В одном богатом испанском доме, на специальной подставке, за стеклянными дверцами шкафа, находилась роскошная семиструнная гитара. Шесть её струн были скромными и терпеливыми, но четвертая струна, что была в самом центре, чрезвычайно возгордилась и возомнила себя самой главной.
«Слушайте меня! — звонко кричала она, — Я — золотая середина, сердце этого инструмента! Без моего ровного и уверенного тона любая мелодия рассыплется. Я — самая важная!»
Устав от её хвастовства, гитарист однажды решил её проучить. Он настроил её до идеальной чистоты, а остальные шесть струн ослабил и расстроил так, что они лишь глухо дребезжали.
«Ну, пой теперь, солистка», — тихо сказал он и провёл пальцами по всем струнам.
Раздался уродливый, раздирающий слух звук. Идеальный тон гордой, хвастливой струны тонул в какофонии гула, скрежета и диссонанса. Она пыталась спеть свою прекрасную мелодию, но вместо этого получалась лишь резкая, неприятная для слуха неразбериха. Никакой красоты, никакой гармонии. Слушатели в комнате морщились и закрывали уши.
Хвастливая струна затихла, униженная и пристыженная. Тогда музыкант снова взял гитару в руки и начал кропотливо настраивать одну за другой: первую, вторую, третью, пятую... Каждой струне он уделил внимание, найдя её точное, верное место в общем строе.
Когда он, после отстройки, снова провёл по струнам аккорд, комната наполнилась тёплым, глубоким и невероятно красивым звучанием. Звучали все струны вместе — и высокая первая, и певучие средние, и бархатистые басы. Звук был цельным, живым и гармоничным. Хвастливая струна наконец-то поняла свою истинную роль: её сверкающая нота была прекрасна не сама по себе, а лишь в союзе с нотами своих собратьев.
Истинная гармония рождается не из совершенства одной детали, а из слаженности всех частей целого. Будь то музыка, работа команды или внутренний мир человека — красота и сила проявляются лишь тогда, когда всё настроено и работает в согласии.