Глава 1: Холодный рассвет
«Письма к молодому поэту»: «Любовь состоит в том, что два одиночества соприкасаются, оберегают друг друга и границы свои друг другу открывают». Рильке.
Воздух в зале заседаний был настолько ледяным, что, казалось, звенел. Не от кондиционера — от тихой, непримиримой ненависти, витавшей между двумя сторонами длинного полированного стола. С одной стороны — пожилой, но невероятно энергичный господин Чан, патриарх семьи, чьи интересы простирались от традиционной фармацевтики до самых современных технологий. С другой — Мин Юнги.
Он сидел, откинувшись на спинку кресла, с виду расслабленный, но каждый мускул в его теле был напряжен, как струна. Его взгляд, обычно такой выразительный на сцене под софитами, сейчас был непроницаем, как черный обсидиан. Он ловил каждый жест, каждую интонацию старика Чана. Юнги не был просто наследником; он был архитектором, который за последние пять лет превратил скромный семейный бизнес в империю, вызывающую зависть и страх. И империя Чана была на пути у его экспансии.
— Предложение справедливое, господин Чан, — голос Юнги был низким, бархатным, но в нем не было и намека на тепло. — Ваша компания держится на плаву только благодаря старым связям и ностальгии. Моя же группа предложит вашим акционерам достойный выход. Это не война. Это… логичное завершение эпохи.
Господин Чан хмыкнул, и его глаза, маленькие и острые, как буравчики, сверкнули.
— Эпохи не завершаются по воле мальчиков, которые думают, что деньги решают все. У семьи Чан есть душа. И традиции.
— Традиции, — повторил Юнги почти бесстрастно, — имеют обыкновение умирать первыми в борьбе за выживание.
Переговоры зашли в тупик, как и ожидалось. Но старик Чан приготовил сюрприз. Когда Юнги уже собирался дать знак юристам завершать бессмысленную встречу, Чан поднял руку.
— Есть кое-что, что ты не учел, Юнги-сан. Не все измеряется в акциях и процентах рынка. Иногда самая прочная крепость — это человеческое сердце. А у тебя, как я слышал, с этим проблемы.
Юнги почувствовал, как внутри него что-то похолодело еще сильнее. Он ненавидел, когда разговор переходил на личности.
— Мои личные качества не входят в предмет обсуждения.
— А зря, — старик улыбнулся, и это была улыбка хитрой лисы. — Я старею. Моя единственная внучка, Чан Со-Ри, только что вернулась из-за границы. У нее свежий взгляд, образование в области управления, но… ей не хватает жесткости. Выживать в этом мире ее не научили. Я хочу, чтобы она научилась.
Юнги медленно моргнул.
— И какое это имеет отношение ко мне?
— Очень просто. Я отдам тебе контрольный пакет. Без борьбы. Без судов. При одном условии.
Зал замер. Даже невозмутимые юристы Юнги переглянулись. Он сам почувствовал, как учащается пульс, но лицо осталось каменным. «Какое?»
— Ты возьмешь Со-Ри к себе. Не просто на работу. Она будет жить в твоем доме. Она будет твоей… тенью. Ты научишь ее всему, что знаешь сам. Как выигрывать. Как не доверять. Как выживать. На год. Если через год она захочет уйти и расторгнет наши новые договоренности — ее право. Ты потеряешь все. Но если она останется или если ты сумеешь убедить ее в правильности твоего пути… империя Чана станет твоей по-настоящему. И, возможно, ты найдешь что-то большее, чем просто очередную компанию.
Это было безумием. Унизительным, абсурдным, пахнущим средневековым рыцарским романом. Юнги почти рассмеялся. Но он посмотрел в глаза старика и увидел там не безумие, а отчаянную, ледяную хитрость. Чан знал, что проиграл на поле бизнеса. И он переводил игру на поле, где, как он думал, у Юнги не было никаких шансов — на поле человеческих чувств.
— Вы хотите, чтобы я был нянькой для вашей избалованной внучки? — голос Юнги налился ядом.
— Я хочу, чтобы ты стал ее самым суровым уроком, Мин Юнги. Уроком, после которого для нее больше не будет страхов. Соглашайся или нет. Это мое последнее слово.
Мысли в голове Юнги неслись со скоростью света. Риск был колоссальным. Год его жизни, год его внимания, отданный какому-то чужому, вероятно, капризному ребенку. Год под прицелом. Но приз… Приз был таким сладким. Получить компанию Чана без единой выстреленной пули, сломав волю самого патриарха? Это была бы легендарная победа. И вызов. А Юнги никогда не мог устоять перед вызовом.
Он медленно поднялся. Его тень легла на стол, разделявший их.
— Хорошо, господин Чан. Я принимаю ваши условия. Но помните: мои методы обучения далеки от академических. Вашей внучке придется забыть, что она — принцесса. В моем мире выживает сильнейший. И я не буду делать ей скидок.
— На то и расчет, — кивнул старик. — Она приедет завтра. В десять утра. Не опаздывай.
---
На следующий день в 9:55 утра черный Rolls-Royce призраком остановился у небоскреба, на верхнем этаже которого располагались личные апартаменты Юнги. Он стоял у панорамного окна, смотря на город, лежащий у его ног. В руке — холодная чашка эспрессо. Он был готов к встрече с избалованной наследницей: наверняка она явится с чемоданами от кутюр, сменой настроения каждые пять минут и уверенностью, что мир вертится вокруг нее.
Лифт мягко дрогнул. Двери открылись.
На пороге стояла девушка. И она совершенно не соответствовала его ожиданиям.
На ней были простые темные джинсы, белая рубашка, слегка потрепанная кожаная куртка. Волосы, темные и прямые, были собраны в небрежный хвост. В руках — один скромный чемодан и потрепанная папка для эскизов. Но не это заставило Юнги замереть.
Это было ее лицо. Не поразительной красоты, но с такой чистотой и ясностью линий, что его невозможно было забыть. Большие, умные глаза смотрели на него без страха, но и без вызова. С любопытством. И с легкой, едва уловимой печалью, которая таилась в уголках губ. Она выглядела не как кукла из модного бутика, а как… как первый луч солнца, пробивающийся после долгой, снежной ночи. Хрупкий, но невероятно устойчивый.
— Господин Мин? — ее голос был тихим, но четким. — Я Чан Со-Ри. Кажется, я ваша новая… проблема.
Она сделала шаг вперед, и свет от окна упал на нее. Юнги, который за годы научился не показывать никаких эмоций, почувствовал, как что-то внутри дрогнуло. Неожиданно. Раздражающе.
Он поставил чашку.
— Проблема— это слишком мягкое слово, мисс Чан, — сказал он, и его голос прозвучал еще холоднее, чем он планировал. — Добро пожаловать в вашу новую клетку. Правила просты: вы делаете то, что я говорю. Задаете вопросы только тогда, когда я разрешаю. И забудьте о том, кем вы были. С сегодняшнего дня вы — мое отражение. И, надеюсь, быстрый ученик.
Со-Ри не отвела взгляда. Легкая тень пробежала по ее лицу, но она лишь кивнула.
— Дедушка предупреждал, что вы похожи на первый утренний мороз. Красиво, но обжигающе холодно.
Юнги приблизился к ней. Он был выше, и он использовал это, чтобы смотреть на нее сверху вниз.
— Запомните первое правило, Со-Ри. Никогда не показывайте, что вам холодно. Иначе вы замерзнете насмерть.
Их взгляды встретились. Между ними пронеслась невидимая молния — не враждебная, а просто… заряжающая воздух. Это было не начало истории. Это было начало войны. Войны, где полем битвы должны были стать их собственные сердца.
— Ваша комната вон там, — Юнги махнул рукой в сторону коридора. — Уберите свои вещи. В 13:00 у нас первое совещание. Вы будете сидеть, слушать и не произносить ни слова. Понятно?
— Понятно, господин Мин, — просто ответила она, взяв свой чемодан.
Она прошла мимо него, и он уловил легкий, едва уловимый запах — не духов, а чего-то чистого. Как мокрый снег или скошенная трава. Раздражающе свежий в его стерильном, продуманном до мелочей мире.
Когда дверь в ее комнату закрылась, Юнги подошел к окну и снова взял свою остывшую чашку. На стекле, снаружи, действительно лежал узор первого, еще хрупкого инея. Красивый, сложный и совершенно безжизненный.
— Чан Со-Ри, — тихо произнес он имя. — Посмотрим, растаешь ли ты под моим солнцем или превратишься в лед, который смогу разбить только я.
Он не знал тогда, что первый мороз, предвещающий зиму, иногда тает, чтобы дать жизнь чему-то новому. И что самая страшная опасность — не замерзнуть самому, а растаять от тепла, которое принесешь другому.
Продолжение следует...
С любовью, Кэтрин...
#Юнги #bts #история