Обычный вторник начался с запаха жареного кофе и тишины. Густая, липкая тишина, которая стоит в доме, когда все слова уже сказаны, а новые — только колючие и тяжелые. Алексей сидел на кухне, уставившись в экран ноутбука. Десятое за эту неделю резюме. Отклик на вакансию, которая хоть как-то соответствовала его профилю инженера-проектировщика. Раньше его знания ценили, а теперь после сокращения на заводе везде были или перебор, или откровенная консалтинговая липа с мизерным окладом.
Дверь со скрипом открылась. В кухню вошла Галина Ивановна, теща. Не просто вошла — вплыла, с видом полководца, осматривающего захваченную, но пока не обустроенную территорию. На её лице застыла привычная гримаса легкого отвращения, будто она вечно чувствовала запах гари, который никто, кроме неё, не ощущал.
— Опять сидишь? — голос её был звонким, как удар ложкой по пустому стакану. — Весь день в этом своем компе ковыряешься. Работу ищете, дорогой мой? Или места, где платят за простое сидение?
Алексей вздохнул, не отрывая глаз от экрана.
— Ищу, Галина Ивановна. Это небыстро сейчас.
— Небыстро, — передразнила она, подходя к плите и громко переставляя чайник. — Четыре месяца небыстро. А деньги, они, считай, сами в кошелек приходят? Ангелина одна на троих пашет, как ломовая лошадь. Красота её, здоровье на работе оставляет. А её муж… её муж дома тепленькое место просиживает.
В груди у Алексея всё сжалось. Он закрыл ноутбук.
— Я не просиживаю. Я получаю пособие, откладываю с него на общие нужды. И я делаю всё по дому.
— Пособие! — фыркнула Галина Ивановна. — Эти копейки на корм кошке не хватит. Да и дом… Ты пол вчера помыл? Опять разводы остались. Глаза, что ли, не видят?
Алексей знал, что спорить бесполезно. Эта критика была ритуалом, ежедневным подтверждением её права занимать пространство в его же квартире. Квартире, которую они с Ангелиной покупали вскладчину, на свои первые серьезные деньги. Но с тех пор, как Галина Ивановна «временно» переехала к ним после смерти мужа, прошло уже три года. Временное стало постоянным.
Ключ щелкнул в замке. Вернулась Ангелина. Алексей встретил её взгляд, надеясь увидеть усталое, но родное понимание. Но её глаза скользнули по нему и сразу переметнулись к матери. В них была усталость, да. Но еще камень — холодный и тяжелый.
— Ну что, наш кормилец? — начала Галина Ивановна, не дав дочери снять пальто. — Опять стратегии строил, как мир покорить?
Ангелина сняла обувь, не отвечая. Подошла к столу, посмотрела на закрытый ноутбук.
— Были сегодня звонки? Собеседования?
— Было одно, — честно сказал Алексей. — Из «ГорПроекта». Но они уже нашли человека, позвонили отказать.
— Очередной отказ, — произнесла Ангелина без интонации. — Удобно. Можно дальше ничего не делать.
— Ангел, я делаю всё, что могу! — не выдержал Алексей, вставая. — Рынок сейчас… Ты же сама знаешь! Я не могу заставить их взять меня!
— Мог бы, если бы был достаточно хорош! — вдруг взорвалась она, и в её голосе прорвалась вся накопленная горечь. — Знаешь, что сегодня на планерке сказал мне начальник? Что у нас оптимизация, и если я хочу сохранить свою ставку, мне надо взять на себя работу уволенного коллеги. А у меня уже своих дел по горло! И я не могу сказать «нет», потому что за моей спиной тянется хвост из твоего безделья!
— Я не бездельничаю! — закричал Алексей, ударив ладонью по столу. — Я мою полы с разводами, я готовлю, я хожу по собеседованиям! Я не попрошайничаю!
— А по-моему, попрошайничаете, — вставила своё слово Галина Ивановна, наслаждаясь зрелищем. — Место в доме попрошайничаете. Да и кусок хлеба.
Ангелина отвернулась, сжав виски пальцами. Потом резко обернулась. В её глазах горел холодный, решительный огонь.
— Всё. Хватит. Мне надоело это унижение. Надоело оправдываться за тебя перед всеми. Надоело тащить всё на себе.
Она подошла к шкафу-купе в прихожей, рывком открыла дверцу и начала вытаскивать вещи Алексея. Не свои — его. Старые джинсы, свитера, носки. Скомканным комом она швырнула их в середину коридора.
— Что ты делаешь? — Алексей остолбенел.
— Уходи, — сказала она, не глядя на него. — Собирай свои вещи и уходи. Пока не найдешь нормальную, достойную работу — можешь не возвращаться. Я не хочу больше жить с тобой под одной крышей. Я устала.
— Ты выгоняешь меня? Из моей же квартиры? — в голосе Алексея дрожала не вера, а уже нарастающая паника.
— Наша квартира, — поправила его Ангелина. — Но плачу за неё сейчас я. И содержать тебя я больше не намерена. Маме нужен уход, мне — спокойствие. А тебе, видимо, нужен пинок под зад.
Галина Ивановна скрестила руки на груди, и уголки её губ поползли вверх, формируя едва заметную, но торжествующую улыбку.
— Давно пора было проявить характер, дочка. Мужик без работы — не мужик. Пусть поучится жизни.
Алексей смотрел на жену, ища в её лице хоть каплю сомнения, шутки, игры. Но видел только стальную решимость. Его мир, и без того шаткий, рухнул в одно мгновение.
— И куда я пойду? — спросил он глухо.
— К друзьям. В хостел. На улицу. Мне всё равно, — ответила Ангелина. — Можешь позвонить моему брату. Антон всегда говорил, что у него связи. Пусть своему зятю работу найдёт, раз уж ты сам не способен.
Слово «зять» прозвучало как издевка. Антон, «успешный» предприниматель, который всегда смотрел на Алексея свысока.
В этот момент в квартире послышался звук ключа. Дверь открылась, и на пороге появился сам Антон. Как по заказу. В дорогой куртке, с новым iPhone в руке. Он окинул сцену насмешливым взглядом: растерянный Алексей, груда вещей на полу, решительная Ангелина и его сияющая мать.
— О, семейный совет без меня? — усмехнулся он, переступая порог. — Леха, брат, тебе дорогу указали? А то что-то ты застоялся на перепутье.
Он прошел вглубь прихожей, и когда Алексей, автоматически потянувшись к своему старому чемодану на антресоли, сделал шаг, Антон «случайно» выставил ногу. Алексей споткнулся, едва удержавшись на ногах.
— Ой, прости, — без тени сожаления сказал Антон. — Не заметил. Смотри под ноги.
Это был последний штрих. Последняя капля. Унижение было полным и законченным. Его выгоняли из собственного дома, как провинившегося подростка, и наслаждались этим.
Алексей ничего не сказал. Молча, сгорбившись, он начал складывать вещи в чемодан. Руки дрожали. Он чувствовал на себе три пары глаз: холодный взгляд жены, торжествующий — тещи и насмешливый — шурина.
Чемодан щелкнул. Алексей выпрямился, взял его в руку. Он посмотрел на Ангелину в последний раз.
— Ты серьезно?
— Абсолютно, — ответила она. — Не звони, пока не устроишься. Мне нечего тебе сказать.
Он повернулся, открыл дверь и вышел на лестничную площадку. Дверь захлопнулась за его спиной с тихим, но окончательным щелчком.
Тишина подъезда оглушила его. Он стоял, не в силах сдвинуться с места. В кармане джинсов жужжал телефон. Последние пять тысяч на карте. Машина — старая, но своя, — осталась в совместном владении, и ключи висели на крючке в прихожей. Друзья… Те, что остались, разбежались за эти четыре месяца, как крысы с тонущего корабля. Стыдно было признаваться в своем крахе.
Куда? Просто слово, пустое и безответное, застряло у него в голове. Оно эхом отражалось от стен грязного подъезда, не находя выхода.
Он сделал шаг вниз по лестнице. Потом еще один. Звук его шагов был одиноким и безнадежным в предвечерней тишине.
Первая ночь прошла в тумане. Хостел на окраине, где пахло старостью, дешевым моющим средством и отчаянием. Сосед за тонкой перегородкой пил горькую и плакал в телефон, выкрикивая чье-то имя. Алексей лежал на жестком матрасе, уставившись в потолок с трещиной, и чувствовал себя пустым, как выброшенная оболочка. Мысли вращались по одному кругу: «как», «почему» и это вечное, не дающее покоя — «куда». Утром он заплатил за сутки, осознавая, что еще три таких ночи — и его сбережения превратятся в ноль.
Он вышел на улицу. Был промозглый, слякотный день, идеально отражающий состояние его души. Он бродил по знакомым улицам, но не узнавал их. Витрины магазинов, запах кофе из кафе — всё это казалось частью другого, чужого мира, мира людей с делом и местом в жизни. Его место теперь было везде и нигде. В кармане жужжал телефон. Одно уведомление от банка о списании за хостел. Ни звонков, ни сообщений. Молчание Ангелины было оглушительным. Он несколько раз заходил в приложение с вакансиями, но строчки расплывались перед глазами. Внутри всё кричало от несправедливости и унижения. И тут он увидел её. Свою машину, старую, но ухоженную «Хонду». Она была припаркована у входа в крупный бизнес-центр, там, где работала Ангелина. На лобовом стекле, под дворником, красовался новый пропуск на парковку, с логотипом её компании. Значит, она забрала машину из гаража, пока он ночевал в хостеле. Без единого слова. Это был очередной, молчаливый удар. Четкий сигнал: «Ты здесь больше ничего не решаешь». В голове, помимо воли, всплыло имя. Дмитрий. Старый друг, вернее, приятель юности. Они вместе учились в колледже, потом жизнь развела: Алексей пошел в проектный институт, Дима — в автослесари, открыл свою мастерскую. Они изредка пересекались в соцсетях, ставили друг другу лайки на фотографиях с детских праздников, но глубины не было. Последний раз виделись года три назад на заправке, коротко поболтали. Дима слышал про его увольнение, звонил тогда, предлагал выпить пива, поговорить. Алексей, погруженный в свой стыд и поиски, отмахнулся тогда — «как-нибудь в другой раз». Стыдно было жаловаться. Сейчас стыд был уже не важен. Важно было выжить. Рука сама потянулась к телефону. Он нашел номер, долго смотрел на него, а потом нажал кнопку вызова. Сердце колотилось где-то в горле.
— Алё? — голос в трубке был хрипловатым, будто разбуженным, но не сонным. На фоне слышался отдаленный звук металла по металлу.
— Дима? Привет, это… Алексей.
Короткая пауза. Не пауза узнавания, а пауза удивления.
— Леха? Ого, давненько не звонил. Как ты?
— Плохо, — вырвалось у Алексея, прежде чем он успел подобрать более легкие слова. — Совсем плохо. Дим, прости за наглость, но… мне негде переночевать. Пару дней. Я не буду мешать.
На другом конце провода стало тихо. Даже звук работы прекратился.
— Где ты сейчас? — спросил Дмитрий без колебаний и лишних вопросов.
Через сорок минут такси высадило Алексея в промзоне, среди старых кирпичных ангаров и гаражных кооперативов. Мастерская Дмитрия оказалась не блестящим боксом, а большим, обшарпанным гаражом с огромными воротами. Рядом валялись покрышки, какие-то железные узлы. Но из открытой двери лился свет и тепло.Дмитрий встретил его на пороге. Он почти не изменился: коренастый, крепкий, с короткой стрижкой и руками, покрытыми мелкими шрамами и въевшейся машинной смазкой. На лице не было ни жалости, ни любопытства. Была спокойная, деловая готовность.
— Заходи, — кивнул он, отступая внутрь.
Внутри было неожиданно просторно и… обжито. Слева — автомобиль на подъемнике, справа — верстак, заваленный инструментом. Но в глубине, у дальней стены, была оборудована небольшая жилая зона: диван-кровать, мини-холодильник, электрический чайник на ящике с запчастями, даже небольшой телевизор. Пахло металлом, машинным маслом, кофе и чем-то домашним, печеным.
— Вот моя резиденция, — развел руками Дмитрий. — И мастерская, и спальня, и гостиная. Сам живу тут часто, когда срочные заказы. Жена ругается, но терпит. Садись.
Алексей поставил чемодан у порога и опустился на диван. Всё напряжение последних суток вдруг накрыло его с такой силой, что он обхватил голову руками. Он не плакал. Просто сидел так, пытаясь взять себя в руки. Дмитрий молча поставил на ящик перед ним кружку с дымящимся чаем и сел на табурет напротив.
— Выгоняют? — спокойно спросил он.
— Да, — прошептал Алексей. — Жена. И её мать с братом… Они… — он хотел выложить всю историю, но слова запутались в комке в горле.
— Не надо, — остановил его Дмитрий. — Видно всё. По глазам. И по тому, что звонишь мне, а не родне или другим друзьям. Значит, совсем прижало.
Он отхлебнул из своей кружки.
— Оставайся. Тут, правда, пахнет и не очень чисто. Но тепло, крыша есть. Диван твой. Только одно условие.
Алексей поднял на него взгляд, ожидая услышать о деньгах, о сроках.
— Не валяй дурака, — сказал Дмитрий. — Сидеть и горевать — это дурак. Утром встал — будь полезен.
Подметёшь, инструмент протрешь, кофе сваришь. Потом видно будет. Договорились? Это было не предложение помощи. Это был контракт. Четкий и понятный. Не «я тебя пожалею», а «ты мне нужен в деле». И в этой деловитости была такая человечность, какой Алексей не встречал очень давно.
— Договорились, — кивнул Алексей, и впервые за долгое время в его голосе прозвучала не апатия, а что-то вроде твердости.
Утром он проснулся от звука работающей болгарки. Солнечный луч пробивался сквозь запыленное окно под потолком. Он встал, сложил спальник, который дал ему Дима, и, как и договаривались, подмел пол. Не просто повел веником, а вымел каждый угол, вытряхнул тряпки для рук. Потом сварил кофе в турке, которую нашел на полке.
— Неплохо, — оценил Дмитрий, пробуя напиток. — А теперь иди сюда, поможешь.
Он поставил Алексея у верстака и дал ему в руки ветошь и банку с очистителем.
— Вот эти форсунки. Нужно каждую вычистить до блеска, чтобы ни соринки внутри. Кропотливая работа. Глаза и руки нужны. Справишься?
Алексей кивнул. Он сел на табурет и погрузился в монотонный, почти медитативный процесс. Металл был холодным, жидкость пахла химией. Но в этом была ясная задача, выполнимый результат. Ты чистишь — она становится чистой. Не как в жизни, где все усилия уходили в черную дыру безразличия. Они работали почти молча. Изредка Дима что-то объяснял, показывал. Потом приехал клиент, и Алексей, слушая их разговор про ремень ГРМ и стук в подвеске, вдруг поймал себя на мысли, что ему… интересно. Это был чужой мир, но мир конкретный, осязаемый. Вечером, после душа в маленькой кабинке в углу, они ужинали тушенкой с макаронами. И за кружкой чая Алексей сам, без давления, начал рассказывать. Про увольнение, про четыре месяца бесплодных поисков, про Галину Ивановну и её придирки, про Антона с его советами, про последний скандал и слова Ангелины: «Пока не найдешь работу — не возвращайся». Дмитрий слушал, не перебивая. Жуя, смотрел куда-то в пространство перед собой.
— Дура, — наконец произнес он, не об Ангелине, а как бы констатируя факт. — Засунула себе в голову чужую правду. Её мамка, ясное дело, свою дочь на уши поставила. А брат… ты говоришь, бизнесмен?
— Да, типа того. Что-то там с поставками, постоянно важный, денежный.
— Гм, — хмыкнул Дмитрий многозначительно. — Ладно. Твоя задача сейчас — не работу искать.
Алексей удивленно поднял бровь.
— Не работу? Но…
— Сначала ты себя найти должен, — перебил Дмитрий. — Ты сейчас не инженер, не муж, не хозяин. Ты — испуганный зверь в углу. Из угла надо вылезать. Работа найдется, когда ты снова станешь человеком, который знает, чего стоит. А начнешь с чистки форсунок и уборки. С простого. Понял?
Алексей понял. Впервые за много месяцев кто-то говорил с ним не как с проблемой или обузой, а как с человеком, который может что-то делать. Пусть что-то маленькое. Это было начало. Не возврата. А пути вперед. Пути из этого гаража, который пах маслом и настоящей жизнью. Неделя в мастерской пролетела в ритме простых, четких задач. Алексей научился различать десяток разных ключей, правильно мыть запчасти бензином и даже менять масло под чутким руководством Дмитрия. Физическая усталость к концу дня была приятной, она вытесняла душевную опустошенность, оставляя место только глубокому, безмятежному сну на диване. Постепенно в нем просыпалось забытое чувство — он что-то может. Маленькое, но реальное. Однажды утром, разбирая старый генератор, он вдруг осознал, что уже три дня не заходил в приложение с вакансиями. И не потому, что сдался, а потому, что текущая жизнь требовала его полного присутствия здесь и сейчас. Но мысль о квартире, о своих вещах, о документах — висела на заднем плане тяжелым грузом.
— Дима, мне нужно съездить домой, — сказал он за завтраком. — Забрать кое-какие документы. Паспорт, СНИЛС, дипломы. Они мне нужны, если… когда начну снова по-настоящему искать работу.
Дмитрий, намазывая масло на хлеб, кивнул.
— Звонил ей?
— Нет. Не брала трубку. Отправил пару сообщений — прочитала, не ответила.
— Ну что ж, — вздохнул Дмитрий. — Значит, поедешь сюрпризом.
Бери мою машину, «запорожец» у вон тех ворот. Ключи на крючке.
Час спустя Алексей парковал потрепанный, но бодрый «Запорожец» на знакомой улице. Сердце бешено колотилось, ладони вспотели. Он сидел в машине, смотря на подъезд своего дома, собираясь с духом. Он не знал, что скажет. Просто попросит войти, забрать своё и уйти. Без скандала. И тут его взгляд автоматически поднялся наверх, на окна его квартиры. На их с Ангелиной спальню. Шторы были раздвинуты. И на подоконнике, среди знакомых как свои пяти пальцев горшков с цветами, которых он когда-то поливал, стояла чужая мужская фигура.
Невысокий, крепкий мужчина в белой майке разговаривал по телефону, жестикулируя. Он облокотился о их подоконник, как хозяин, любующийся видом. Потом повернулся и что-то крикнул вглубь комнаты, и на его лице появилась широкая, расслабленная улыбка. В Алексее всё похолодело. Он выскочил из машины и, не помня себя, почти бегом зашел в подъезд. Он не стал звонить в домофон, поймал хлопающую дверь на выходе соседки и вбежал на свой этаж. У самой двери он остановился, переводя дух. Из-за двери доносилась чужая, бодрая музыка в стиле кантри. И смех. Мужской и… женский? Нет, не Ангелины. Слишком молодой и звонкий.
Он нажал на звонок. Музыка притихла. Послышались шаги.
— Кто там? — спросил мужской голос, тот самый, что видел в окне.
— Это Алексей. Я живу здесь. Откройте.
За дверью наступила тишина. Потом шаги удалились, и послышался сдержанный разговор. Через минуту голос вернулся, но стал формальным и холодным.
— Вам ошибка. Здесь живут Ангелина Сергеевна и Галина Ивановна. Никакого Алексея.
— Я муж Ангелины! Откройте дверь! — уже не сдерживаясь, крикнул Алексей, ударив ладонью по дереву.
— Муж? — в голосе за дверью прозвучало искреннее удивление. — Мне сказали, что хозяин… что муж в длительной командировке. Я здесь арендую комнату. На законных основаниях, договор и всё.
Алексей отшатнулся от двери, будто от удара током. Аренда. Комната. Его комната.
Он спустился вниз, на улицу. Воздух показался ему густым и невыносимым. Он достал телефон. Руки тряслись так, что он едва попал пальцем по иконке. Набрал Ангелину. Опять «абонент временно недоступен». Он набрал номер Антона. Тот взял трубку почти сразу.
— Алё? — голос шурина был ровным, деловым.
— Антон, это Алексей. Что происходит? Кто этот мужик в моей квартире?
Короткая пауза. Алексей услышал на том конце легкий вздох, будто от досады на назойливого ребенка.
— А, это ты. Ну, брат, ситуация меняется. Квартира большая, маме с Ангелиной одной скучно, да и деньги лишними не бывают. Решили комнату сдать. Временная мера.
— Мою комнату?! — прошипел Алексей в трубку. — Без моего ведома? Вы что, совсем с ума посходили? Я там прописан! Это моё жильё!
— Твое? — Антон фыркнул. — Ты, кажется, сам от него отказался, когда ушёл. Или тебя выгнали — уже не важно. А насчет прописки… Это вопрос решаемый. Главное — есть договор аренды, деньги внесены за три месяца вперед. Всё чисто. Так что не устраивай истерик. Ищи работу, как тебе и сказали, а не в нашу бухгалтерию лезь.
Антон положил трубку.
Алексей стоял посреди тротуара, сжимая в руке безмолвный телефон. В ушах звенело. «Договор аренды… Всё чисто…» Чужая музыка из его окна. Чужой мужчина в его спальне. Он сел в машину и уехал, не глядя назад. В мастерской Дмитрий сразу понял, что дело плохо. Алексей, бледный, с пустым взглядом, выпалил всё, что увидел и услышал.
— Спокойно, — сказал Дима, усадив его на табурет и сунув в руки кружку с водой. — Дыши. Они специально на это давят, чтобы ты психанул и наделал глупостей.
— Но они же не могут! Это же незаконно!
— Не могут, — твердо подтвердил Дмитрий. — Никак не могут. Доля в квартире у тебя есть. Прописка есть. Сдать твою часть без твоего согласия — это самоуправство. Их договор с этим арендатором — бумажка, которая не стоит ни гроша в этой ситуации. Арендатор пострадает, конечно, дурак, что не проверил документы на всех собственников. Но это его проблемы.
Алексей смотрел на Дмитрия, и в голове понемногу начинала проясняться мгла. Злость не ушла, но она начала обретать форму, направление.
— Что делать? — спросил он тихо.
— Собирать факты. Искать слабые места. И идти в атаку не с кулаками, а с законом. У меня есть знакомый, юрист. Не пиджак с галстуком, а настоящий бульдог. Он такие клубки распутывает. Давай ему позвоним.
Дмитрий достал телефон, нашел контакт. Разговор был коротким. Алексей слышал только свою сторону: «Да… нет… понял… ага… а если они…? ясно». Он записывал что-то в notes на телефоне. Через двадцать минут у него в голове был план. Простой, как лом, и такой же тяжеловесный.
— Первое, — сказал Алексей, отрывая взгляд от экрана, — я должен зафиксировать факт проживания постороннего. Фото, видео, показания соседей, если получится. Второе — потребовать у Ангелины официально, письменно, объяснений. Третье… если они не уступят, писать заявление в полицию о самоуправстве и готовить иск в суд о вселении и нечинении препятствий в проживании.
Он произнес эти слова чужим, твердым голосом. Голосом не обиженного мужа, а человека, чьи права грубо нарушили.
— И самое главное, — добавил он, глядя прямо перед собой, — никаких эмоций при встрече. Только факты. Только закон. Им не в первый раз меня топить. Теперь я научусь плавать.
Дмитрий молча протянул ему банку с очистителем и грязный воздушный фильтр.
— На, почисти. Руки заняты — голова не закипит. А завтра начнем действовать по плану. Сначала факты.
Алексей взял фильтр. Грязь была липкой, маслянистой. Он принялся тереть её щеткой, снова и снова. Каждое движение было как удар по той несправедливости, что творилась в его доме. Он чистил, и в голове выстраивались четкие, ясные фразы, которые он скажет им, когда придет время. Впервые за много месяцев он чувствовал не беспомощность, а холодную, сосредоточенную силу. Силу правды, которая, как оказалось, была на его стороне. Подготовка заняла два дня. Два дня нервного ожидания и кропотливого сбора «доказательной базы», как шутя называл это Дмитрий. Алексей снял на телефон видео: он подходил к двери своей квартиры, звонил, и в глазке явственно виднелось, как темнело — кто-то смотрел и не открывал. Он сделал несколько кадров окна спальни, где теперь висели чужие, темные шторы. Поговорил с соседкой снизу, пенсионеркой Валентиной Петровной, которая с охотой подтвердила, что «там какой-то мужик новый появился, шумят по-вечернам, музыка, не как раньше». Она же с возмущением рассказала, что Галина Ивановна всем в подъезде уже объявила, будто Алексей «бросил семью и сбежал к любовнице, оставив их без гроша».
— А я-то думаю, хороший ты был всегда, тихий, — качала головой Валентина Петровна. — Не верю я ей, старой карге. Записывай, я подпишу, если что. Наглость — она всегда наглость.
Это была первая моральная победа. Маленькая, но важная.
Юрист, знакомый Дмитрия, Игорь, коротко пробежался по материалам по телефону.
— Всё, что нужно. Фиксация отказа в доступе к жилью, свидетельские показания. Теперь — официальный запрос. Напиши жене сообщение. Четко, без эмоций. Что ты требуешь встречи для разрешения вопроса о доступе в жилое помещение, являющееся твоей собственностью. И что в случае отказа или продолжения самоуправства, последуют меры в соответствии со статьями 209 и 304 ГК РФ, а также заявление в полицию.
Алексей так и сделал. Он долго составлял текст, выверяя каждое слово. Отправил. Через десять минут пришел ответ. Короткий, но не от Ангелины, а от Антона.
«Приезжай завтра в шесть. Разберемся. Только без скандалов.»
Договорились. Алексей понимал, что это ловушка. Они будут втроем: Ангелина, мать, брат. Он — один. Но теперь он был не один. За его спиной была холодная стать закона и чувство собственной правоты, которое крепло с каждым часом.
На следующий день в 17:55 он стоял у двери. В кармане куртки лежал включенный диктофон в телефоне. Сердце билось ровно и гулко. Он сделал вдох и нажал звонок.
Дверь открыла Ангелина. Она выглядела уставшей, но собранной. На ней был домашний халат, волосы собраны в хвост. Она молча отступила, пропуская его внутрь.
В гостиной царил знакомый, но теперь чуждый уют. На диване, как на троне, восседала Галина Ивановна. Рядом с ней, развалившись в кресле, сидел Антон.
Он что-то листал на своем айфоне, лишь мельком подняв глаза на вошедшего. И в дверном проеме на кухню стоял тот самый мужчина, арендатор, невысокий и крепкий, наблюдал за происходящим с явным недовольством.
— Ну, явился, — начала Галина Ивановна, не дав ему сделать и шага. — Денег принес или работу нашел?
— Здравствуйте, — четко произнес Алексей, игнорируя её вопрос. Он повернулся к Ангелине. — Я пришел обсудить незаконное вселение в мою квартиру постороннего лица и препятствия в доступе к моему имуществу.
Антон фыркнул, не отрываясь от экрана.
— О, заговорил умными словами. Юристов нашел, да? Ну-ну.
— Я требую, чтобы этот гражданин, — Алексей кивнул в сторону арендатора, — немедленно освободил занимаемую мною комнату. Сдать её без моего ведома вы не имели права.
Ангелина перевела взгляд с него на брата, словно ища поддержки.
— Какая твоя комната? — вступила Галина Ивановна. — Ты отсюда ушел. Добровольно. Вещи забрал. Какие ещё претензии? Мы впустую квадратные метры не можем держать. Жизнь дорожает, Ангелине одной всё тянуть тяжело. Мы нашли человека, он платит хорошие деньги. Временная мера.
— Временная мера, нарушающая мои права собственника, — парировал Алексей. Он вынул телефон. — У меня есть свидетельские показания соседей, фотофиксация. Я также предупреждаю, что веду аудиозапись этого разговора.
В комнате на секунду повисла тишина. Антон медленно опустил телефон.
— Ты что, шпионить за нами вздумал? — его голос потерял деловитый оттенок, в нем зазвенела сталь.
— Я защищаюсь, — просто сказал Алексей. Он снова посмотрел на Ангелину. — Ты действительно считаешь, что это правильно? Выгнать меня, а на мое место вселить первого встречного? Без моего согласия?
Ангелина потупила взгляд. Её пальцы нервно теребили пояс халата.
— Ты сам виноват… — начала она, но голос её дрогнул.
— В чем? — спросил Алексей, и в его тоне не было вызова, лишь усталое любопытство. — В том, что меня сократили? В том, что я искал работу? В том, что я не превратился в робота, который приносит деньги, и поэтому меня можно выбросить, как отработанный материал?
— Хватит лирики! — рявкнула Галина Ивановна, вставая. — Факты таковы: ты — балласт. Ты не обеспечиваешь семью. Мы приняли решение сдать комнату, чтобы покрыть часть расходов. Имеем право!
— Не имеете, — раздался новый голос.
Все обернулись. Арендатор, тот самый мужчина, сделал шаг вперед. Его лицо было красным от сдержанного гнева.
— Мне сказали, что хозяин в долгой командировке, комната свободна, все документы в порядке! Я заплатил за три месяца вперед! А тут оказывается какие-то разборки семейные! Я в это втянут не хочу!
— Успокойтесь, Константин, — попытался вмешаться Антон, принимая вид миротворца. — Всё решим. Это наш семейный вопрос.
— Ваш семейный вопрос оставил меня без денег и с чемоданом в чужой разборке! — повысил голос Константин. — Я требую вернуть мне деньги! Весь аванс! И немедленно!
— Вы что, с ума сошли? — всплеснула руками Галина Ивановна. — Деньги уже потрачены! На лечение мне, между прочим! На витамины!
Алексей наблюдал за этой сценой с каким-то горьким удовлетворением. Падающая маска. Их «законная» схема трещала по швам при первом же давлении.
— Константин, — обратился он к арендатору спокойно. — Вы стали жертвой мошенничества. Эти люди ввели вас в заблуждение относительно статуса жилья. Ваш договор с ними недействителен, так как заключен без согласия одного из собственников — то есть меня. Вы можете требовать с них возврата всей суммы через суд. У вас есть квитанция?
Мужчина кивнул, с ненавистью глядя на Антона.
— Есть. И я подам. И в полицию заявлю!
— Вы не будете ничего подавать! — закричала Галина Ивановна, обращаясь теперь к Алексею. — Это всё ты! Ты всё испортил! Приполз, нищий, и всё рушишь! Вон из моего дома!
— Это не ваш дом, — тихо, но так, что было слышно каждое слово, произнес Алексей. — Это наша с Ангелиной квартира. Купленная на наши общие деньги. И я остаюсь здесь. Сейчас я пойду в свою комнату и вынесу вещи постороннего человека в прихожую. А вы, — он посмотрел на Антона и Галину Ивановну, — решайте вопрос с Константином.
И лучше верните ему деньги. Суд и полиция вам будут дороже.
Он двинулся в сторону комнаты. Никто не встал, чтобы остановить его. Антон сидел, сжимая iPhone так, что пальцы побелели. Галина Ивановна, задыхаясь, упала на диван. Ангелина смотрела в пол, и по её щеке скатилась одна-единственная слеза. Слеза стыда, отчаяния или понимания — Алексей уже не хотел разбираться.
Константин, бормоча что-то непечатное, пошел собирать свои вещи.
Первая битва была выиграна. Но война, как он и предполагал, только начиналась. Пахнущая чужим одеколоном комната была отбита. Но тишина в ней была звенящей и пустой. Победа не принесла радости, только тяжелую, холодную усталость и понимание, что обратной дороги нет.
Победа в комнате оказалась пирровой. Алексей остался в квартире, но это было похоже на жизнь на вулкане. Галина Ивановна встретила его ледяным молчанием, прерываемым ядовитыми репликами вполголоса, когда он проходил мимо. Ангелина словно растворилась, возвращаясь с работы и сразу закрываясь в своей, теперь уже отдельной, комнате. Атмосфера была густой и токсичной, каждый вздох казался вызовом. Алексей понимал, что это временное перемирие, а не мир. Им нужна была его доля квартиры, но они хотели получить её даром, вынудив его сдаться.
Поэтому большую часть времени он проводил в мастерской у Дмитрия. Гараж стал его убежищем, крепостью и единственным местом, где он чувствовал себя человеком, а не изгоем. Работа руками — ремонт старого мотора УАЗа, покраска бамперов — лечила лучше любой терапии. Она не оставляла места для самокопания, только для сосредоточенности на конкретной задаче.
Однажды к вечеру, когда они как раз собирали разобранную коробку передач, в мастерскую зашел клиент. Мужчина лет пятидесяти, в протертой кожанке, с усталым, но добродушным лицом.
— Дима, привет! — крикнул он с порога. — Тот самый стук в передней, о котором я говорил, опять появился. Совсем замучил.
— Садись, Вадим, сейчас глянем, — отозвался Дмитрий, вытирая руки. — Леха, дай-ка мне вон тот диагностический сканер.
Алексей подал прибор. Вадим, ожидая, рассеянно осматривал мастерскую. Его взгляд скользнул по Алексею, задержался, потом снова вернулся. В глазах мелькнуло недоумение, а затем проблеск узнавания.
— Слушай, парень, а мы с тобой… не знакомы? Лицо твое до боли знакомое.
Алексей вежливо улыбнулся, пожимая плечами.
— Вряд ли.
— Постой… — Вадим прищурился. — Ты не Леша, случаем? Алексей? Тот, что… с Ангелиной? Ну, женой Антона сестрой?
Внутри у Алексея всё екнуло. Он кивнул, насторожившись.
— Да, это я.
— О, боже! — лицо Вадима расплылось в улыбке, и он шагнул вперед, чтобы пожать руку. — Да мы ж с тобой на той самой корпоративке у Антона года три назад пересекались! Ты тогда про свою работу, про чертежи какие-то рассказывал, а я про запчасти для его автопарка. Вадим. Вадим Сергеевич. Я у Антона поставщиком был. Ну, раньше был.
Последняя фраза прозвучала с горьковатым оттенком. Дмитрий, подключивший сканер к машине, бросил на них внимательный взгляд.
— Мир тесен, — только и сказал он.
— Ой, тесен, не то слово, — Вадим покачал головой, и его настроение вдруг сменилось. Он взглянул на Алексея с искренним сочувствием. — Слушай, я, конечно, не в курсе ваших семейных дел… но слышал краем уха… Брат твоей жены, Антон, всем рассказывал, что ты… ну, того, лентяй, работу бросил, семью кинул. Но, глядя на тебя сейчас… да ты тут, в масле, по уши, работаешь.
— Не кидал я семью, — тихо, но твердо сказал Алексей. — Меня выгнали. Пока я работу искал.
Вадим задумчиво кивнул, как будто что-то сложное для себя проясняя.
— Похоже на правду. Похоже… — он помолчал, глядя на работающий сканер, а потом вдруг понизил голос, хотя кроме них и Дмитрия в мастерской никого не было. — Слушай, раз уж так судьба свела… Может, и к лучшему. Тебе полезно знать. Про Антона. Того, кто, я слышал, тебя же и поносил.
Алексей замер. Дмитрий перестал тыкать в сканер и медленно выпрямился, прислонившись к крылу машины. Он не прерывал, просто слушал.
— Что… что про него? — спросил Алексей.
— Что он «успешный предприниматель»? — Вадим усмехнулся, но в усмешке была горечь. — Да он последние полтора года на плаву держится только за счёт таких, как я, и таких, как ты. Его фирмочка по «поставкам оборудования» — мыльный пузырь. Долги, займы под бешеные проценты, откаты, серая бухгалтерия. Я ему в последний раз партию фильтров поставил — так он мне половину стоимости векселями какими-то дутыми отдал. С тех пор мы не работаем. Я свой долг с него выбил с кровью, через знакомых «силовиков». А знаешь, откуда он последний раз деньги на операционные расходы брал?
Алексей молчал, предчувствуя ответ.
— У сестры. У твоей жены, — выдохнул Вадим. — Полмиллиона, если не больше. Под какой-то «срочный, сверхприбыльный контракт». Это, я тебе как старый волк говорю, классика. Когда бизнес трещит, начинают дербанить семью. А чтобы сестра давала, нужно было создать в семье ощущение кризиса. Понимаешь?
Алексея будто осенило. Как пазл, сложилась картина. Постоянные упреки Галины Ивановны в его безденежье. Давление на Ангелину, что она одна всё тянет. Антон, вечно раздающий непрошеные советы и подчеркивающий свою успешность. Они создавали атмосферу тотальной нужды, чтобы Ангелина, загнанная в угол чувством вины и ответственности, отдавала последнее… брату.
— Он говорил, что это инвестиция, — глухо проговорил Алексей, вспоминая обрывки разговоров. — Что скоро всё вернется с прибылью.
— Вернется в лучшем случае десять процентов, и то в виде очередного обещания, — мрачно констатировал Вадим. — А скорее всего — никак не вернется. У него, я слышал, налоговая уже интересоваться начала. По поводу неотраженных оборотов. Так что твой бывший шурин, парень, на пороге большого краха. И он отчаянно пытается найти деньги, чтобы заткнуть дыры. Продать свою долю в каком-то своем убыточном складе, получить деньги с кого угодно… или сдать комнату в квартире зятя, которого предварительно выставили за дверь.
Диагностический сканер пискнул, закончив работу. Звук вернул всех в реальность.
— Вот, нашел ошибку, — сказал Дмитрий, глядя на экран, но было ясно, что его мысли сейчас далеко от стука в подвеске.
Вадим вздохнул, словно сбросив тяжесть.
— Я, может, зря всё это наговорил. Не хочу в чужие дела лезть. Но вижу — ты нормальный мужик, в беде. А они… они крысиной стаей действуют. Береги себя. И документы на квартиру проверь, мало ли что они там в долг успели заложить.
Сказав это и договорившись с Дмитрием о ремонте, Вадим уехал. В мастерской воцарилась тяжелая тишина.
Алексей стоял, опершись о верстак, и его мозг лихорадочно перерабатывал информацию. Теперь всё обретало смысл. Не просто бытовая жадность или неприязнь. Это был системный, почти бизнес-план по его устранению и перераспределению ресурсов. Он был помехой в их схеме выживания за счёт Ангелины.
Дмитрий первым нарушил тишину.
— Ну что, сыщик, — произнес он, закуривая. — Раскопал золотую жилу. Компромат, как говорится, дорогого стоит.
— Это не компромат, — медленно сказал Алексей, поднимая голову. В его глазах горел новый, холодный огонь — огонь понимания. — Это ключ. Ключ ко всему. Они думали, что играют в свою игру. Что они сильные, а я — слабый. Но они просчитались. У них за душой — долги и страх перед налоговой. А у меня… — он посмотрел на свои руки, испачканные в машинном масле, — у меня теперь есть правда. И, кажется, я наконец-то понимаю, как ей воспользоваться.
Неделю Алексей вынашивал план. Он не просто обдумывал его за чисткой карбюраторов — он прорабатывал, как сложную инженерную задачу. Учитывал все переменные: взрывной характер Галины Ивановны, холодную расчетливость Антона, подавленную апатию Ангелины. Юрист Игорь дал ему четкие консультации по формулировкам и юридическим последствиям. Дмитрий помог отрепетировать сценарий, сбивая с него, по его словам, «шелуху эмоций». К концу недели Алексей знал свою роль наизусть. Он больше не был загнанным зверем. Он был бухгалтером, пришедшим провести ревизию.
Он назначил встречу, отправив всем троим одинаковое сообщение: «Завтра, 19:00, в квартире. Обсудим окончательное решение по разделу имущества. Без свидетелей».
Нарочитая официальность подействовала. Антон ответил коротким «ок», Ангелина — многоточием, а Галина Ивановна не ответила ничего, что тоже было ответом.
Он пришел первым. Приготовил чай, поставил на стол три чистых чашки — знак того, что это не семейное чаепитие, а переговоры. Сам он пить не стал, заняв место во главе стола, спиной к окну. Поза была продуманной: свет падал им в лица, а его лицо оставалось в легкой тени, трудным для чтения.
Первой пришла Ангелина. Она выглядела постаревшей, в темных кругах под глазами. Она молча села напротив, избегая его взгляда. Потом, громко сопя, в гостиную вкатила Галина Ивановна. Она устроилась на диване, демонстративно отвернувшись к телевизору, который был выключен. Последним появился Антон. Он вошел с развязной небрежностью, в дорогой, но помятой рубашке, бросил ключи от машины на тумбу и уселся в кресло, положив ногу на ногу.
— Ну, созрел? — начал он, не дожидаясь. — Решил, наконец, свою долю продать? Цену, я так понимаю, заломить хочешь?
— Я решил обсудить варианты, — спокойно начал Алексей. — Их, по сути, два. Первый: мы продаем квартиру на рынке и делим вырученные деньги пополам, по закону. Второй: кто-то из нас выкупает долю другого по рыночной стоимости, которую определит независимый оценщик.
В комнате повисло молчание. Первой взорвалась Галина Ивановна.
— Какая продажа?! Какие деньги?! Ты с ума сошел! Это наш дом! Мы здесь жить будем! Ты один тут лишний!
— Согласно правоустанавливающим документам, я не лишний, — парировал Алексей. — Я собственник половины. И я намерен либо получить компенсацию за свою долю, либо продолжать жить здесь. На законных основаниях.
— Продолжать жить? — засмеялся Антон, но смех был фальшивым. — На чьи деньги, позволь спросить? Опять на моей сестре ехать собрался?
— На свои, — четко сказал Алексей. — Я устроился на работу.
Это была полуправда. Дмитрий действительно предложил ему официальное партнерство в мастерской с небольшим, но стабильным окладом. Но сейчас важнее был сам факт.
Ангелина вздрогнула и впервые подняла на него глаза. В них мелькнуло что-то вроде удивления.
— Куда? — скептически протянул Антон.
— Это не важно. Важно, что у меня есть законный доход и я готов либо платить свою половину за коммуналку, либо, что логичнее, завершить наши отношения цивилизованно — через раздел.
— Цивилизованно… — передразнила Галина Ивановна. — Выгнал бы тебя цивилизованно суд за неуплату, если бы не мы! Ангелина всё за тебя платила!
— За меня? — Алексей медленно повернулся к жене. — Ангелина, а на какие деньги ты вносила платежи последние полгода? Твоей зарплаты на ипотеку, коммуналку, еду и «лечение» матери едва хватало. Откуда брались недостающие, скажем, двадцать-тридцать тысяч ежемесячно?
Ангелина побледнела. Её губы дрогнули.
— Я… я откладывала…
— Она отказывала себе во всем, чтобы тебя, дармоеда, содержать! — крикнула Галина Ивановна.
— Или она брала деньги у брата? — тихо, но отчетливо спросил Алексей. Он видел, как у Антона дернулась бровь. — Большие суммы. Полмиллиона. Миллион? Под «срочный контракт», который вот-вот должен был принести прибыль?
Теперь в комнате воцарилась абсолютная тишина. Даже Галина Ивановна замерла с открытым ртом. Антон медленно убрал ногу с ноги и выпрямился в кресле. Его лицо стало каменным.
— Что ты несешь? — его голос был низким и опасным.
— Я несу факты, Антон. У меня есть свидетель. Вадим Сергеевич, твой бывший поставщик. Он готов подтвердить в суде, если понадобится, реальное состояние твоего бизнеса. А именно: что он на грани банкротства, что у тебя долги, серая бухгалтерия и что ты систематически занимал крупные суммы у сестры, чтобы латать дыры.
Антон побледнел. На его лбу выступили мелкие капельки пота.
— Это клевета! Он мстит, потому что я с ним перестал работать!
— Возможно, — пожал плечами Алексей. — Тогда тебе не составит труда предъявить нам, а впоследствии, вероятно, и налоговой, финансовую отчетность твоей фирмы за последние два года. И документальное подтверждение, что займы у сестры были именно инвестициями с четким договором и графиком возврата.
У тебя ведь такие документы есть, правда?
Антон не ответил. Он сидел, сжимая подлокотники кресла так, что костяшки пальцев побелели. Галина Ивановна смотрела на сына растерянно, впервые не понимая, что происходит.
— А… Антон? — тихо позвала Ангелина. — Это… это правда? Про банкротство? Ты говорил, что всё отлично…
— Заткнись! — рявкнул он на сестру, но в его окрике была паника, а не сила.
Алексей воспользовался паузой. Он говорил теперь медленно, вдавливая каждое слово, как гвоздь.
— Вот мое новое предложение. Я остаюсь в этой квартире. Вы трое — съезжаете. Галина Ивановна может вернуться в свою старую комнату в общежитии, которую она так и не продала, как выяснилось. Антон — решает свои финансовые проблемы самостоятельно. Ангелина — выбирает, где ей жить. В течение месяца Антон возвращает Ангелине все деньги, которые она ему одолжила. Полную сумму, с распиской. Если через месяц деньги не вернутся, мой свидетель Вадим и я обращаемся с заявлениями: в налоговую — о проверке твоей фирмы, а в полицию — о мошенничестве в особо крупном размере. И да, — он сделал паузу, глядя прямо в глаза Антону, — у меня есть аудиозапись нашего сегодняшнего разговора, где ты не стал отрицать факта займов. Это будет веским дополнением.
Галина Ивановна ахнула и схватилась за сердце. Ангелина смотрела на брата с ужасом и предательством. Антон же казался человеком, у которого внезапно выбили землю из-под ног. Вся его напускная уверенность, вся спесь испарились, оставив лишь испуганное, затравленное животное.
— Ты… ты не посмеешь… — выдохнул он, но это была уже не угроза, а жалкая попытка ухватиться за соломинку.
— Посмею, — просто сказал Алексей. — Я уже всё потерял. Мне нечего терять. А у тебя — есть. Ипотека на ту твою «крутую» машину? Кредиты на тот самый склад? Репутация? Свобода? Выбирай.
Он встал, демонстративно посмотрел на часы.
— У вас есть неделя, чтобы найти варианты съезда. И месяц — на возврат денег. Жду ответа. А теперь, если вы не против, мне нужно на работу.
Он повернулся и вышел из гостиной в свою комнату, оставив их в гробовом молчании. Закрыв дверь, он прислонился к ней спиной. Колени вдруг предательски задрожали, адреналин, сдерживаемый все это время, отступал. Но в груди было не чувство триумфа, а странная, ледяная пустота. Он победил. Он выиграл эту схватку, поставив на кон всё. Но запах победы был горьким, как пепел. Он выиграл битву, но война за его прошлую жизнь была окончательно проиграна.
Тишина, воцарившаяся в квартире после его ультиматума, была гулкой и зловещей. Алексей просидел в своей комнате до глубокой ночи, прислушиваясь к редким, приглушенным звукам из-за стен. Не было ни привычных голосов, ни звенящей посуды — только шепот за закрытой дверью гостиной и одинокий, всхлипывающий звук, похожий на плач Ангелины. На следующее утро он вышел на кухню пустой. Все уже ушли или не выходили из своих комнат. Чашка с недопитым чаем Антона стояла на столе, как немой свидетель краха. Последующие дни подтвердили его предположение: система дала сбой. Галина Ивановна, лишившаяся своего главного защитника и спонсора в лице сына, вдруг стала тихой и нездоровой. Она больше не рыскала по квартире в поисках соринок и разводов, а сидела в своей комнате, изредка выходя в туалет, избегая встреч с его взглядом. Её власть, основанная на крике и манипуляциях, испарилась, обнажив хрупкую, обиженную старуху. Антон исчез. Не отвечал на звонки сестры, как выяснилось позже. Он метался, пытаясь спасти то, что еще можно было спасти. Через общих знакомых (ту самую соседку Валентину Петровну, оказавшуюся кладезем информации) Алексей узнал, что Антон в авральном порядке продал свою иномарку, за которую еще не был выплачен кредит, пытался найти покупателя на свой склад, но тот был уже давно в залоге у банка. Его бизнес-империя, такая яркая со стороны, оказалась карточным домиком.
Через две недели раздался звонок в дверь. Алексей открыл. На пороге стояла Ангелина. Она не заходила, а стояла в проеме, держа в руках папку с документами. Лицо ее было бледным, но собранным, глаза — сухими и серьезными.
— Можно поговорить? — спросила она, и в ее голосе не было ни прежней истерики, ни ледяного презрения. Была усталая деловитость.
— Заходи.
Она прошла в гостиную, но не села. Осталась стоять, положив папку на стол.
— Мама уезжает послезавтра. К тете в Волоколамск. Надолго. Ей… там будет лучше.
Алексей молча кивнул. Он не испытывал ни радости, ни сожаления. Только пустоту.
— Антон… — она с трудом выговорила имя брата, — он нашел деньги. Вернул мне часть. Не все, но… большую часть. Остальное обещает в течение месяца. Он написал расписку. Я ее заверила у нотариуса.
Она открыла папку и вынула оттуда несколько листов, протянула ему. Алексей бегло взглянул. Действительно, расписка с суммой и графиком. И еще один документ — проект соглашения о разделе совместно нажитого имущества.
— Я согласна на продажу квартиры, — сказала она ровно. — И на раздел вырученных средств пополам. Я уже поговорила с риелтором, он может выставить её на следующей неделе. Или… если ты хочешь выкупить мою долю… мы можем обсудить.
Он посмотрел на нее. Это была не его Ангелина. Той девушки, которая смеялась, выбирая обои для этой самой гостиной десять лет назад, больше не существовало. Перед ним стояла женщина, сломленная предательством брата, манипуляциями матери и собственными ошибками. В ней не было ни любви, ни ненависти к нему. Было лишь желание поскорее завершить этот болезненный процесс, отрезать прогнившую часть жизни и, возможно, начать какое-то новое, тихое существование.
— Почему? — спросил он не о деньгах и не о квартире.
Она поняла. Отвела взгляд в окно.
— Потому что я устала бояться. Бояться, что денег не хватит. Бояться, что мама начнет скандал. Бояться, что брат обманет. Бояться, что ты… что ты никогда не станешь тем, кого они хотят видеть. Мне надоело быть посередине. И я поняла, что пока я посередине — я проигрываю всем. И тебе тоже.
Это было самое честное, что она сказала ему за последний год.
— Ты прав в одном, — продолжала она, все так же глядя в окно. — Они… мы… действовали как стая. Где слабого затопчут. И я стала частью этой стаи. Мне стыдно. Но это не извинение. Извинения уже ничего не изменят.
— Нет, — тихо согласился Алексей. — Не изменят.
Он взял со стола проект соглашения.
— Я подумаю над вариантами. Продажа… вероятно, лучший выход для всех. Я поговорю с юристом, проверю документы. Дай мне пару дней.
Она кивнула, явно ожидая скандала, слез, упреков — чего угодно, но не этой спокойной, почти отстраненной рациональности.
— Хорошо. Я пока перееду к подруге. Мамин билет уже куплен. Ключи… — она положила на стол связку с его старой машиной, — твои. Я больше на ней не езжу.
Она постояла еще мгновение, словно что-то хочая сказать, но так и не нашла слов. Потом развернулась и вышла. Дверь закрылась за ней с тихим, но окончательным щелчком..Алексей остался один посреди тихой, просторной квартиры, которая вдруг стала казаться огромной и совершенно пустой. Он победил. Он отстоял свои права, выгнал захватчиков, заставил вернуть деньги. Но, сидя в этой тишине, он понимал, что вернуться сюда жить он уже не сможет. Каждая трещинка в плитке, каждый след от ножки стула на полу будут напоминать ему не о счастливых годах, а об этом последнем годе унижений, скандалов и тотального одиночества в браке. Он пошел в свою комнату, стал собирать оставшиеся вещи в чемодан. Теперь он делал это не в спешке и панике, а медленно, обдуманно. Он брал в руки книги, старые фотографии в рамках, безделушки. Что-то складывал, что-то, посмотрев, оставлял на полке. Ему больше не нужны были эти якоря. Ему нужен был новый берег. Он позвонил Дмитрию.
— Дима, останусь у тебя еще на пару недель, пока не определюсь. И… спасибо.
— Не за что, — буркнул тот в трубку. — Место для чемодана у меня всегда найдется. Да и для человека тоже.
Спускаясь с чемоданом вниз, Алексей встретил на лестничной площадке Валентину Петровну.
— Уезжаешь, родной? — спросила она, смотря на него с доброй грустью.
— Да, Валентина Петровна. Уезжаю.
— И правильно. Место тут стало нехорошее. Насиженное злобой. Тебе новая дорога нужна. Счастливая.
Он улыбнулся ей, первый раз по-настоящему за много месяцев, и вышел на улицу. Он садился в свою старую машину, которая пахла теперь чужими духами, но ключи поворачивались в замке зажигания. Он завел мотор и посмотл в окно на свой подъезд в последний раз. Он не испытывал ни боли, ни гнева. Только легкую, щемящую грусть о том, что когда-то было, но исчезло безвозвратно. И странное, еще робкое чувство — чувство свободы, которое начиналось там, за горизонтом, куда он сейчас и направлялся.
Год — достаточный срок, чтобы раны затянулись рубцами, а жизнь обрела новое, пусть и непривычное, русло. Квартиру продали быстро, по хорошей цене. Деньги разделили строго пополам у нотариуса. Встреча с Ангелиной была короткой и деловой. Они обменялись документами, кивками и больше ничего. Всё общее, что когда-то было, теперь было разделено или выброшено. История закрыта.
На свои деньги Алексей купил небольшую, но свою студию в старом, добротном кирпичном доме на окраине. Она была в два раза меньше той квартиры, без дизайнерского ремонта и видов из окна. Зато в ней пахло свежей краской, новым деревом и его собственными усилиями — он сам клеил обои, собирал мебель из Икеи. Это было его пространство, и в нем не было ни одного угла, отравленного чужим презрением. Мастерская Дмитрия процветала. А точнее, их мастерская. Партнерство, начавшееся как жест дружбы, переросло в настоящее дело. Они оформили ИП, взяли в аренду соседний бокс, наняли одного ученика-подмастерья. Алексей не стал автомехаником, он стал управленцем — вел переговоры с поставщиками, считал сметы, общался с клиентами. Его инженерный склад ума оказался идеальным для систематизации хаоса. Дмитрий же оставался душой и золотыми руками предприятия. Они дополняли друг друга.Однажды в конце осени Алексей ехал по делам в центр. Дождь моросил мелкий, назойливый. На светофоре он увидел знакомую фигуру на тротуаре. Ангелина. Она стояла под зонтом, ждала зеленого света. На ней был строгий деловой костюм, в руках — кожаный портфель. Она выглядела… собранной. Ухоженной. И одинокой. Совершенно другой, не похожей ни на ту счастливую девушку из прошлого, ни на затравленную женщину последних лет брака. Он не стал сигналить, уезжать или прятаться. Свет загорелся зеленым, он медленно подкатил, опустил стекло.
— Ангелина.
Она вздрогнула, услышав свое имя, и обернулась. Узнавание в ее глазах промелькнуло быстро, без радости, но и без боли. Просто констатация факта.
— Алексей. Привет.
— Подвезти? Дождь.
Она колебалась секунду, потом кивнула, обходя машину и садясь на пассажирское сиденье.
— Спасибо. До метро «Курская», если не сложно.
— Не сложно.
Машина тронулась. В салоне повисло неловкое молчание, но не враждебное, а какое-то отстраненное, будто они были случайными попутчиками, узнавшими друг друга.
— Как ты? — наконец спросил он, глядя на дорогу.
— Работаю. В той же компании, но в другом отделе. Стало… спокойнее. — Она помолчала. — Мама в Волоколамске. Освоилась, вроде. Скучает, конечно, но… так лучше.
— А Антон?
Губы Ангелины чуть дрогнули.
— Уехал. В Краснодарский край, к кому-то из бывших партнеров. Связи почти нет. Долг… тот остаток, что был, вернул. Месяц назад. Прислал перевод.
Больше она ничего не добавила, и он не стал спрашивать. Это прошлое было для них обоих как тяжелая болезнь, которую лучше не тревожить.
— А ты? — тихо спросила она. — Говорили, ты с Дмитрием свое дело открыл.
— Да, — он не мог сдержать легкой улыбки. — Мастерская. «Два богатыря», называется. Дурацкое имя, но клиентам нравится. Работаем.
— Я рада, — сказала она, и в её голосе прозвучала искренность, первая за долгое время. — По-настоящему рада. Ты… выглядишь хорошо.
Он кивнул. Настала его очередь сказать «я рад», но слова застряли. Он был рад не её положению, а тому, что они могут вот так, спокойно, говорить. Без упреков и обвинений.
Машина подъехала к метро. Она собралась выходить.
— Спасибо, что подвез.
— Всегда пожалуйста, — ответил он автоматически, и это прозвучало не как любезность, а как прощание.
Она вышла, захлопнула дверь и, не оглядываясь, пошла к входу в подземку, растворяясь в потоке людей. Алексей смотрел ей вслед, пока она не скрылась в темном проеме. Никакой тоски, никакого желания вернуть. Только легкая, почти философская грусть о том, как два человека могут стать чужими, и о том, что иногда это — единственный верный путь. Он доехал до мастерской. У ворот стоял тот самый разбитый «Запорожец» Дмитрия, а рядом — новый, только что пригнанный клиентом кроссовер с помятым крылом. Работа. Жизнь. Войдя внутрь, он услышал привычный грохот и голоса. Дмитрий что-то объяснял подмастерье Андрею, показывая на разобранный узел подвески. Увидев Алексея, Дима оторвался, вытер руки об ветошь.
— Ну что, переговорил с поставщиком?
— Да, пошли навстречу со скидкой на эту партию. Документы на столе.
— Отлично. А там тебя ждет, — Дмитрий кивнул головой в сторону их маленького «офиса» — бывшей кладовки с компьютером и столом. На столе дымилась кружка свежего чая. Рядом лежала открытая папка с чертежами — новый, интересный заказ на переоборудование микроавтобуса под мобильную мастерскую. Алексей снял куртку, повесил её на крючок, сел за стол. Он взял кружку в руки, почувствовав тепло, прогревающее ладони. Сделал глоток. Крепкий, сладковатый, точно такой, как любил Дима. За стеной снова застучал молоток, зашипела болгарка. Запах металла, масла и трудового пота — самый честный запах на свете. Он открыл чертежи, достал калькулятор. В его жизни не было больше громких побед, скандальных разоблачений и сладкой мести. Не было и прежней, натянутой как струна, семейной идиллии. Зато было тихое, прочное чувство — чувство своего места. Он сидел здесь не потому, что его выгнали или не пускали домой. Он сидел здесь потому, что это было его дело, его дружба, его выбор. Он допил чай, отложил кружку в сторону и погрузился в расчеты. За окном сгущались осенние сумерки, но в мастерской было светло, шумно и по-настоящему тепло. Путь сюда был долгим и болезненным. Но он привел его именно туда, куда нужно. Домой.