Ольга открыла дверь и увидела на пороге свекровь с двумя огромными чемоданами. За ней стоял муж Андрей с виноватым выражением лица.
— Мамочка приехала погостить, — сказал он, протискиваясь мимо Ольги с сумками. — На месяц, пока у неё дома ремонт делают.
Антонина Павловна величественно прошла в квартиру, окинула взглядом прихожую и поморщилась.
— Пыльно у вас. Надо чаще убираться.
Это было первое, что она сказала. Ольга прикусила язык и пошла ставить чайник.
Свекровь жила в маленьком городке в трёхстах километрах отсюда. Приезжала редко, обычно на праздники, и каждый визит превращался в испытание. Антонина Павловна имела своё мнение обо всём: как правильно варить борщ, как воспитывать детей, как жить вообще. И не стеснялась это мнение высказывать.
— Ремонт надолго? — спросила Ольга вечером, когда они с мужем остались вдвоём на кухне.
— Месяц, максимум полтора. Там трубы меняют во всём доме. Мама не может жить без воды.
— Понятно.
Ольга не стала спорить. Месяц можно потерпеть. Ради семьи, ради мужа. Тем более что Антонине Павловне было уже семьдесят два года, куда ей деваться?
Первую неделю всё было терпимо. Свекровь осваивалась, раскладывала вещи в гостевой комнате, смотрела телевизор. Ольга работала из дома — она была бухгалтером на удалёнке — и старалась поменьше пересекаться с гостьей.
Потом начались замечания. Сначала мелкие, потом всё более настойчивые.
— Оленька, ты неправильно картошку чистишь. Надо тоньше срезать.
— Оленька, зачем ты окно открываешь? Сквозняк же.
— Оленька, почему у тебя ребёнок так поздно ложится? Детям нужен режим.
Дочери Маше было восемь. Она ходила в школу, занималась танцами, ложилась в девять вечера. Но для Антонины Павловны это было «поздно».
Ольга терпела. Улыбалась, кивала, делала по-своему, когда свекровь не видела. Считала дни до конца ремонта.
Месяц прошёл. Андрей позвонил в управляющую компанию, узнал про ремонт. Оказалось, сроки сдвинулись — нашли ещё какие-то проблемы с трубами, работы продлятся ещё два месяца.
— Ну что поделаешь, — вздохнул муж. — Потерпим ещё немного.
Немного растянулось на всю весну. Потом на лето. Осенью Ольга уже не спрашивала про ремонт — боялась услышать ответ.
Антонина Павловна обжилась. Переставила мебель в гостевой комнате, развесила свои фотографии, принесла из магазина герань в горшках. На кухне появились её кастрюли — «ваши несерьёзные, в них нормально не приготовишь». В ванной — её полотенца, её шампуни, её халат на двери.
Ольга чувствовала, что теряет свой дом. Каждый угол, каждый предмет теперь принадлежал не только ей. Свекровь была везде — физически или незримо, через свои правила и порядки.
— Андрей, когда твоя мама вернётся домой? — спросила она однажды ночью, когда они лежали в постели.
— Не знаю. Ремонт вроде закончили, но она говорит, что там холодно. Отопление плохо работает.
— А весной?
— Весной посмотрим.
Ольга повернулась к стене. Она знала, что «посмотрим» означает «никогда». Муж привёз мать пожить на месяц, а она осталась надолго. Может быть, навсегда.
Отношения с Машей у бабушки не складывались. Антонина Павловна считала, что внучка слишком избалована, слишком много смотрит в телефон, слишком мало помогает по дому. Маша огрызалась, хлопала дверью, жаловалась матери.
— Мам, она опять меня ругала. Сказала, что я неряха.
— Бабушка старенькая, у неё свои представления.
— Она не старенькая, она вредная!
Ольга не знала, что отвечать. В глубине души она была согласна с дочерью.
Конфликт назревал. Ольга чувствовала это каждый день — в мелких стычках, в косых взглядах, в натянутых улыбках. Она старалась держаться, но силы заканчивались.
Однажды вечером, придя с работы, Андрей застал жену в слезах на кухне. Мать смотрела телевизор в гостиной, Маша делала уроки в своей комнате.
— Что случилось?
Ольга рассказала. Про замечания, которые сыпались каждый день. Про то, что свекровь переложила все вещи в шкафах, потому что «так удобнее». Про то, что она отчитала Машу при подругах, пришедших в гости, назвала неучем. Про то, что Ольга больше не чувствует себя хозяйкой в собственном доме.
Андрей слушал, хмурился. Потом сказал:
— Она же не со зла. Просто характер такой.
— Характер? Андрей, она живёт у нас уже полтора года! Полтора года я терплю её замечания, её правила, её присутствие. Когда это закончится?
— Не кричи. Она услышит.
— Да пусть слышит! Может, хоть тогда поймёт!
Антонина Павловна, конечно, услышала. Вышла из гостиной, встала в дверях кухни.
— Я так понимаю, я тут лишняя.
— Мама, никто такого не говорил, — начал Андрей.
— Не надо меня успокаивать. Я всё слышала. Невестка меня не хочет. Что ж, я могу уехать. Буду мёрзнуть в своей квартире одна.
Она развернулась и ушла в комнату. Хлопнула дверь. Андрей посмотрел на жену с укором.
— Зачем ты так?
— Я просто сказала правду.
— Ты её обидела.
— А она меня не обижает? Каждый день, каждую минуту?
Они поссорились. Впервые за двенадцать лет брака — серьёзно, с криками и хлопаньем дверьми. Андрей ушёл спать на диван. Ольга лежала одна в большой кровати и не могла заснуть.
На следующий день свекровь объявила, что уезжает. Собрала чемоданы, вызвала такси. Андрей умолял её остаться, Ольга молчала. Маша смотрела из-за угла, не понимая, что происходит.
Антонина Павловна уехала. Андрей не разговаривал с женой неделю. Потом постепенно оттаял, но холодок остался.
Ольга думала, что почувствует облегчение. Свобода, тишина, свой дом — наконец-то. Но вместо облегчения пришла тревога. Свекрови семьдесят два года, она одна в маленькой квартире. Что если ей станет плохо? Что если упадёт, и некому будет помочь?
Через месяц Андрей съездил к матери. Вернулся расстроенный.
— Она похудела. Почти не выходит из дома. Говорит, ноги болят.
— Может, к врачу надо?
— Она не хочет. Говорит, зачем, всё равно никому не нужна.
Ольга промолчала. Чувство вины грызло изнутри. Да, свекровь была трудным человеком. Да, с ней было тяжело жить. Но она не заслуживала одиночества.
Маша однажды спросила:
— Мам, а бабушка к нам ещё приедет?
— Не знаю, солнышко.
— Я соскучилась. Она, конечно, ворчит, но пирожки у неё вкусные.
Ольга улыбнулась. Дети видят мир проще. Для Маши бабушка — это пирожки и ворчание. Не враг, не помеха. Просто бабушка.
Она позвонила свекрови сама. Антонина Павловна сначала отвечала сухо, односложно. Потом разговорилась. Жаловалась на здоровье, на соседей, на погоду. Ольга слушала.
— Антонина Павловна, — сказала она в конце разговора. — Приезжайте к нам на Новый год. Маша скучает. И мы с Андреем тоже.
Свекровь помолчала.
— Правда?
— Правда.
Она приехала в конце декабря. На этот раз с одним чемоданом, поменьше. Ольга встретила её на вокзале, помогла донести вещи.
— Спасибо, что позвала, — сказала Антонина Павловна в машине. — Я думала, ты меня ненавидишь.
— Не ненавижу. Просто... было трудно. Мы не умели жить вместе.
— А теперь научились?
— Попробуем.
Новогодние каникулы прошли на удивление мирно. Антонина Павловна пекла пирожки, играла с Машей в лото, смотрела телевизор. Замечания делала, но реже. И мягче.
После праздников она собралась уезжать. Ольга помогала ей паковать вещи.
— Знаешь, — сказала свекровь, — я ведь тогда понимала, что мешаю. Но не могла признаться. Гордость не позволяла. И страшно было — возвращаться в пустую квартиру.
— Почему не сказали?
— А как скажешь? «Оля, мне страшно быть одной»? Я всю жизнь была сильной. Сама растила Андрюшу, когда муж ушёл. Сама работала на двух работах. А тут — признать, что нуждаюсь в помощи...
Ольга села рядом с ней на кровать.
— Антонина Павловна, давайте договоримся. Вы приезжаете к нам, когда хотите. Но предупреждаете заранее. И мы вместе решаем, на сколько.
— А если надолго?
— Тогда обсуждаем правила. Чтобы всем было комфортно.
Свекровь кивнула. В глазах у неё блестели слёзы.
— Ты хорошая, Оля. Я раньше этого не видела.
— Вы тоже хорошая. Просто мы разные.
Они обнялись — впервые за все годы знакомства.
Антонина Павловна уехала домой, но стала приезжать регулярно. На неделю, на две. Звонила заранее, привозила гостинцы. Ольга научилась с ней разговаривать — не терпеть молча, а объяснять, что ей не нравится. Свекровь слушала. Не всегда соглашалась, но слушала.
Маша выросла, пошла в старшие классы. Бабушка приезжала на её дни рождения, на выступления, на праздники. Стала частью семьи — не постоянной, но важной.
Однажды Андрей сказал:
— Знаешь, я рад, что вы помирились. Мне тяжело было между вами метаться.
— Мы не помирились. Мы научились уважать друг друга.
— Это одно и то же.
— Нет. Мириться — это забыть обиды. А уважать — это принять, что другой человек имеет право быть другим.
Андрей обнял её.
— Когда ты стала такой мудрой?
— Когда три года жила со свекровью, — улыбнулась Ольга.
Это было правдой. Те три года — мучительные, тяжёлые — научили её многому. Терпению, которое не равно молчанию. Умению говорить о своих границах. Пониманию, что за трудным характером часто прячется страх и одиночество.
Антонина Павловна дожила до правнуков. Приезжала к ним редко — здоровье уже не позволяло — но каждый визит был праздником. Маша привозила детей к прабабушке, та пекла им те самые пирожки.
— Бабуля, научи меня печь, — просила старшая правнучка.
— Научу, милая. Это просто. Главное — тесто с любовью месить.
Ольга смотрела на них и улыбалась. Тот месяц, который растянулся на три года, казался теперь далёким сном. Неприятным, но необходимым.
Иногда нужно пройти через трудности, чтобы научиться ценить простые вещи. Семью, которая рядом. Дом, где тебя ждут. Людей, которые принимают тебя таким, какой ты есть.
Даже если эти люди режут картошку неправильно.