Когда мир ещё не знал, что он остановится — мы уехали в дождь.
Вдвоём.
В любимое место.
Третий день в Каталонии.
Утром — льёт дождь. Серо. Сыро. Дороги блестят, как стекло.
Дочки, уставшие от вулканов и моря, решают:
— Мы останемся. Погуляем по Жироне, когда прекратит.
А мы с мужем смотрим друг на друга.
— Кадакес? — спрашивает он.
— Кадакес, — отвечаю я.
Это наш второй раз здесь.
Первый — много лет назад, ещё до детей.
Мы тогда влюбились в этот город: белые домики, узкие улочки, гавань, где лодки покачиваются, как маятники времени.
Едем под дождём.
Дорога — пустая. Только мы и стук дворников.
За окном — холмы, оливковые рощи, изредка — виллы с заборами из кактусов.
В машине — тишина. Не напряжённая. А та, что бывает, когда рядом — человек, с которым можно молчать годами.
Кадакес встречает нас серым небом и запахом соли и маслин.
Город почти пуст. Только пара туристов с зонтами и местный кот, грееющийся под навесом кафе.
Заворачиваем в таверну у гавани.
Пьём вино из глиняного кувшина. Едим жареную рыбу.
Смотрим, как дождь стекает по стеклу.
Говорим мало.
Не о будущем. Не о работе.
Просто — о том, как здорово быть здесь. Сейчас. Вдвоём.
К вечеру дождь прекращается.
Возвращаемся в Жирону.
Дочки — в восторге:
— Мы обошли весь старый город!
— Здесь есть мост, как в Гарри Поттере!
— И лавка с мылом — такая же, как в Тоссе!
Они показывают фото.
На каждом — они — смеющиеся, мокрые, живые.
А на заднем плане — собор, арки, фонари.
Город, который принял их, пока мы были в Кадакесе.
Рассказывают и ещё — смеясь:
— Зашли в сувенирную лавку.
— Продавец — пожилой, в очках, добрый.
— По-английски — ни слова. По-русски — тем более.
Они показывают на магнитик с видом Жироны.
Он кивает, но что-то объясняет — на каталанском, быстро, с жестами.
Они — машут руками, улыбаются, показывают пальцем на тарелочку с гербом города.
Он — смеётся, кладёт оба предмета в пакет, называет цену на пальцах.
И так — минут десять.
Никто не понимает слов.
Но все понимают смысл.
— Это был наш первый настоящий разговор с иностранцем! — говорит одна.
— Без Google Translate! — добавляет другая.
Они до сих пор хранят тот магнитик на холодильнике.
А тарелочку — в шкафу, в коллекции «наших поездок».
Иногда спрашиваю:
— А вы бы сейчас так смогли?
— Ещё как! — отвечают. — Главное — не бояться. И улыбаться.
Утром — самолёт.
Собираем чемоданы.
Дочки — тихие. Уже не подростки по настроению, а взрослые.
Муж проверяет, всё ли выключил.
Я — в последний раз выхожу на балкон.
Смотрю на собор. На узкие улочки. На небо — чистое, как будто дождя и не было.
Если бы я знала, что это — последняя Каталония…
Я бы осталась дольше в Кадакесе.
Посидела дольше в той таверне у гавани.
Не смотрела на часы.
Не думала о вылете.
Я бы вошла в Бесалу.
Доехала до Барселоны.
Посмотрела на море не с пляжа, а с камня — долго, молча, пока не запомнила бы его до дна.
Но тогда я ещё верила:
возвращусь.
А вернуться — не дали.
Сейчас, спустя шесть лет, я смотрю на фото:
— мы у вулкана,
— мы у моря,
— мы вдвоём под дождём в Кадакесе,
— дочки — в Жироне, счастливые, под солнцем после дождя,
— и тот самый магнитик — всё ещё на холодильнике.
И понимаю:
это была не просто поездка.
Это был последний вздох свободы.
Тихий.
Тёплый.
На четверых.