Глава I. Зеркала и пульс
Медовый месяц, проведенный в круизе по Средиземноморью, пролетел как один сказочный день, оставив после себя теплое послевкусие счастья и ворох фотографий, на которых Изабель обворожительно улыбалась на фоне лазурных вод и античных развалин.
Через несколько часов после возвращения из свадебного круиза Генри сидел в мягком кресле лимузина с бежевой кожаной обивкой. За окном, сменяя друг друга, проносились улицы города, а рядом, на соседнем сиденье, располагался сам Алекс Кригер — в светло-сером костюме и с привычным хитроватым взглядом.
– Как морской воздух? – поинтересовался он, доставая сигару.
– Освежает, — сдержанно улыбнулся Честер. – Греция понравилась. И Крит. Особенно Изабель. Она там светилась.
Алекс не ответил. Он закурил, выпустил тонкую струйку дыма и, не оборачиваясь, произнёс:
– Пора возвращаться к делу.
Сэр Генри чуть заметно кивнул.
– Это об игре с бароном Мак-Райлем?
– Не совсем. – ответил Алекс. – Чтобы играть с бароном и другими серьезными игроками, необходимо еще многому научиться.
– Ты думал, экзамен уже сдан? Да?
Честер приподнял бровь:
– А разве нет?
Кригер усмехнулся:
– Это было только начало, Генри. Настоящее обучение начинается сейчас. Ты должен научится не просто играть, ты должен стать самой игрой. Барон Мак-Райль — это не тот актер, что я нанял для твоего «экзамена». Это хищник. Он не играет на деньги, он играет на судьбы. — Он глянул в зеркало заднего вида. Его маленькие глазки уже не щурились хитро, а смотрели остро и серьезно на зятя.
Генри не знал, насколько барон сильный игрок, но Алексу он верил на слово.
– Я понял, пап. И я готов учиться. Мне это просто самому необходимо. – ответил Генри.
Машина свернула с главной дороги и поехала по частному подъездному пути. За деревьями появилось современное одноэтажное строение в виде коробки, без крыши— не особняк и не загородная дача, скорее — укреплённый тренировочный блок, скрытый от чужих глаз. Без лишней роскоши, без охраны. Только застывшая тишина и приглушённые серые стены.
Внутри пахло кожей, металлом и временем.
Комната, куда Алекс провел Генри через весь дом, была пуста: глухие стены, зеркало во весь рост, стол, на нём – метроном, стопка новых колод карт, две чашки кофе, и ничего больше.
Кригер сел на край стола, и глядя на Генри, негромко сказал.
– Здесь ты научишься быть не игроком, а оружием.
Генри слушал тестя и одновременно, с интересом осматривал помещение. Оно напоминало скорее тайный зал для пыток или допросов, чем местом, где он будет учиться «фокусам» игры в карты.
– Первое, что ты должен понять, – продолжал Алекс, – что выигрывает не рука. Выигрывает глаз. Сердце. Мышца. А проигрывает всё, что дрожит. Всё, что хочет победить. Побеждает только тот, кто не показывает этого.
Честер кивнул головой...
– Ты должен научиться быть неподвижным внутри, когда вокруг тебя рушится мир. Как стекло. Как зеркало.
Он слегка коснулся пальцами маятника. Метроном заработал, гулко, но при этом негромко. Ровно отмеряя свое тик-так, тик-так.
– Сядь. Дыши под метроном. Вдох — на четыре удара. Задержка – два. Выдох – шесть. Каждый раз. Три минуты.
Генри сел на стул, стоящий у стола, мягкий и удобный. Закрыл глаза. Первые пятнадцать секунд были лёгкими, потом пошёл внутренний сбой. Метроном бил не в такт телу. Ум начал ныть, требовал отвлечься. Но он продолжал.
Когда прозвенел таймер, Кригер не сказал ничего. Он просто подошёл ближе и приложил два пальца к шее Честера.
– Сто один. Слишком много. Ты должен уметь опускать пульс до восьмидесяти. Даже если тебе суют пистолет в лицо.
Генри тяжело выдохнул.
– Понял.
– Нет, не понял. Повторим через час. – резко ответил тесть. – А пока продолжим.
Следующий час Алекс показывал приёмы самоконтроля. Он плескал ледяную воду на лицо Честера, включал резкие звуки, устраивал эмоциональные провокации, но Честер должен был держать лицо: как будто в нём нет никого.
– Каждый тик на лице – это фишка, которую ты отдаёшь. Каждый вдох – часть твоей карты. Зрительный нерв не должен бегать. Щёки не должны менять цвет. «Сердце не должно выдавать темп», —говорил он.
– И это можно отработать? – спросил Генри, выполнив четвёртую серию упражнений и у него уже слегка дрожали руки.
– Не просто можно. Это необходимо, если ты хочешь победить настоящих хищников. Те, кто играет на миллионы – не улыбаются. Они читают. Читают всё.
Кригер подошёл к зеркалу и встал напротив.
— Смотри. Кто ты?
Честер встал рядом. Посмотрел на себя в зеркало.
– Игрок, – ответил Генри вглядываясь в себя.
– Пока – нет. Пока ты отражение. Копия того, кто хочет выиграть. Но в настоящей игре ты не должен отражать ничего. Ты должен стать не заметным. Зеркало со временем становится окном. Сквозь него видно твою душу.
Он указал на своё отражение:
– Задача – быть гладким. Неуловимым. Ни одна мышца – не должна дрогнуть в игре. Ни одна мысль – не должна поднять пульс.
Он сделал паузу. Затем добавил.
– Завтра, начнём с запоминания карт. Сегодня – только ты и твой пульс.
После этого Кригер вышел, оставив Честера наедине с тишиной, зеркалом и мерным тик-так.
День за днём, утро за утром, Алекс усиливал нагрузку. Он не просто учил Честера хитростям карточной игры – он лепил из него машину. Машину, которая должна читать людей быстрее, чем они успеют понять, что их уже просчитали.
Сначала была память. Генри должен был выучить расположение карт в колоде за 90 секунд. Потом за 70. Потом за 45. Карты мелькали перед глазами, как кадры немого кино. Алекс не просто считывал — он ставил таймер, прерывал на середине, просил пересказать третью карту с конца, пятую по порядку, масть, значение, какая до неё и какая после. Генри ошибался. Получал холодную воду в лицо. И начинал заново.
Следом пошёл контроль тела. Алекс учил Честера контролировать дыхание. Вдох – на четыре. Задержка – на шесть. Выдох – на восемь. В перчатках и без, в стрессовой ситуации и на расслаблении. Честер учился сбивать собственный пульс с девяноста ударов до шестидесяти за минуту. Алекс брал его запястье, проверял пульс и говорил: «Не верю». Генри замирал, сжимал зубы и делал снова.
Были и странные упражнения: пить горячий кофе, не обжигаясь. Смотреть человеку в глаза три минуты, не моргая. Засечь дрожь в его веках, смену фокусировки зрачка, напряжение в пальцах. Учиться чувствовать ложь. Учиться подавлять эмоции. Учиться не быть человеком — быть зеркалом.
На четвёртый день тренировок Алекс пригласил профессионального иллюзиониста. Мужчину лет сорока, в перчатках, и с острым взглядом. Тот тасовал карты так, что даже камера не поймала бы подвоха. Генри играл с ним три часа подряд. Проигрывал партию за партией. Начал уставать. Но Алекс не останавливал.
– Ты хочешь быть игроком или мальчиком для битья? – говорил он. – Ты не имеешь права уставать.
Генри сжал челюсти. Даже вспомнил барона, пусть и не настоящего, а того актера, нанятого Алексом. Вспомнил, как проиграл. Вспомнил, что он тогда почувствовал. И снова брал карты. Пальцы уже были деревянными, но сознание старался держать острым. К полуночи он все же взял реванш!
На пятый день Алекс сказал: «Теперь ты должен научиться чувствовать чужую игру».
Были приведены три человека. Один — профессиональный игрок, другой – дилетант, третий – актёр. Задача: определить, кто врёт, кто играет всерьёз, кто играет вслепую. Генри ошибся дважды. На третий раз выиграл. Алекс молча кивнул.
Весь шестой день Генри играл с этими тремя. И за весь день он проиграл лишь дважды.
На седьмой день, тренировки начались в тишине. Без слов. Без света. Только карты. Руки. Шорох пальцев. Запах кофе. Генри уже мог с закрытыми глазами определить масть по микроскопическому сгибу. Он уже начал чувствовать удары сердца противника через стол. Он знал, кто нервничает и прячет ярость под вежливостью.
На восьмой день он играл все так же вслепую, но уже один на один с Алексом. Буквально: повязка на глаза, и раздача. Ставки. Блеф. Подъём. И вскрытие.
Генри вначале проигрывал какое-то время, потом начал выигрывать. Это поднимало азарт. Но Алекс напоминал, что азарту тут не место. Генри извинялся и продолжал дальше.
На девятый день Алекс не пришёл сразу. Он вошёл ближе к вечеру, намеренно опоздав. На нём был дорогой костюм. Сигара. Усмешка на лице.
– Ну что Генри, ты готов? – спросил он, кладя перед зятем запечатанную колоду.
Генри смотрел тестю прямо в глаза. В его зрачках уже не было страха. Ни даже намёка на волнение.
– Я готов, – слегка улыбнувшись ответил он. – Даже если за столом будет сам дьявол.
Алекс молча достал телефон, набрал номер и сказал в трубку:
– Изабель, Генри готов. – И, немного помолчав, добавил. — Он стал тем, кем должен был стать.
В трубке раздался радостный голос дочери. Алекс улыбнулся. Потом посмотрел на зятя и произнес.
– Завтра мы начинаем настоящую игру.
Вечер завершился тихим звоном бокалов. Шумом за окном. И новым уровнем спокойствия внутри Честера. Спокойствия, в котором рождался абсолютный контроль.
Глава II. Игры на воде
Море было спокойным, словно выжидало. Яхта барона Мак-Райля стояла неподалёку от берега — ослепительно белая, многоярусная, с блестящими металлическими поручнями, сверкающими под солнцем. Мачты и радары тянулись к небу, а на корме золотыми буквами было выведено название – «Celestia». Это судно не нуждалось в представлении: его знали даже те, кто не интересовался морем. Говорили, что барон принимал на борту министров, знаменитостей и глав корпораций. И сегодня, впервые, он приглашал туда Генри Честера.
Маленькая моторная яхта, на которой прибыли Генри и Изабель, качнулась у борта. Её вёл коренастый моряк с обветренным лицом и сигарой в зубах. Когда подали трап, Честер первым поднялся на палубу, затем протянул руку Изабель. Она была в белом — лёгкое платье колыхалось на ветру. В её взгляде не было ни страха, ни сомнения. Лишь интерес и ожидание.
Наверху их уже ждал барон. Настоящий Мак-Райль. Владелец каучуковых плантаций где-то на Юге Африканского континента.
Он был высок, крепкого телосложения, с густыми темными волосами, тронутыми изящной сединой на висках. Чёрные очки скрывали его глаза. Он снял их, когда подошёл. Глаза были темными, казалось, они были вырезаны изо льда — в них не отражалось ровным счетом ничего. Одет он был в белоснежный льняной костюм, и его улыбка была такой же белоснежной и холодной.
– Добрый вечер, сэр Честер, – произнёс он с не понятной улыбкой, в которой не было ни теплоты, ни вежливости. – Рад, что вы приняли моё приглашение.
– Спасибо за него, – спокойно ответил Генри. Он держал взгляд барона, не опуская глаз.
Изабель шагнула вперёд, улыбаясь. Барон слегка кивнул ей, даже не коснувшись руки.
– Ваша жена весьма красива, – отметил он, и было непонятно, восхищается он или делает укол.
– Знаю. – Генри не отвёл взгляда. – Спасибо.
Барон на пару секунд задержал взгляд, затем сдвинул брови.
– Удивлён, что Кригер прислал именно вас. Почему, по-вашему, он не явился лично? Столько лет мы с ним пересекались за столами. Мне даже, казалось, он держит вас как... ученика. Или как приманку?
Ответ требовал выдержки. Генри не дал себе ни секунды паузы:
– Возможно, он просто передал ход, в этой партии. Он сказал, что здесь нужен не он, а я. И я склонен выполнять волю тестя.
– Хм… любопытный ответ, — барон чуть прищурился. – Что ж, посмотрим, кого он послал против меня – игрока или мальчика, умеющего красиво держать карты.
Он развернулся и жестом предложил пройти. Изабель хотела было заговорить, но Честер слегка сжал её руку. Он ощущал, как внутри зреет напряжение, как сердце ловит ритм волн, и всё в нём было готово.
Барон Мак-Райль провёл их по лакированной палубе мимо сверкающих иллюминаторов и сдвинутых в сторону лежаков. Пахло морской солью, солнечным маслом и чем-то дорогим – вроде табака из личной коллекции. Вход в основной салон яхты был оформлен стеклянными дверьми, за которыми открывался мир из кожи, хрусталя и шелка.
Внутри их уже ждали.
Первым поднялся с дивана темнокожий мужчина в безупречно сидящем костюме цвета антрацита. Его движения были экономичны, почти математически точны.
– Рад знакомству, — сказал он на отличном английском с лёгким акцентом. — Меня зовут Рахим Шандра. Полагаю, мы будем соперниками. – Он склонил голову.
– Генри Честер, — коротко ответил Генри. – А это моя жена, Изабель.
Рахим кивнул. Его глаза задержались на ней ровно на секунду – не больше, как у шахматиста, оценивающего новую фигуру на доске.
– Мистер Шандра — один из самых точных игроков Востока, – раздался голос барона позади. – Он знает вероятности всех возможных комбинаций карт с точностью до запятой. Даже когда сам их не видит.
Второй игрок уже стоял у бара, наливал себе бренди. Высокий, широкоплечий, в дорогом, но крайне строгом костюме, он держался с той степенью уверенности, что присуща людям, привыкшим отдавать приказы.
– Артур Вейман. – Он повернулся. – Летать на самолётах безопаснее, чем играть в карты с бароном. Но, черт побери, адреналин здесь куда сильнее.
– Вейман – владелец крупнейшей авиакомпании в стране, – добавил барон. – Его нервы не дрогнули ни разу даже во время кризисов, когда падали борты и акции.
Последним оказался итальянец, сидевший у окна и изучавший антикварную зажигалку. Он был в белом костюме, с ярким шёлковым платком и выразительными жестами.
– Джулио Сантелли. Люблю хорошее вино, красивых женщин и карты, – он подмигнул Изабель, затем засмеялся. – Особенно если они оказываются у меня на руках.
– Джулио — коллекционер. Один из тех, кто умеет выигрывать и проигрывать с одинаковым апломбом. – Барон сделал паузу. – Хотя проигрывать ему приходится реже.
Генри внимательно посмотрел на каждого из них. Сила, холодный расчёт, экспрессия. Каждый из них был игроком, но из разных миров. Случайностей здесь не было. Барон собрал их с намерением.
Пока Изабель отвлеклась разговором с Джулио — тот как раз показывал ей редкую карту XVIII века — Честер подошёл к окну. Он смотрел на бескрайнее море и пытался почувствовать волну внутри себя. Как учил Алекс — дышать низко, ровно, запоминать, слушать, чувствовать… «Не бойся их лиц, бойся своих сомнений», — всплыло в голове.
Барон подошёл к нему.
– Вижу, вы молчаливы, сэр Честер. — В его голосе было что-то хищное, но элегантное. — Видимо переживаете за исход игры?
– Вы ошибаетесь господин барон. Я вполне спокоен. — Генри перевёл взгляд на него. — Спокойствие сегодня, стоит дороже слов.
Мак-Райль чуть кивнул.
– Посмотрим, сколько оно будет стоить к утру.
Ужин начался на корме, под навесом, с видом на уходящий закат. Пили белое вино. Блюда подавались изысканные, но небольшими порциями: гребешки в соусе из белого трюфеля, филе тунца, слегка обжаренное до розового центра, закуски с авокадо и икрой. Впрочем, аппетит был не у всех.
Изабель сидела рядом с мужем, изредка касаясь его руки под столом. Её пальцы были тёплыми, но лёгкими, как прикосновение ветра. Генри благодарил Бога, что она рядом. Её присутствие помогало сохранять баланс.
Когда солнце окончательно скрылось, барон встал.
– Господа, предлагаю перейти в зал. Всё готово.
Все встали. Внутри яхты — отдельная комната, похожая на салон дорогого казино: овальный стол, обитый сукном, мягкое освещение, встроенные камеры наблюдения (однако так искусно замаскированы, что Генри их бы не заметил, если бы не умел искать), и отдельный столик с фужерами и напитками.
В зале уже ждал Лукас, крупье — худой, как тростинка, с лицом человека, который не видит лиц. Он кивнул барону и начал выкладывать карты.
Барон представил его:
– Мой человек. Работает только со мной. Честен до скуки. Ему всё равно, кто выиграет.
Изабель осталась в кресле у стены. С бокалом вина в руке она выглядела спокойно, но в её глазах Честер уловил напряжение.
Барон занял своё место. Остальные тоже расселись.
– Ну что ж, джентльмены, ставки будут высоки. Но игра — только одна.
Он посмотрел на Генри.
– Без повторов. Без откатов. Без второго шанса.
Честер слегка кивнул. Внутри всё сжалось, но лицо его было как вода — гладкое и холодное.
Крупье поднял взгляд.
– Господа, готовы?
Рахим Шандра положил на стол золотую фишку.
– Готов.
Вейман кивнул. Джулио усмехнулся. Барон смотрел только на Честера.
– Начнём.
Крупье Лукас с легким, почти невидимым движением руки раздал карты по кругу. Каждый игрок внимательно изучал свои четыре карты, а затем — тихо — убрал их в ладонь. Тишина в салоне стала почти осязаемой. Единственным звуком был тихий шелест морского ветра за иллюминаторами и редкие глотки вина.
Барон Мак-Райль вглядывался в карты, но глаза его были холодными, как стальной клинок. Рахим Шандра казался спокойным, его взгляд с математическим расчетом, уже перебирал в уме тысячи вероятностей.
Джулио Сантелли щелкнул пальцами, словно пытаясь разогнать напряжение, и улыбнулся.
Артур Вейман опустил голову, сосредоточенно выдыхая, словно готовился к взлету.
– Ставки начинаются, — сухо произнес барон, положив на стол пять тысяч.
Рахим легко поднял ставку до десяти, почти незаметно, но уверенно.
Вейман, не торопясь, добавил двадцать.
Джулио усмехнулся, выложил тридцать.
Генри, чувствуя, как пульс учащается, прикусил губу, стараясь вспомнить советы Алекса — дыши глубоко, держи лицо каменным, управляй волнением.
– Пятьдесят, — сказал он ровным голосом.
Барон взглянул на него, чуть приподнял бровь, но ответил не сразу.
– Шестьдесят, — наконец произнёс он.
– Семьдесят, — сказал Рахим, не отводя взгляда.
– Восемьдесят, — добавил Вейман.
Джулио запнулся, но поставил девяносто.
Генри молча поставил сто.
Крупье медленно разложил на столе карты: тузы, короли, дамы, десятки — игра становилась все более напряженной.
Барон чуть улыбнулся, едва заметно, и бросил в центр стола одну золотую фишку — двести.
Все взгляды устремились на Генри.
Он почувствовал, как внутри поднялось волнение, но постарался взять себя в руки.
– Триста, — сказал он, и в голосе прозвучала та самая уверенность, что Алекс оттачивал с ним долгими часами.
Игра продолжалась — ставки росли, карты менялись, блеф становился искусством.
В каждом движении, в каждом взгляде ощущалась борьба не только за деньги, но и за честь, за контроль.
Пульс Генри стабилизировался. Он умел теперь читать глаза, дыхание, неуловимые движения противников.
В определённый момент барон, заметив это, хмыкнул:
– Молодец, Честер, ты не тот мальчик, с кем я обычно играю. Но давай посмотрим, как далеко ты зайдешь.
В конце, после нескольких часов напряженной игры, ставки дошли до максимума.
И вот — финальный раунд.
Барон и Генри остались за столом одни.
Джулио, Вейман и Рахим молча наблюдали.
Барон сделал ставку — миллион.
Генри взглянул на свои карты, потом на барона.
Сердце билось ровно, как метроном.
– Я принимаю, — сказал он.
Барон открыл карты — Стрит Флеш (5 последовательных карт одной масти).
Генри медленно, по одной, положил свои — десятка, валет, дама, король и туз, все одной масти.
– Флеш Рояль — спокойно сказал он.
В ледяных глазах на секунду мелькнуло удивление, ну тут же пропало.
Наступила тишина.
Изабель, едва сдерживая волнение, вздохнула.
Барон отвел взгляд от карт и посмотрел прямо в глаза Генри Честера.
– Игра не окончена, сэр Честер. У меня есть еще один козырь...
Глава III. Предложение
Шум прибоя стих за бортом. Генри стоял у перил яхты, вглядываясь в чернеющий горизонт, где огни далёкого берега казались звёздами, затерявшимися в зыбком мареве. Он чувствовал, как всё внутри него успокаивается. Игра окончена. Он победил. Но почему-то не было чувства триумфа. Только усталость… и ожидание.
Сзади послышались шаги. Неторопливые, выверенные. Барон Мак-Райль, как и положено истинному хищнику, не торопился. Его движения были точны и беззвучны. Генри медленно обернулся.
– Удивительный вечер, – тихо сказал барон, вставая рядом, опершись руками на никелированные перила. – Вы хорошо играете, сэр Честер. Очень хорошо.
Генри не ответил. Он просто ждал продолжения.
– Алекс был прав, – продолжил Мак-Райль. – Вначале я сомневался. Слишком молод. Слишком уверен. Но теперь вижу – он воспитал настоящего охотника.
Он сделал паузу, затем посмотрел на Честера пристально.
– Вопрос только в том... на кого вы будете охотиться дальше?
Генри едва заметно улыбнулся краем губ.
– Это зависит от дичи, барон. И от условий охоты.
Мак-Райль слегка усмехнулся.
– Честно сказано. А теперь, сэр Честер... – он развернулся к нему полностью, – я хочу сделать вам предложение. Особенное. Такое, которое делают только раз в жизни. И не всем.
На палубе стало почти тихо. Ветер стих. Только мягкий плеск воды о борт, и отдалённый звон бокалов, где-то в кают-компании. Барон говорил тихо, будто вполголоса, но каждое слово звучало отчётливо.
– Есть Клуб. Закрытый. Древний. Стариннее, чем кажется возможным. Мы не афишируем себя, и нас почти никто не знает... кроме тех, кто проиграл.
Промышленники, дипломаты, министры, банкиры... Все были за нашим столом. И теряли всё. Потому что мы не просто играем. Мы управляем.
Он выдержал паузу, наблюдая за реакцией Генри. Но тот не отреагировал.
– Игра – наша валюта. Логика, хладнокровие, психологическая атака – наши инструменты. Мы не берём новичков. Только тех, кто прошёл всё. Кому есть что терять, и кто умеет выигрывать, не теряя головы.
– Звучит как шахматная партия с судьбой, – сухо отозвался Генри.
– Именно. Сейчас в клубе четырнадцать игроков. И места есть не всегда. Но одно появилось. Алекс Кригер уже давно является одним из нас. Думаю, ты об этом догадывался?
Генри молча кивнул.
– И именно он предложил твою кандидатуру. Я был против. Но теперь… я хочу, чтобы ты стал пятнадцатым. Официально. По правилам. По уставу.
– А если откажусь?
– Тогда мы расстанемся как соперники, – с лёгкой улыбкой ответил барон. – Возможно, увидимся ещё. Но уже на других условиях. Быть может – снова за столом. А быть может – по разные стороны неигрового поля.
Генри немного подумал.
– Мне нужно время. Я должен поговорить с Изабель. И с Алексом.
– Разумеется. У тебя неделя. На рассвете мы вернёмся в порт. – Мак-Райль посмотрел в сторону кают. – А теперь, сэр Честер, я желаю вам доброй ночи. И.…
Он слегка склонил голову.
– Добро пожаловать в настоящую игру.
Он ушёл так же тихо, как и появился.
Генри остался один у перил. Над водой висела луна. И он знал: что бы он ни решил – обратной дороги не будет.
Утро встретило их золотистым солнцем и лёгким морским бризом. Яхта стояла у пирса, и в набережном ресторане с белыми скатертями уже накрыли завтрак. Генри и Изабель сидели за угловым столиком под пальмами. Официант только что поставил между ними фарфоровый кофейник и подал свежие круассаны.
Изабель в лёгком светлом платье, с распущенными волосами, казалась безмятежной – но Генри знал: она всё поняла ещё на борту. Он налил кофе в её чашку, потом себе, и молча смотрел, как тонкие пальцы Изабель ломают кусочек булочки.
– Ты не спал? – спросила она, взглянув на него.
– Не спал.
– Барон что-то сказал, да?
Генри кивнул.
– Предложение. Очень особенное.
Изабель не удивилась. Она отставила чашку и сложила руки на коленях.
– Клуб? – спросила она прямо.
– Да. Закрытый. Политика, деньги, власть. Игры, которые никто не видит. Алекс был одним из них.
Изабель прищурилась.
– Да, папа был одним из них, но ушел. Теперь он просто – папа.
– Но, он поставил на меня. А теперь я должен решить, входить в эту игру или нет.
– Генри, – мягко сказала она, – если бы ты хотел отказаться, ты бы уже отказался. Но ты всё ещё думаешь.
Он усмехнулся.
– Ты читаешь меня как открытую книгу.
– Я тебя люблю. И я знаю, что в тебе горит азарт, не меньше, чем в них. Только ты другой. Честный. Но... это опасно, Генри. Очень. Такие клубы не прощают ошибок. Это уже не карты.
Генри вздохнул.
– Я знаю. Именно поэтому мне нужен Алекс. Его взгляд со стороны. И его правда.
– Мы поедем к нему? – спокойно спросила Изабель.
– Да. Сегодня же.
Она кивнула, и взяла его за руку.
– Что бы ты ни решил, я с тобой. Но только... – она прижалась лбом к его плечу. – Не теряй себя. Ни за какие миллионы и власть.
– Не потеряю. Обещаю.
Они досидели завтрак в тишине, наблюдая, как в гавани поднимаются белые паруса. А через час черный автомобиль уже вёз их по загородному шоссе, прямиком в дом Алекса Кригера.
Автомобиль мягко покачивался на неровностях загородной трассы. За окном мелькали аккуратные виноградники, посаженные вдоль склонов, тонкие ряды деревьев, будто выстроенные по линейке. Шофёр в тёмных очках молчал. Внутри машины царила напряжённая тишина — не гнетущая, но густая, как перед грозой.
Изабель сидела, поджав ноги, обхватив колени руками, и смотрела в окно. Её голос нарушил молчание:
– Если ты вступишь в этот клуб... ты станешь другим?
Генри не сразу ответил. Он смотрел вперёд, туда, где вдалеке начинался серпантин.
– Стану. Но не хуже. Просто... тем, кем могу быть.
– Они ведь... они не прощают, Генри. Там другие правила. Там игра – это прикрытие. А за ней – власть, связи, сделки, которые решают судьбы.
Он кивнул.
– Я это понял ещё на яхте.
– Тогда зачем тебе это?
Он усмехнулся.
– Потому что я уже в игре. С того самого вечера, когда Алекс впервые открыл мне дверь своего клуба. Я просто тогда не знал, насколько всё глубоко.
– А если ты откажешься?
– Они оставят меня в покое. Возможно. А возможно — нет. Но главное не это.
Он замолчал, потом повернулся к ней, взглянув в глаза:
– Главное, что я должен знать, кто я есть. Не тот парень из букмекерской конторы, не просто ученик Алекса. А тот, кто может смотреть в глаза даже таким, как Мак-Райль. И выигрывать.
Изабель не отвела взгляд.
– Тогда, — сказала она тихо, — просто будь готов идти до конца.
Он кивнул.
– Буду. Но идти я буду по своим правилам.
Глава IV. Новые правила
Генри медленно прошёл по гравийной дорожке, ведущей к дому Алекса Кригера. Ветер перебирал листву старых платанов в саду, с каждым шагом навевая ощущение возвращения. Возвращения к началу. Как когда-то давно – он впервые ступал на эти каменные ступени, в мир, где всё решает мастерство и холодный разум.
Изабель сославшись на то, что хочет отдохнуть, отправилась к себе в комнату, дав таким образом мужчинам поговорить между собою, без неё.
Алекс встретил Генри в своем кабинете – в том самом, где на стене висела сабля из Дели и игральные карты времён Наполеона под стеклом.
– Присаживайся, Генри. – Кригер указал на кресло напротив и подлил себе немного виски в тяжёлый гранёный бокал. – Я уже слышал, что ты выиграл у барона…
Генри не дал тестю договорить, сразу задав встречный вопрос.
– Вы знали и то, что Мак-Райль предложит мне вступление в их круг?
Мужчины смотрели друг другу в глаза. Алекс усмехнулся, но взгляд не отводил.
— Предполагал. Это его стиль. Проиграть — и тут же перехватить ситуацию. Сделать тебя не соперником, а союзником. Умно.
— Он сказал, что их клуб управляет большим, чем просто клубом. Политикой, ресурсами, странами. И что у них игроки экстра-класса. Сейчас их четырнадцать… я могу стать, пятнадцатым.
— Он прав, — кивнул Алекс. — Этот клуб существует очень давно. Сначала он был для игры богатых — потом стал способом влияния. Каждый участник там как фигура в шахматной партии, только доска — весь мир.
— Почему Вы не с ними?
Алекс допил глоток, поставил бокал.
— Я был с ними. Давно. Был одним из них… Тогда, когда ты ещё школу не закончил. — Он отвернулся к окну. — Но в какой-то момент понял: всё, что они предлагают, стоит слишком дорого. Не деньгами. Ценой становятся люди. Твоя семья. Принципы.
Генри молчал.
— Я ушёл. Тихо. Спокойно. Они позволили мне выйти. Потому что я оставил им кое-что ценное. — Кригер взглянул на него. — А теперь — это ты.
Наступила пауза. Камин потрескивал. Где-то в доме щёлкнули часовые механизмы.
— Я не знаю, Алекс, — наконец заговорил Генри. — Это искушение. Стать частью элиты, играть на совсем другом уровне. Это может открыть путь, о котором я не смел даже мечтать.
— Да. Но ты должен понять: однажды проигрыш может стоить не денег. А чьей-то жизни. Или совести. Или твоей Изабель.
Генри слегка напрягся.
— Она не будет втянута.
— Это пока ты так думаешь. — Алекс встал, подошёл ближе. — Генри, ты талантлив. Безусловно. И я горжусь тем, кем ты стал. Но теперь перед тобой не просто игра. А выбор. Если ты вступишь в их круг — пути назад не будет. Они не отпускают дважды.
Честер встал, медленно выпрямился.
— Я не дам им управлять мной. Ни Мак-Райлю, ни клубу. Если и пойду туда — то, как игрок, а не как пешка. И только на своих условиях.
Алекс улыбнулся.
— Тогда, может быть, у тебя есть шанс изменить правила. Хотя бы для себя.
Они обменялись крепким рукопожатием.
Генри уже знал, что будет дальше.
Тишина в доме была редким гостем. Но сейчас она царила, как будто сама ночь замерла, чтобы не помешать.
Изабель сидела у окна, перекидывая страницы книги, не читая. Она чувствовала, что Генри скоро поднимется наверх. Он всегда приходил к ней в такие моменты — когда решения становились слишком тяжёлыми.
Он вошёл, как и ожидалось. Без слов, но с лицом, на котором всё было написано: размышления, внутренняя борьба и что-то ещё — новое.
— Изабель, — сказал он тихо, подходя ближе. — Мы можем поговорить?
— Конечно. — Она закрыла книгу и отложила её на подоконник. — Я чувствую, ты хочешь сказать мне нечто важное.
Генри сел рядом. Он взял её ладонь и некоторое время просто держал, глядя в окно, где за стеклом колыхались тени садовых деревьев.
— Барон предложил мне… быть частью их клуба. Тайного, влиятельного. Закрытого. Того самого, что стоит за игроками высшего уровня. — Он говорил без напряжения, ровным голосом. — Там, по его словам, решаются не только судьбы игр… но и стран, и капиталов, и людей.
Изабель не отреагировала сразу. Она смотрела на него, изучала.
— Ты уже говорил. И ты думаешь принять?
— Не знаю. Мне нужно понять, чего я хочу. — Он чуть сжал её пальцы. — Алекс предупредил меня. Он когда-то был одним из них. Знает, насколько далеко уходит их влияние. Сказал, что назад пути не будет.
— А ты хочешь туда? — спросила она прямо.
— Мне хочется знать, на что я способен. Хочется играть на высшем уровне. Не ради денег… не только. А потому что я чувствую — это мой путь. — Он замолчал. — Но если ты скажешь «нет», если почувствуешь, что я теряю себя — я откажусь.
Изабель мягко коснулась его щеки.
— Генри… ты должен решить сам. Но я хочу, чтобы ты помнил: этот мир — не про честную игру. У них нет настоящих друзей. Только союзники. До следующей ставки.
— Я знаю. Но если я туда пойду — то пойду не как пешка. Не как жертва. А как тот, кто может играть по своим правилам.
Изабель кивнула, и впервые за вечер в её глазах мелькнула искра.
— Тогда пообещай мне одно.
— Что угодно.
— Что ты останешься собой. Не позволишь им изменить твоё сердце.
Генри склонился к ней, поцеловал в лоб.
— Обещаю.
В ту ночь они долго не ложились спать. А на следующее утро Честеру доставили письмо — без подписи. Только дата, время и адрес. Представитель клуба уже знал, что Генри не откажется.
Глава V. Первое приглашение
Место встречи удивило Генри. Это был старинный клуб, спрятанный в одной из боковых улочек рядом с набережной. Фасад — из серого известняка, без вывесок, без табличек. Только чёрная дубовая дверь с латунной ручкой, натёртой до блеска.
Когда он постучал, ему не ответили. Дверь просто открылась сама, как будто ждала.
Генри вошёл. Внутри было тихо. Просторный вестибюль с антикварной мебелью, картины в тёмных рамах, старинные лампы, дававшие мягкий янтарный свет. Всё говорило о статусе, об уединённости, о власти, которой не нужно афишировать себя.
— Мистер Честер, — произнёс голос.
Из тени колонн вышел человек лет сорока — высокий, с прямой осанкой, в безупречном тёмно-синем костюме. У него были точные, почти театрально выверенные движения. Серые глаза казались холодными, как полированный металл.
— Меня зовут Фрэнсис Лоусон. Я уполномочен представлять интересы клуба.
— Приятно познакомиться, — ответил Генри. Он ощущал напряжение, но внешне оставался абсолютно спокоен.
— Мы наблюдали за вами. — Лоусон сел за круглый стол и жестом пригласил Честера сделать то же. — С того самого вечера в «Четырёх тузах». Барон Мак-Райль выступил вашим поручителем. А Алекс Кригер, хотя и отказался лично участвовать, дал вас «на испытание». Какой странный способ — через ловушку. Но, признаю, эффективный.
— Кригер — человек необычный, — коротко ответил Генри.
— В клубе нет обычных людей, мистер Честер. — Лоусон поставил на стол кожаную папку и раскрыл её. Там была карточка — чёрная, без надписей, с вензелем в виде литеры "V", обрамлённой лавровыми ветвями. — Это пропуск в наш круг. Но не спешите брать. Есть условия.
— Я вас слушаю.
— Первое: абсолютная конфиденциальность. Вас никогда не существовало. Ни в одном списке. Ни в одной игре. Вы исчезаете из официального мира, чтобы появиться в другом.
Генри молча кивнул.
— Второе: вы не можете отказаться после третьей игры. Первая будет проверочной. Вторая — именной. Третья — выбор. После неё вы либо остаетесь… либо исчезаете.
— Исчезаю?
— Для всех. Как игрок, как персона, как влияние. Вы больше не сможете играть ни на одной серьёзной арене мира.
Генри долго смотрел на карту. Он чувствовал, как сердце замедляет ритм. Всё, чему его учил Алекс, сейчас пригодилось. Ни один мускул не дрогнул.
— А кто играет? Кто в этом клубе?
— Те, чьи лица вы видите на обложках журналов, но никогда не за карточным столом. Наследники династий. Финансисты с именами, меняющими фондовые рынки. Старики, державшие штурвал целых стран. Новые миллиардеры из Азии. Принцы с нефтью в кармане. — Лоусон улыбнулся. — И один человек, имя которого даже я не знаю. Он выигрывает чаще всех.
— И в чём цель клуба?
— Игра, мистер Честер. Игра. Всё остальное — инструмент. Деньги, власть, влияние — лишь фишки. А карты… — он вытащил из кармана колоду в золотом футляре, — …вечны.
Молчание длилось несколько секунд.
— У вас есть неделя. Ваша первая игра будет в Цюрихе. Не официально. Не публично. Но ставки будут. Куда выше, чем вы можете представить.
— Я приму участие, — тихо сказал Генри, забирая карту.
Лоусон встал, легко, как будто всё было решено.
— Тогда добро пожаловать, мистер Честер. Добро пожаловать туда, где правят другие правила.
Он исчез также внезапно, как и появился. Генри остался наедине с тихим залом, мягким светом и ощущением, что теперь — всё действительно начинается.
Глава VI. Вход в круг
Вечер выдался холоднее, чем обычно. Генри стоял у окна, поглядывая на медленно опускающийся туман, накрывавший улицы. В камине потрескивали поленья, а за его спиной Изабель тихо накрывала на стол. Она давно научилась не мешать ему в такие минуты. Генри редко молчал так долго — но сейчас он взвешивал всё.
Предложение барона Мак-Райля не давало покоя. Не потому, что он не понимал, во что ввязывается — как раз наоборот: он всё прекрасно понял. За блестящими костюмами и улыбками игроков стояло нечто большее, чем просто клуб. Это был теневой круг — тех, кто умел двигать деньгами и людьми, не появляясь в новостях. Политики, владельцы консорциумов, люди с властью, которую нельзя измерить постами или титулами.
— Всё остыло, — сказала Изабель, не оборачиваясь.
— Я знаю, — отозвался он. — Просто думаю.
— Уже решил?
— Нет. И да.
Она повернулась и села напротив. В её глазах не было упрёка — только спокойствие и готовность выслушать.
— Если бы я сказал, что хочу отказаться, ты бы… — начал он.
— …сказала бы, что ты не тот, за кого я вышла замуж, — перебила она, и на губах появилась лёгкая улыбка. — Но ты не откажешься, Генри. Ты просто хочешь быть уверенным, что всё под контролем.
— А разве не так?
— Только не с этим клубом. Ты уже видел, как они умеют играть. А теперь представь: таких, как Мак-Райль — ещё дюжина. И каждый из них — не просто игрок. Он — система.
— Да, — тихо сказал он. — Потому я и должен быть среди них.
Изабель кивнула, встала и подошла ближе. Обняла его за плечи.
— Тогда просто пообещай мне: кем бы ты ни стал там, внутри этого круга, — не теряй себя. Мы с отцом это сразу заметим, — и она ткнула пальцем в его грудь. — Вот здесь.
Генри усмехнулся. Он поцеловал её в висок, вдохнул аромат её волос и отступил на шаг.
— Я встречусь с Алексом утром. А потом — вылет в Цюрих. Барон сказал, кто будет меня встречать.
— Кто?
— Женщина. Представитель клуба. Сказал только имя — Ева.
Утро началось с кофе и двух коротких фраз между Генри и Изабель. Всё было уже сказано вечером. На улицу они вышли в полной тишине.
По дороге к дому Кригера, Генри разглядывал прохожих, лица, машины — привычка наблюдать стала второй натурой. Он научился искать детали. Кто с кем, как двигается, кто подыгрывает, кто врёт.
— А ты помнишь, — вдруг сказала Изабель, — когда ты впервые проиграл папе?
— Помню. Тогда я был уверен, что выиграл.
— А он сказал, что это была не игра, а экзамен.
— А теперь у меня новый экзамен, — сказал Генри и кивнул самому себе. — И гораздо серьезнее.
Когда подъехали к дому Кригера, дверь им открыл сам Алекс. Он был в костюме, который явно выбирал лично. На лице — ни тени усталости.
— Заходи, — сказал он. — Изабель, ты тоже. У нас будет пара минут.
Они прошли в ту самую комнату, где когда-то Генри впервые увидел Изабель. Здесь всё осталось прежним, но в воздухе теперь чувствовалось что-то иное. Алекс сел и достал из папки тонкий конверт.
— Вот, мне передали. Это билеты в Цюрих. В аэропорту тебя заберут.
— Я знаю, — кивнул Генри.
— Ты ещё можешь отказаться.
— Нет, не могу.
Алекс усмехнулся.
— Правильно. Тогда слушай. Те, кто будут рядом — не твои враги. Но и не друзья. Там никто никому не доверяет. Даже я не знаю всех поимённо.
— А зачем тогда всё это?
— Потому что миром управляют не выборы, не рынки и даже не армии. Миром управляют те, кто умеет рисковать большими ставками — хладнокровно. Именно их интересует твой талант. Ты не просто игрок, Генри. Ты тот, кто умеет читать людей. А это, поверь, дороже любого туза.
Генри кивнул.
— Я готов.
Алекс встал, подошёл к зятю и положил руку ему на плечо.
— Тогда иди и выигрывай. Но главное — не дай им забрать твою душу.
Изабель стояла в дверях, тихо, как всегда, в решающие моменты.
— Я буду ждать, — сказала она.
Генри улыбнулся. И впервые за долгое время почувствовал, как в нём снова просыпается азарт.
Глава VII. Ева
Через неделю Цюрих встретил серым небом и запахом дождя. Самолёт приземлился мягко, почти незаметно — как будто даже не летел. Всё было организовано идеально: Генри не пришлось стоять в очереди, проходить паспортный контроль или ждать багаж. Его встретил человек в чёрном костюме и перчатках — не представился, не заговорил, просто кивнул и указал на чёрный Maybach у выхода с VIP-терминала.
В салоне автомобиля пахло кожей и чем-то тонким, горьковатым — табаком или, может, редким парфюмом. Генри устроился в кресле и глянул в окно. У города был тот же ритм, что и у карты в руке профессионала: ничего лишнего, всё точно, выверено, под контролем.
Они ехали не больше пятнадцати минут. За это время водитель не произнёс ни слова. Машина остановилась у чёрных ворот без вывески — только литая латунная табличка с вензелем в форме карты пик. Неожиданно ворота начали открываться. Машина въехала внутрь и остановилась у парадного крыльца особняка, больше напоминавшего старинную швейцарскую банковскую резиденцию.
Когда Генри вышел, дверь перед ним открыла она.
Ева.
Высокая. Холодная. Без возраста — могла быть как тридцатилетней, так и сорокапятилетней. Светло-пепельные волосы собраны в строгий пучок. Сдержанный макияж. Прямой взгляд серых глаз, от которого стало прохладно даже в жарком сердце игрока.
— Сэр Генри Честер? — её голос был поставлен, чуть глуховатый, как у тех, кто привык отдавать приказы, не повышая тона.
— Да. Рад знакомству, мисс…
— Просто Ева. — Она чуть кивнула. — Прошу.
Она развернулась и первой пошла по каменным ступеням. Генри следовал за ней, чувствуя, как воздух становится плотнее. Этот дом был словно застывшим эхом давних сделок, проигранных и выигранных судеб.
— Вам предложили вступление, — сказала она, пока они шли по широкому коридору с витражами. — Но предложение не означает принятие. Мы смотрим. Наблюдаем. Изучаем. До сих пор вы продемонстрировали талант. Но талант — не всё. Здесь не играют в карты. Здесь играют на большее.
— И это приглашение на игру?
— Пока нет. — Ева приостановилась у двойной двери из чёрного дерева. — Это приглашение посмотреть на Вас.
Она распахнула искусно отделанные инкрустацией двери, и Генри шагнул внутрь.
Это была не просто комната. Это был центр. Зал с высоким потолком, тишиной швейцарского золота и мягкими тенями. Вдоль стен — портреты. Не подписанные, но исполненные с такой точностью, что, казалось, сами наблюдают за пришедшими. В центре — круглый стол из полированного чёрного дерева. Пятнадцать кресел вокруг стола. Пустых.
Но ощущения пустоты не было.
Ева подошла к столу, прикоснулась к одному из кресел.
— Здесь сидят те, кто решают, где начинается война. Кто назначает министров. Кто знает, что будет через два года с фондовым рынком в Азии. Те, кто играет в партии, которые для большинства людей даже не видны.
Генри молчал. Смотрел на стол. На отражение света в лаке дерева. На кресла, в каждом из которых уже кто-то видел его.
— Почему я? — спросил он, наконец.
— Потому что Вы выиграли у барона Мак-Райля. Потому что Вы были в ситуации, где всё ускользает, — и остались собою.
— Это ещё не делает меня одним из вас.
— Нет. Но делает Вас достойным нашего взгляда. — Ева сделала шаг ближе. — Сегодня вечером Вы будете приглашены на ужин. Несколько членов клуба будут присутствовать. Неофициально. Без имён. Но запомните: всё, что Вы скажете, будет записано. Не ручкой. Не камерой. А всеобщим вниманием.
— Я понял.
— Хорошо. Тогда следуйте за мной. Ваша комната готова.
Они двинулись дальше по коридору. Ева не оборачивалась. А Генри, идя следом, почувствовал, как впервые за долгое время в нём просыпается не азарт, а осторожность.
Здесь играли иначе.
Комната оказалась не просто удобной — она была пугающе точной. Здесь не было ничего случайного. Мебель — из тёмного дерева, диван — глубокий, будто созданный для раздумий, а не для отдыха. На стенах — литографии швейцарских гравюр XIX века, не подписанные, но ценные. Пол — ковёр ручной работы, нейтрального серо-синего оттенка.
На прикроватной тумбе — запечатанный конверт с его именем. Внутри — расписание: "Ужин. 20:00. Чёрный зал. Смокинг."
Генри откинулся в кресле у окна. На улице моросил дождь. Капли медленно ползли по стеклу. Он почувствовал: внутри — тишина, слишком плотная, чтобы быть обычной. Он знал это состояние — когда всё вокруг подчинено одному: игре, которую ещё не начали, но уже расставили фигуры.
Он взял телефон, пролистал список контактов. Пальцы остановились на "Изабель". Нажал вызов.
— Генри? — её голос был родным и теплым, как возвращение домой.
— Привет, моя дорогая. — Он улыбнулся, глядя в окно. — Ты как?
— Всё хорошо. Мы с папой за ужином. Он, как всегда, проверяет новости в трёх странах одновременно. — Она усмехнулась. — А ты?
— Я…я в месте, где проверяют людей. Даже когда они молчат.
— Серьёзно так всё?
— Очень. Здесь ничего не говорят напрямую. Но ты чувствуешь, как будто кто-то всё время снимает с тебя показания: дыхание, частоту пульса, мысли. Даже когда ты один.
— Значит, ты не один, если чувствуешь это.
— Вот именно. — Он на мгновение замолчал, потом добавил: — Сегодня вечером — ужин. Представят членов клуба. Без имён. Просто… присмотрятся.
— Ты готов?
— Я не знаю. — Он был честен. — Мне кажется, я готов ко всему. Но не знаю, что здесь будет. Здесь другие правила. Другая реальность. Здесь выигрывают не только за столом. Здесь выигрывают вне игры.
Изабель помолчала. Затем мягко произнесла:
— Генри, ты справишься. Знаешь, почему?
— Почему?
— Потому что ты — игрок, но не авантюрист. Потому что ты не ставишь жизнь на кон — ты её собираешь, как комбинацию. Ты не забываешь, кто ты есть. Даже когда все вокруг делают вид, что носят маски.
Он сжал губы, его пальцы слегка дрогнули.
— Спасибо, Изабель.
— Я рядом, даже если нас разделяют километры. Ты — не один. Просто помни это.
Он кивнул, хотя она этого не видела.
— Я перезвоню после ужина. Обещаю.
— Жду. Удачи, Генри.
Он отключился и на минуту закрыл глаза. В груди стало немного теплее.
Он подошёл к гардеробу, открыл его. Смокинг уже висел на вешалке. Его размер. Его стиль. Даже манжеты сшиты так, как он предпочитал — без пуговиц, только запонки.
"Они знали, что я соглашусь приехать ещё до того, как я согласился", — подумал он и выдохнул.
Он начал собираться.
Когда часы в номере громко пробили восемь, дверь отворилась прежде, чем Генри успел выйти. На пороге стоял мужчина — высокий, в строгом тёмном костюме, подчеркивая тем самым идеально белую рубашку. Его лицо было безэмоциональным, как у часовщика или хирурга.
— Вас ждут, сэр. Позвольте проводить.
Они не обменялись ни словом больше. Генри шагал по длинному ковровому коридору, впереди него шел сопровождающий. Несколько поворотов и они уже стояли перед дверью. Дверь была обита черной кожей, с простой латунной табличкой без надписей.
Дверь отворилась без стука.
Генри вошёл.
Чёрный зал был действительно чёрным. Пол — глянцевый оникс. Стены — глубокого цвета ночи. Лишь свечи в хрустальных подсвечниках, расставленные вдоль стола, давали живое, колеблющееся освещение.
Стол — длинный, овальный, накрыт белоснежной скатертью. За ним уже сидели шестеро человек. Лица частично скрыты тенью, но взгляды — точны, выверены, как иглы. Никто не встал при его появлении, но каждый посмотрел.
Барон Мак-Райль был в торце стола. Его руки, сцепленные в замок, лежали на белой скатерти. Он слегка кивнул.
— Генри Честер. Присаживайтесь. Вы не опоздали.
Место для Генри было рядом с мужчиной восточной внешности с тонкими пальцами и темными, почти черными глазами. Он не представился, но коротко кивнул, оценивая Генри пристальным взглядом.
Барон хлопнул в ладони один раз. Открылась боковая дверь. Молча вошёл официант и начал разливать вино по бокалам. Затем без единого слова он удалился.
Первым заговорил седой мужчина в бархатном жилете. У него был лёгкий французский акцент:
— Мы слышали о вас. Ваша партия с Мак-Райлем произвела впечатление.
Генри слегка улыбнулся:
— Рад, что вызвал интерес.
— Не просто интерес, — заговорил другой — мускулистый, с квадратной челюстью. — Вы прошли первую проверку. Остальное — впереди.
Барон всё ещё молчал. Наконец, он поднял глаза на Генри:
— Почему ты думаешь, Алекс Кригер предложил мне сыграть с тобой, а не сел за стол сам?
Генри ответил не сразу. Он сделал глоток вина, поставил бокал.
— Потому что Алекс больше не играет, барон. А вы — всё ещё продолжаете. Ему было важно понять, кто победит. Не в партии, а в выборе хода. И он поставил на меня.
Некоторое молчание.
Барон слегка усмехнулся.
— Ответ неплох. Чуть высокопарен, но не глуп.
— Возможно, — согласился Генри. — Но разве эта игра не о высоких ставках?
Барон качнул головой, затем сделал жест рукой.
— Генри, мы здесь не для полемики, мы здесь потому, что тебе предлагают выбор.
Он подался немного вперёд:
— Существуют уровни игры, о которых тебе уже говорили. Игры, где ставка — не деньги. Где проигрыш — это контроль. Где выигрывают только те, кто понимает, что ход начинается до карт. Мы — клуб. Закрытый. Незарегистрированный. Незримый. Нас немного — не больше пятнадцати. В каждом из нас — капитал, власть, влияние. Политики, банкиры, владельцы медиахолдингов. Мы не воюем. Мы играем. А правила — мы создаём сами.
Он посмотрел прямо в глаза Генри:
— Ты показал себя. Ты достоин. Мы предлагаем тебе стать кандидатом. Не членом — пока. Кандидатом. Условным игроком. Участвовать в играх. Учиться, видеть структуру. И пройти путь, если уцелеешь. Дальше будет сложнее. Ставки выше. Но и награда — иная.
Все молчали.
— У тебя есть время подумать. До утра. Утром ты встретишься с одним из нас. Ты не узнаешь, кто он. Не спросишь его имя. Просто поговоришь. И решишь.
Генри кивнул. Голос у него был спокойный:
— Я понял. Я приму решение после разговора.
Барон чуть кивнул.
— Тогда на сегодня всё. Ужин окончен.
Все встали одновременно, как по сигналу. Официант снова появился из ниоткуда, чтобы проводить гостей. Генри вышел последним.
На улице всё так же моросил дождь. Но внутри он ощущал не холод — а предвкушение. Он стоял у порога игры, где выигрыш был неизвестен. Но ставки — уже сделаны.
Глава VIII. Утро решений
Свет в номер проникал сквозь плотные серо-синие шторы, но Генри был на ногах задолго до рассвета. Он не спал — не из-за волнения, нет. Мысли работали чётко, как механика швейцарских часов. Он завтракал в одиночестве, листая внутреннюю карту отеля: помещения, конференц-залы, зимний сад, бассейн. Ни в одном из этих пунктов не было указан зал, в который ему нужно будет войти.
В 08:00 на тумбочке коротко прозвонил телефон.
— Вас ждут, сэр Честер, — сказал всё тот же голос без интонаций. — Десятый этаж. Дверь с табличкой Veritas.
На десятом этаже стояла полнейшая тишина. Стены были отделаны тёмным орехом, и только на одной двери — матовое стекло с выгравированным латинским словом Veritas.
Генри постучал. Ответа не последовало. Он нажал на ручку — и дверь поддалась.
Внутри была комната. Точнее — библиотека: стены, скрытые под стеллажами с книгами. Большое окно, через которое виднелся туманный Цюрих. Камин, кресло у огня. И один человек.
Мужчина, средних лет, в светлом свитере и чёрных брюках. Он сидел, скрестив ноги, с книгой в руках. Взглянув на Генри, он отложил книгу и кивнул в сторону второго кресла.
— Доброе утро. Прошу.
Генри присел.
—Доброе — ответил он.
Небольшое молчание. Только потрескивание камина.
— Почему я? — наконец спросил Генри.
— Потому что ты умеешь видеть. Не глазами, — собеседник указал на голову, — а вот этим. Потому что ты проиграл, когда нужно было проиграть. И выиграл, когда стоило победить. Потому что ты не стал врать себе, а это качество редко встречается. Особенно среди игроков.
Генри молчал.
— Тебе показали вершину айсберга. Но ты даже не знаешь, насколько глубоки воды. Те, кто сидят за нашим столом — это не просто игроки. Это архитекторы реальности. Иногда партия в карты решает судьбу закона, границы или судьбы банков.
Он посмотрел прямо в глаза Генри.
— Ты готов стать одним из нас?
— А если я откажусь?
— Тогда ты уедешь домой. Продолжишь играть. Возможно, станешь легендой. Но ты останешься снаружи. Мы не мешаем. Не давим. Но назад уже не пустим.
Генри встал, прошёлся к окну. Туман медленно поднимался над Цюрихом.
— Алекс знал, что всё ведёт к этому? — спросил он, не оборачиваясь.
— Алекс знал, — подтвердил собеседник. — Но он выбрал, то, что выбрал.
Молчание затянулось.
— Я войду, — сказал Генри наконец, глядя на улицы внизу. — Если игра действительно ведётся по тем правилам, о которых вы говорите. Я войду. Но играть буду так, как умею я.
Мужчина улыбнулся.
— По-другому у тебя и не выйдет. Добро пожаловать, Генри Честер.
Он встал, протянул руку. Генри пожал её крепко.
— Теперь ты — кандидат. Первая игра будет не здесь. И не завтра. Но скоро. Ты узнаешь.
Он достал из внутреннего кармана запечатанный чёрный конверт и передал Генри.
— Твоя карта. Не теряй. Она откроет двери, о которых ты пока не знаешь.
Генри взял конверт. Он был плотный, с рельефным золотым тиснением, без адреса, без имени.
Когда он вышел из комнаты, коридор был пуст. И ему показалось будто всё происходящее только что — было сном.
Глава IХ. Париж. Игра в особняке. Первая партия в клубе
Цюрих остался позади. Ни следа. Ни имени. Ни записи. Ни счета за номер в отеле. Всё исчезло с той же таинственностью, с какой и появилось. Как будто Генри там и не было.
Сумерки ложились на Париж. Сена отражала огни мостов, как разложенные фишки — спокойно, безмятежно, как будто сама игра началась уже здесь, на воде.
Машина — чёрный «Майбах» с непрозрачными стёклами — остановилась у небольшого особняка в стиле ар-деко, затерянного в переулке неподалёку от набережной. Дом выглядел скромно, почти старомодно, но стоило Изабель и Генри пройти через железные ворота, как всё вокруг изменилось.
Дверь им открыл мужчина в чёрном смокинге, с тонкими губами и глазами цвета олова. Ни слова. Он только кивнул и сделал жест рукой: «следуйте за мной».
Внутри особняк был совершенно иным. Пол — из полированного тика. Люстры — антикварные, но с не заметными встроенными камерами. Воздух — пахнущий кожей и сандалом. Все здесь было строго, дорого и предельно сдержанно. Ни звука. Ни музыки. Только — еле слышное шуршание шагов по ковру и движение взгляда.
Изабель осталась в холле — вместе с другими спутницами игроков. В Чёрном кимоно-платье, волосы убраны в пучок. Она улыбалась, но в её глазах плыл холод: жена игрока всегда чувствует, когда бой начинается.
Генри проводили вглубь. Комната для игры была спрятана за тремя дверьми. Две открывались автоматически — последняя же требовала пароль.
Он приложил к считывателю карту что была получена в Цюрихе.
Дверь впустила.
Игроки собирались один за другим.
Первым вошёл Фредерик Дюваль — француз, бывший военный аналитик и специалист по психологии поведения. Его руки были сцеплены за спиной, движения точны, как у хирурга. Он ничего не сказал, только посмотрел на Генри пристально — взглядом, от которого хотелось выпрямиться.
Следом — Луис Ромеро, латиноамериканский магнат, сделавший состояние на поставках редкоземельных металлов. Крупный, с тяжёлым акцентом и пронзительно живыми глазами. Он сразу предложил всем выпить — и тут же сел за стол с выражением хищного удовольствия.
Третьей была женщина. Элла Ван Брук, владелица арт-фонда и нескольких секретных хранилищ в Лихтенштейне. Её имя редко появлялось в прессе, но в деловых кругах она была мифом. Одета в строгий брючный костюм с мужским пиджаком, она курила сигариллу и окинула Честера взглядом, в котором было больше оценки, чем интереса.
Последним зашёл Барон Мак-Райль. Не потому, что опоздал — он просто ждал, пока появятся все. Его улыбка была вежливой, но глаза говорили: это мой стол.
Крупье встал за стол, фишки были выложены, карты разложены.
— Добро пожаловать. Правила — те же. Но теперь вы играете не за деньги. Вы играете за имя — сухо произнёс он.
Генри взглянул на лица, которые собрались за этим столом, и понял: эти люди играют не ради азарта. Каждый из них — это интерес, сфера влияния, собственный мир. Ошибка стоила бы не банкрота — а вычёркивания из круга. Навсегда.
Первая партия
Ставки начинались умеренно. Крупье — пожилой мужчина с лицом без возраста, движениями точными и отточенными — раздал карты с бесстрастной вежливостью. Игра шла в техасский холдем, без ограничений по ставкам.
Генри получил две стартовые карты: валет треф и десятка червей. Не лучшее, но и не самое худшее. Он выдержал лицо и глянул через стол — на соперников.
Луис Ромеро первым сделал ставку — без колебаний, бросив в центр сто тысяч. Он слегка усмехнулся, попивая кальвадос, и тут же откинулся на спинку стула. Он явно блефовал. Генри заметил, как у него дёрнулся уголок губ — неуверенность.
Фредерик Дюваль молча уравнял ставку. Он был неподвижен, как статуя. Никакой реакции.
Элла Ван Брук подняла ставку — до двухсот тысяч. Её лицо не дрогнуло, только слегка качнулась сигарилла в губах.
Честер уравнял. Он знал, что пока рано сбрасывать.
Флоп — девятка треф, дама червей, семёрка треф.
У Генри есть возможность на стрит и намёк на флэш. Нервно сжался желудок, но он подавил это ощущение.
Ромеро снова пошёл — триста тысяч, почти не глядя на карты.
— Спешите, сеньор? — произнесла Элла лениво.
— Я всегда спешу, когда вижу дам. — Луис подмигнул, но его голос прозвучал чуть натянуто.
Генри уравнял. Дюваль сбросил. Элла тоже.
Тёрн — восьмёрка треф.
Теперь у Честера — стрит-флэш-дро. Один шанс до полной комбинации. Всё зависело от ривера.
Ромеро бросил ещё четыреста тысяч.
Генри выждал три секунды — и пошёл ва-банк.
Ромеро рассмеялся.
— А вы горяч, мистер англичанин. Но… пас.
Крупье забрал фишки, Генри впервые расслабился в кресле. Первую руку он выиграл — и не показал карт.
Вторая партия.
Генри получил короля бубен и девятку пик.
Ставки пошли быстро.
На флопе — девятка червей, туз треф, десятка бубен.
Ситуация была напряжённой.
На этот раз Элла пошла первой. Её ставка — полмиллиона.
Фредерик Дюваль не ответил, а просто сказал:
— Кол.
Ромеро пас.
Честер решил рискнуть. Он уравнял.
Тёрн — тройка пик.
Теперь Элла добавила ещё двести тысяч.
Фредерик сказал:
— Повышаю. Миллион.
И посмотрел прямо на Генри.
Это был вызов. Его первый.
Генри увидел, как на мгновение на лбу у Дюваля выступила вена. Это был не блеф. Но и не абсолютная сила.
Он колебался. Слишком долго.
И принял вызов.
Ривер — туз бубен.
У кого-то — два туза. Возможно, у Эллы или Дюваля.
— Вскрываемся, — сказал Дюваль.
Он положил: туз пик, туз червей.
Сет тузов.
Элла усмехнулась, сбросила карты рубашкой вниз.
Генри колебался…
Но вынужден был признать — проиграл.
Он тоже сбросил.
И кивнул — впервые за вечер — с уважением.
Барон Мак-Райль только теперь слегка улыбнулся.
— Начало интересное, — произнёс он, закручивая лед в бокале с бренди. — Посмотрим, кто выиграет не раздачу, а вечер.
Третья партия
Раздача началась молча. Фредерик, Элла, Луис и Генри — все ещё за столом. Барон наблюдал, не участвуя в этой руке. Его бокал был пуст, но он не сделал попытки его наполнить. Просто смотрел.
Генри получил: двойка пик и тройка червей.
Худший расклад.
Но он не сбросил.
Ставки начались с Эллы.
Она вошла — сто тысяч.
Дюваль уравнял.
Ромеро добавил ещё сто.
Генри тоже уравнял.
Флоп — двойка червей, пятёрка пик, король треф.
Пара. Но почти ничего.
Снова ставка — Элла: двести тысяч.
Дюваль — пас.
Ромеро уравнивает.
Генри… колеблется. И решает повысить. До четырёхсот.
— Интересный подход, — лениво произносит Элла и сбрасывает.
Ромеро, чуть хмурясь, смотрит на Генри:
— Уверенность — это хорошо. Но уверенность с плохими картами — это глупость.
Но он тоже сбрасывает.
Генри забирает банк с мусором. Он знал: ставка была психологическая. И сыграла.
Барон кивает едва заметно. Это было первое настоящее очко в глазах клуба.
Четвёртая партия
Теперь в игру снова вошёл Барон Мак-Райль.
С ним — Генри, Элла и Ромеро.
Карты розданы. Генри — дама пик и десятка пик.
Флоп — восьмёрка пик, валет треф, дама треф.
У Генри — пара дам, шанс на стрит и флеш-дро.
Все идут. Ставки растут.
Элла уравнивает, Ромеро сбрасывает.
Барон…
— Полмиллиона, — твёрдо бросает он.
Генри смотрит на него. Глаза — спокойны. Никакой игры лицом.
Но…
он помнит урок Алекса.
Барон всегда прибегал к агрессии, когда его рука не слишком сильна. Он давит, а не соблазняет.
— Колл, — спокойно говорит Генри.
Тёрн — десятка треф.
Теперь три трефа на столе. Кто-то мог ловить флеш.
Генри — две пары.
Барон снова — миллион.
Генри выжидает. Ровное дыхание. Один вдох, второй…
— Повышаю. Миллион шестьсот.
Элла сбрасывает. Барон задумывается.
— Значит, ты теперь играешь как взрослый, Генри — говорит он и уравнивает.
Ривер — семёрка червей.
Ничего не изменилось.
— Чек, — неожиданно говорит Барон.
Генри в ответ:
— Четыреста тысяч.
Барон пристально смотрит Честеру в глаза, Генри без колебаний спокойно держит взгляд.
— Хорошо, — кивает барон. — Я пас.
Крупье передвигает фишки к Честеру.
Генри показывает: две пары.
Барон только чуть усмехается:
— Блеф с контролем. Именно этому учит Кригер?
Генри не отвечает. Он не должен. Игра — лучший ответ.
Ночная передышка. Разговоры без карт.
На втором этаже особняка, в небольшой комнате, отведённой Генри и Изабель, мягкий свет торшера падал на её лицо. Она сидела у окна, босая, в лёгком вечернем халате, а он стоял у шкафа, наливал в бокалы холодное вино. На улице почти стихли звуки вечернего Парижа. Лишь слабый шум листвы и лёгкие всполохи с Сены напоминали о жизни снаружи.
— Ты хорошо держался, — сказала она, не оборачиваясь.
— Они хотят видеть во мне больше, чем игрока, — ответил Генри, подходя ближе. — И я чувствую, как они проверяют меня. Один за другим. Ход за ходом.
— А ты? — она наконец повернулась. — Ты сам знаешь, зачем ты здесь? Или просто принимаешь правила игры?
Он сел рядом. Отдал ей бокал. Помолчал.
— Я здесь не ради денег, Изабель. И не ради мести. Я здесь, чтобы понять, что это за клуб. Кто они такие. И нужно ли мне быть одним из них.
— Мак-Райль следит за тобой. Он не забывает проигрышей — тихо произнесла она.
Генри кивнул.
— Знаю. И именно поэтому сегодня я хочу с ним поговорить. Без карт.
Она посмотрела ему в глаза. Долго. В её взгляде было что-то, что останавливало время.
— Будь осторожен. Ты теперь не просто игрок, Генри. Ты мой муж.
Он наклонился и поцеловал её ладонь.
— Я вернусь.
На палубе. Ход без ставок.
Парижская ночь была тёплой. На крыше особняка, переоборудованной под открытую террасу, мягко горели фонари. Барон Мак-Райль стоял у перил, с бокалом коньяка в руке. Он не обернулся, когда услышал шаги.
— Ты начинаешь играть лучше, Честер, — сказал он, не глядя. — Значительно лучше.
— Но ты всё ещё не веришь, что я достоин клуба? — Генри встал рядом, глядя на реку, на огни.
— Вера тут ни при чём. Тут — расчёт. Я видел много таких, как ты. Быстрый взлёт, красивая манера. Но когда ставки становятся настоящими... — он повернулся. — Настоящими — это не про миллионы.
— А про что?
— Про влияние. Про людей, которых ты ставишь на карту. Про решения, которые стоят не денег, а судеб.
— Ты об этом говорил, когда звал меня в клуб?
— Нет. Тогда я хотел знать: будешь ли ты мне интересен как противник. Теперь — хочу понять, будешь ли ты полезен как союзник.
— И?
Барон сделал глоток.
— Пока не знаю. Ты идёшь по краю. Один неверный шаг — и ты не игрок, а пешка. А у пешек нет друзей.
Генри посмотрел на Барона.
— Я пришёл сюда не быть пешкой. Я здесь, чтобы стать королём.
Барон улыбнулся.
— Удачи. На следующую игру ты сядешь за стол с другим уровнем. И если ты снова выиграешь — я приму твой выбор.
— А если проиграю?
— Тогда решит совет…
Тишина. Два бокала. Два взгляда. Два игрока.
Ночь ещё не закончилась.
Финальная партия.
На рассвете особняк снова ожил. Бледный свет скользил по стенам зала, где ещё пахло сигарами, крепким кофе и старыми деньгами. Карты были на месте. Игроки — тоже. Барон сидел, как всегда, прямо и невозмутимо. Рядом с ним — Жерар Лебрен, нефтяной магнат с Лазурного берега, седовласый и холодный, как ледяная скала. Через стол — мексиканец по имени Сантьяго Руис, финансист и бывший профессор теории игр. Третий — японец в безупречном сером костюме, Тору Ватанабэ, специалист по корпоративным захватам. Никто не улыбался.
Генри Честер опустился в кресло медленно, внимательно глядя на каждого из них.
Карты раздали.
Долгие секунды тишины. Только звук перетасовки звучал так, словно разрезал воздух.
— Господа, финальная партия, — произнёс крупье с лёгким акцентом. — Начальная ставка — сто тысяч. Минимальное повышение — пятьдесят. Без лимитов. Без отступлений.
Игроки молча внесли стартовую ставку. Чипы легли на стол с холодным звоном.
Первая раздача.
Генри получил две дамы. Сердце чуть ускорило ритм — но он мгновенно приглушил это внутренним командованием. Пульс, дыхание, взгляд — всё под контролем.
Сантьяго поднял ставку на сто пятьдесят. Тору уравнял. Барон — тоже. Генри сделал паузу, нарочно затянув. Все наблюдали. Затем легко уравнял.
Следующая карта — валет червей. Позиция усилилась. У Генри — две дамы и валет. Осторожный фулл-хаус возможен… или опасная ловушка.
Тору первым сделал шаг: повышение до полумиллиона. Барон уравнял мгновенно, даже не глядя на карты. Сантьяго сбросил. Генри снова сделал паузу. Все знали, что он думает. Но никто не знал, как он думает. Это был его плюс.
Он уравнял.
Четвёртая карта — ещё одна дама.
Сейчас у него три дамы. И всё внутри хотело выдохнуть — но он только наклонился чуть вперёд и положил пальцы на край фишек.
Барон посмотрел на него. Без эмоций. Затем, не колеблясь, удвоил ставку.
На лице Тору не дрогнул ни один мускул.
— Олл-ин, — произнёс он.
В зале повисла звенящая тишина.
Крупье кивнул. Всё по правилам.
Барон вздохнул и… тоже двинул весь стек.
Они оба сделали ход. Теперь взгляд всех был прикован к Генри.
Генри медленно поднял глаза. Перевёл взгляд с Тору на Барона. Затем — на свои карты. Потом снова на Тору.
— Ты математик, — сказал он негромко. — Но ты не учёл одну переменную.
— Какую?
— Сердце.
И сделал олл-ин.
Крупье не шелохнулся.
Последняя карта — десятка пик.
У Тору — стрит.
У Барона — фулл-хаус, но ниже.
У Генри — три дамы и два вальта.
Фулл-хаус. Старший.
— Партия за сэром Генри Честером, — произнёс крупье.
Барон Мак-Райль впервые за всё время улыбнулся. Легко, едва заметно. Но всё-таки — по-настоящему.
Он поднялся, подошёл к Честеру, протянул руку.
— Добро пожаловать… по-настоящему.
Глава Х. Закрытый ужин
Париж. Особняк клуба. Поздний вечер.
Генри переоделся в классический чёрный смокинг. Изабель, в платье глубокого синего цвета, сопровождала его, но у дверей их пути разошлись: женщинам не было места на этом вечере — таков был старый, негласный порядок. Она провожала его взглядом, полным гордости и лёгкого беспокойства.
Перед ним — двери, украшенные тонкой резьбой. Открыл их человек в белых перчатках. Молчаливый, почти невидимый.
За дверями — овальный зал, освещённый мягким светом десятков свечей. На стенах — картины сражений и договоров. В центре — длинный стол из чёрного дерева. За ним уже сидели тринадцать человек. Кто-то с бокалом вина, кто-то с чашкой кофе. Кто-то просто с пустыми руками и тяжёлым взглядом.
— Сэр Генри Честер, — раздался голос из полумрака. — Добро пожаловать.
Генри медленно прошёл вдоль стола. Все смотрели на него.
Он заметил Дюваля. Эллу Ван Брук. Сантьяго. Барон был здесь, но в новом качестве — не как игрок, а как член круга.
Свободное место — рядом с Ватанабэ. Тот слегка кивнул. Это был знак признания.
Генри сел.
На столе не было карт. Не было ставок. Только еда, вино и — разговор.
— Прежде чем начнём, — произнёс один из старших, человек с безупречным английским и шрамом у виска, — напомним: за этим столом не называют имён. Не спрашивают, откуда деньги. Не дают интервью. Этот клуб существует вне времени и вне юрисдикций.
— Мы — союз игроков, — добавил другой, немец с голосом учителя. — Но игра у нас не всегда в картах.
— Ты прошёл свою первую проверку, — вмешался Барон. — Мы хотим предложить тебе вторую.
Генри внимательно смотрел на каждого из них.
— Что за проверка?
— Ты готов быть не просто игроком. А участником. Вмешиваться. Влиять. Помогать. Иногда — устранять, если угроза нарушает баланс.
— Политика?
— Ближе к шахматам. Мы двигаем фигуры. Деньги — это только инструмент.
Генри взял бокал. Сделал глоток.
— Я слушаю.
Они начали говорить. Один рассказывал, как обрушили биржу ради смены правительства в Южной Америке. Другой — как спасли компанию от захвата. Третий — как убрали картель с шахматной точностью, ни разу не выстрелив.
Каждый пример — словно шёлк на лезвии: красиво, тонко и опасно.
Когда разговор стих, Барон снова заговорил:
— У тебя будет куратор. Пока ты — вхож, но не член совета. Чтобы стать таковым — надо сыграть в особую игру. Там не деньги на кону. Там — судьбы.
Генри взглянул на пламя свечей. Оно отразилось в его глазах. Он понял: всё, что было до этого — прелюдия.
Он кивнул.
— Я принимаю правила.
Кто-то улыбнулся. Кто-то — напрягся.
Барон произнёс:
— Тогда готовься. Следующая игра — в Венеции.
Над столом опустилась короткая тишина — та самая, в которой решают, кто будет ходить первым. Старший с шрамом у виска посмотрел поверх бокала, и этого взгляда хватило, чтобы все выпрямились.
— Вы хотели «вторую проверку», сэр Генри, — произнёс он. — Она не про карты. Она про выбор.
Он передвинул к Честеру узкую папку. Внутри — три листа, без имён, только схемы. Линии поставок. Стрелки информационных каналов. И одно слово, набранное крупно: «Баланс».
— Два действия. Оба правильные по-своему. Одно — избавит от шума, но сломает излишне хрупкий мост. Другое — оставит шум, но укрепит конструкцию. Что вы сделаете?
Генри не торопился. Он не искал ответ в бумагах. Он искал его на лицах. Дюваль — неподвижен. Ван Брук — чуть сжала сигариллу. Ватанабэ — три раза моргнул, как метроном. Барон смотрел прямо, но зрачки были сокращены — значит, он уже принял собственное решение.
— Я уберу шум, — сказал Честер спокойно. — Но не сразу. Сначала — изоляция источника. Потом — переназначение потока. Мост пусть простоит ночь под наблюдением. К утру он станет нашей привычкой. И шум больше не понадобится.
Несколько секунд — тишина. Потом лёгкий стук: кто-то положил на стол костяшку ладони. Согласие.
— Голосуем, — сказал немец с голосом учителя.
Руки поднялись почти одновременно. «За» — большинство. Барон не голосовал — он просто наклонил голову, как в старой партии, признавая чужой точный ход.
Старший со шрамом кивнул. Человеку в белых перчатках не пришлось ждать второй команды: на чёрном подносе уже лежала карточка — та самая, с литерой «V» в лавровом венке. Теперь под вензелем был выгравирован новый знак: тонкая линия, пересекающая букву — «ход принят».
— Равный среди равных, — произнёс он и положил карточку перед Честером. — В этом зале не приветствуют аплодисментов. Здесь ход ценой в слово дороже шума целого мира.
Честер взял карточку. Холодный лак лёг в ладонь, как фишка, которой нельзя блеснуть. Он обвёл взглядом стол — и впервые увидел не противников и не судей. Партнёров. Сильных. Опасных. Таких, с кем можно играть дальше.
— Я принимаю игру без карт, — сказал он.
— Добро пожаловать в союз игроков, — подытожил Барон.
Ужин перешёл в разговор. Не о сделках — о ритме. О том, как держать пульс. О том, где тонко — и где не рвётся. Имя «Кригер» прозвучало один раз — без оценки. Имя «Ева» — ни разу, хотя Честер чувствовал её присутствие в тени портьеры, как чувствуют взгляд за спиной.
Когда двери тихо закрылись, в коридоре было пусто. Только шаги двух людей.
— Поздравляю, — сказала Ева, появляясь из полутени. — Формально — вы принят. Фактически — увидим на рассвете.
— Почему на рассвете?
Она протянула узкий конверт. Лощеная [A1] бумага, швейцарский водяной знак, ничего лишнего.
— Вторая проверка начата. Не карточная. Три слова. — Ева слегка наклонила голову. — Прочтёте — и поймёте, как быстро научились считать не только фишки.
Честер разрезал край.
Внутри — одна карточка. Чёрная, как и та, что лежала у него в кармане. На ней — три строки, отпечатанные без подписи:
«Сеул. Январь. Маркетмейкер исчез. Пульс падает».
Ева посмотрела на него — впервые по‑настоящему.
— Добро пожаловать в большую игру, сэр Генри. Третья часть — начинается до того, как кто‑то успеет объявить о её продолжении.
Он кивнул. В кармане рядом легли две карточки — знак круга и знак задачи. В груди — знакомый ритм шестьдесят два в минуту. Контроль. Выбор. И шаг вперёд.
После закрытого ужина… Поздняя ночь. Отель. Париж.
Не включая света, Генри вошёл в свой номер. Только свет от уличного фонаря пробивался через тяжёлые шторы. Тень от окна ложилась на ковёр, будто напоминая — мир всё ещё там, за стеклом. Мир, где играют на всё.
Изабель сидела у окна. В халате, босая, с чашкой травяного чая. Она не спала — и не задавала вопросов, пока он не подошёл.
— Ну? — только и сказала она.
— Они сделали приглашение… стать частью клуба, — произнёс Генри. — Не просто играть, а действовать. Влиять. Решать.
Она молчала. Долго. Потом встала и подошла ближе.
— Я всегда знала, что ты станешь больше, чем просто игрок. Но ты должен остаться собой.
— А если для этого придётся играть с огнём?
— Тогда не забудь, кто ждёт тебя по ту сторону пепла.
Она дотронулась до его щеки.
— Мы прошли слишком многое. И если ты выберешь путь наверх — иди. Только знай: я не боюсь. Я с тобой.
Генри кивнул.
Изабель улыбнулась — устало, но тепло.
Париж дышал ровно. Мир — тоже. Пока.
Конец второй книги "Честер. Большая игра"
Продолжение в третьей книги "Честер. Теория вероятности"