Вот уже три столетия история Марии Гамильтон остаётся одной из самых мрачных и захватывающих легенд эпохи Петра Великого. В судьбе этой женщины сплелись в клубок царская милость, страсть, предательство и жестокость закона, когда страшная кара настигла её за подрыв российской демографической политики.
Мария Даниловна Гамильтон, или Марья Гамонтова, как её именовали в русской традиции, происходила из старинного шотландского рода, чей предок Томас Гамильтон прибыл в Россию ещё при Иване Грозном. К началу 1710-х годов она, уже полностью обрусевшая и отличавшаяся редкой красотой, острым умом и весёлым нравом, появилась при дворе. В 1713 году она стала камер-фрейлиной супруги царя Петра— Екатерины Алексеевны, будущей императрицы.
Жизнь при дворе Петра Великого была полна соблазнов и опасностей. Царь, чья неуёмная энергия распространялась и на амурные утехи, имел так называемый «постельный реестр» — список своих мимолётных любовниц.
Екатерина не препятствовала его охоте за юбками, мало того, она даже подсылала к мужу своих смазливых служанок. Мимолётные флирты и связи царя её не волновали — будущая императрица была уверена, что сердцем государя прочно владеет лишь она одна. И вот в 1715г., согласно записям токаря царя по имени Андрей Нартов, однажды в токарню «была впущена присланная от императрицы комнатная ближняя девица Гамильтон», которую Пётр, обняв, потрепал по плечу со словами: «Любить девок хорошо, да не всегда, инако, Андрей, забудем ремесло“. После сел и начал точить».
Эта сцена как нельзя лучше отражала суть их связи — эта девушка была просто объектом страстного секса.
Безответная страсть и роковые ошибки
Для самой Марьи связь с царём являлась, похоже, просто служебной обязанностью. Сердце фрейлины принадлежало не государю, а одному из его многочисленных денщиков Ивану Орлову. Судя по дальнейшим событиям, она искренне любила царского адъютанта, а он её попросту использовал.
Орлов завёл связь с другой фавориткой Петра — Авдотьей Чернышёвой. Эта женщина, тоже бывшая любовница Петра I, была выдана царём замуж за генерала Григория Чернышёва, и славилась на весь Петербург своей сексоманией. Орлов был всего лишь одним из её многочисленных любовников. Мария измучилась его ревнуя. Она пыталась вернуть его расположение дорогими подарками. Деньги на них она добывала, крадя золотые червонцы и украшения с алмазами из покоев самой императрицы.
Связь денщика и фрейлины трижды приводила к беременности. Растущий живот Гамильтон тщательно скрывала, а нежелательный плод дважды вытравливала с помощью лекарств, которые она, жалуясь на запоры, выпрашивала у придворного аптекаря. Третьего ребёнка, родившегося тайно в ноябре 1717 года, она, по показаниям горничной, лишила жизни сама: «Сперва пришла Мария в свою палату, где она жила и притворила себя больною, и сперва легла на кровать, а потом вскоре велела мне запереть двери и стала к родинам мучиться; и вскоре встав с кровати, села на судно и, сидя, младенца опустила в судно. А я тогда стояла близ неё и услышала, что в судно стукнуло и младенец вскричал… Потом, став и оборотясь к судну, Мария младенца в том же судне руками своими, засунув тому младенцу палец в рот, стала давить, и приподняла младенца, и придавила.» Потом Гамильтон позвала мужа своей горничной, конюха Василия Семёнова, и приказала ему труп младенца выбросить. Позже, на следствии, Мария показала, что ребёнок ударился о край посудины, куда она рожала, и умер. Себя она виновной в его смерти не считала.
Суд: там, где кончается милость
Разоблачение случилось в 1717 году. По самой распространенной версии известно, что желая скомпрометировать перед Орловым Авдотью Чернышёву, к которой ревновала, Мария как-то рассказала любовнику, что «Чернышёва, мол, говорила с каким-то денщиком об Екатерине, что та ест воск, и оттого у неё на лице угри». Затем она рассказала придворным дамам, что об этом с Чернышёвой говорил сам Орлов. Вернувшийся из командировки Орлов с ужасом узнал, какие о нём ходят сплетни и кинулся в ноги императрицы. Екатерина, до которой эти сплетни не дошли, была удивлена. Призвали Гамильтон, которая сначала отнекивалась, что пустила слух, потом, когда «её побили», призналась в распространении слуха. Фрейлину заключили в тюрьму. Петр в это время был занят розыском по делу царевича Алексея и этой историей с фрейлиной не занимался. Но после произведенного обыска в комнатах Гамильтон в Преображенском в присутствии Петра и Екатерины обнаружили украденные «алмазные и протчие вещи Её Величества», например, одежду, которую носила сама императрица. Марию и Орлова перевезли из Москвы в Петербург и заключили в Петропавловскую крепость (они были в числе первых заключенных новопостроенной тюрьмы) и при допросе били кнутом.
Под пытками она созналась во всём, но ни словом не оговорила Орлова, который, в свою очередь, валил всю вину на неё. Следствие велось несколько месяцев. Царь неожиданно серьёзно отнёсся к делу об убиенных младенцах.
Ведь в то время его всерьёз занимала демографическая политика. Он всячески заботился о повышении рождаемости в России. В ноябре 1715 года вышел царский указ об учреждении специальных гошпиталей, предназначенных для появления на свет незаконнорождённых детей, которые пользовались покровительством государства, ведь из них вырастали будущие солдаты. На Руси и в допетровские времена женщин-детоубийц было принято живьём закапывать в землю по грудь. Теперь особое наказание давалось за лишение жизни незаконнорождённых детей. Если в обычной семье отцу случалось прибить собственного отпрыска, ему грозил год тюрьмы и церковное покаяние. Женщине, избавившейся от ребёнка, рождённого вне брака, полагалась смертная казнь. Эта участь ждала и Марию Гамильтон.
Пять месяцев спустя Пётр подписал приговор:
... девку Марью Гамонтову, что она с Иваном Орловым жила блудно и была от него брюхата трижды и двух ребенков лекарствами из себя вытравила, а третьего удавила и отбросила, за такое душегубство, также она же у царицы государыни Екатерины Алексеевны крала алмазные вещи и золотые (червонцы), в чем она с двух розысков повинилась, казнить смертию. А Ивана Орлова свободить, понеже он о том, что девка Мария Гамонтова была от него брюхата и вышеписанное душегубство детям своим чинила, и как алмазные вещи и золотые крала не ведал — о чем она, девка, с розыску показала имянно.
Служанка фрейлины, как сообщница, приговаривалась к наказанию кнутом и ссылке на год (в другом месте указано — на 10 лет) на прядильный двор. За фрейлину заступались обе царицы — Екатерина Алексеевна падала Петру в ноги, умоляя о помиловании, и вдова царя Ивана V, царица Прасковья Федоровна, но безрезультатно. Было мнение, что непреклонность Петра могла быть связана с тем, что младенцы Гамильтон с таким же успехом могли быть зачаты и им.
Последний поцелуй и бессмертная голова
Казнь состоялась 14 марта 1719 года. По воспоминаниям современников, Мария взошла на эшафот в белом платье с чёрными лентами, всё ещё надеясь на помилование. Платье было подарком императрицы. Екатерина сама выбрала его для казни — в знак памяти о былой службе. Мария не чувствовала холода. Она видела только высокую фигуру Петра в темно-зеленом кафтане, отделанном золотым галуном.
На её глазах Пётр поднялся к ней на помост, что-то сказал ей, а затем поцеловал. Но это был поцелуй прощания, а не прощения. «Я не могу нарушить закон, чтобы спасти тебя», — произнёс он.
После того как палач отсёк ей голову, произошло действие, навеки вписавшее эту историю в анналы. Пётр поднял отрубленную голову бывшей любовницы и начал читать собравшейся толпе лекцию по анатомии, показывая устройство кровеносных сосудов и позвонков. Затем он поцеловал её в уста и бросил на помост.
Но и на этом история не закончилась. Спустя 70 лет, возглавлявшая Академию наук княгиня Екатерина Дашкова, обнаружила большой перерасход спирта в подведомственной ей кунсткамере. Проведённая ревизия выяснила, что алкоголь идёт на поддержание в форме хранящихся в запасниках женской и мужской отрубленных голов. Дальнейшие изыскания установили, что это головы Марии Гамильтон и казнённого в 1724 году любовника Екатерины I Виллима Монса. Дашкова рассказала об этой находке своей подруге Екатерине II. Императрица, осмотрев страшные экспонаты, повелела закопать их в том же подвале, где они хранились долгие десятилетия
Отношения Петра Великого и Марии Гамильтон — это не романтическая драма, а жестокая притча о своей эпохе.