя, любимая! — крикнул кто-то пьяный из кухни. Там сидел ещё один незнакомый мужик в майке-алкоголичке.
— Мам, проходи, только не скандаль, у нас праздник, — Антон попытался протиснуться к двери, но Тамара Петровна стояла скалой.
— Какой праздник? — Елена Викторовна всё ещё не могла осознать происходящее. Её мозг отказывался верить.
— Новоселье у мамы, — сказала Юля, отпивая вино. — Тамара Петровна продала свой дом в деревне. Деньги, кстати, мы вложили в машину Антону, ему для бизнеса надо. А жить мама будет здесь.
— Где — здесь? — прошептала Елена.
— Ну как где? — вмешалась Тамара Петровна, вытирая жирные пальцы о халат Елены. — В большой комнате мы с молодым, они мне уступили, уважают мать. Юлечка с Антошей в спальню перебрались.
— В мою спальню? — у Елены потемнело в глазах. — А я? Где буду я?
В коридоре повисла тишина. Слышно было только, как капает тот самый кран на кухне. Кап. Кап.
Антон наконец поднял глаза. В них не было стыда. Только холодный расчет и раздражение, что приходится объяснять очевидное.
— Мам, ну мы же говорили про дачу. Там воздух свежий, печка есть. Дров я заказал, привезут завтра. Тебе там лучше будет, спокойнее. А здесь — сама видишь, тесно. У нас семья расширяется, — он кивнул на живот Юли, который та демонстративно погладила, хотя он был абсолютно плоским. — Ребёнку нужна детская. А Тамара Петровна помогать будет. В общем... вещи твои мы уже собрали. Они вон, в коробках на площадке.
Елена Викторовна перевела взгляд на коробки у своих ног. Три картонные коробки. Это была вся её жизнь? Книги, одежда, фотоальбомы. Выставленные за дверь, как мусор.
— Вы... выгоняете меня? Из моей квартиры? Зимой? На летнюю дачу?
— Не выгоняем, а оптимизируем пространство! — гаркнула Тамара Петровна. — Чё ты драматизируешь, интеллигенция? Дача утепленная, Антошка сказал. Живи, радуйся, внуков жди. А молодым жить надо!
— Мам, такси уже вызвано, — быстро сказал Антон, глядя на экран телефона. — Через пять минут будет. Грузчики помогут коробки спустить. Ключи от дачи у тебя есть. Всё, не начинай сцену, перед людьми неудобно.
Он потянулся к ручке двери, чтобы закрыть её перед носом матери.
— Езжай, мам. Привыкай. Теперь так будет.
Дверь начала закрываться. Елена Викторовна увидела в щель, как Юля победно подмигнула матери, а пьяный мужик на кухне поднял тост "за хозяев".
Щелк.
Она осталась одна на грязной лестничной клетке. Рядом с коробками. В осеннем пальто. Без ключей от дома, который она считала своим. Снизу донесся звук домофона — приехало такси, чтобы увезти её в ледяную пустоту дачного посёлка. Но в кармане её пальто, в потайном отделении, лежал документ, о существовании которого Антон забыл. Или никогда не знал.
Елена Викторовна медленно подняла голову. Слёз не было. Была ледяная ярость. Она достала телефон.
— Алло? Сергей Игоревич? — голос её был твердым, как сталь скальпеля. — Это Елена Викторовна. Помните, вы предлагали мне сдать ту комнату... да, ту самую. Предложение в силе? Только условия изменились. Мне нужно не сдать. Мне нужно продать долю. Срочно. И желательно — самой "веселой" семье, которая у вас есть в базе. Да, "черные риелторы" тоже подойдут. Я жду.
Она сбросила вызов и посмотрела на закрытую дверь, за которой гремела музыка.
— Привыкай, сынок, — прошептала она. — Теперь так будет.
Конец 1 части, продолжение уже доступно по ссылке, если вы состоите в нашем клубе читателей.