Вспоминал эту книгу, которая давно в вишлисте, когда читал роман русского автора об этом же историческом персонаже, интересно сравнить.
Ироничное (вот уж чего не видел у Мережковского) предисловие: "Тех, кто будет понапрасну искать знаменитые последние слова Юлиана: "Ты победил, Галилеянин!", предупреждаю заранее: Юлиан их никогда не говорил".
Начало с обмена письмами двух возрастных приятелей-учёных, антиохийского и афинского, - помнящих императора и готовящихся опубликовать его записки.
"Я отчаялся кого-нибудь чему-нибудь научить, а меньше всего - самого себя".
Оба корреспондента - откровенные антихристиане и написание биографии отступника для них - политический жест во время реставрации христианства как государственной религии при императоре Феодосии. Пожилые философы ворчливы, едки, опасливы, и порой сентиментальны.
Записки императора.
Без придуманного напыщенного драматизма, который не нужен из-за наличия настоящих переживаний, - убийство отца по приказу императора, взросление при дворе главного христианского иерарха империи.
"Будучи основан всего лишь за год до моего рождения, Константинополь пока ещё не имеет истории, а живёт только шумным настоящим...".
При упоминании, что город украшался свозимыми со всей империи античными скульптурами, как и в случае с сетованиями об ограблении в своё время Венеции французами, возникает чувство определённой справедливости расхищения этих статуй на закате Византии.
Устройство имперской элиты - чины, титулы и должности; впечатляющий император, архииереи, психопат - старший брат, евнухи.
"...за тридцать лет переменил веру пять раз и при этом умудрился дожить до глубокой старости и умер, всеми почитаемый".
Знакомство Юлиана с будущими Григорием Богословом и Василием Великим, в бане.
Обилие теологических рассуждений, но все три условных собеседника естественны - вспоминающий о детстве с постоянным ожиданием казни император, язвительный митраист нарцисс-философ и его приятель и коллега, более осторожный и ироничный атеист.
Старший брат - соправитель императора, пьянеющий от крови и казненный; эллинские и митраистские таинства, признание иерофанта, что эпоха язычества закончилась.
Возвышение и женитьба, заснеженная Галлия в ожидании первой в жизни войны, военные победы и тоска парижского захолустья.
Взросление и мятеж.
Стратегия философа:
"Сначала нужно сделать вид, что ты - весь внимание, потом вспомнить: ах да, как раз сейчас у меня крайне важные дела. А под конец не ответить ни да ни нет. Именно так мы с тобой в наш бурный век сподобились дожить до столь преклонного возраста".
Будни победителя гражданской войны, политика и управление.
Не могу сказать, - это мне наскучил роман после двух третей, или он действительно объективно стал менее интересен, когда уже очевидно, что приключения гонимого закончились и впереди война с персами и смерть императора.
"Моё предназначение - остановить накренившуюся колесницу фаэтона, готовую упасть на солнце".
Опустевшие Дельфы, безнадежное прорицание и азиатский поход, много интересных и добросовестных описаний, но отсутствуют и конфликт и интрига, вместо них трясина управления огромной, строптивой и уже христианской империей.
Практически предсмертная переписка старых философов и последняя часть дневника отступника.
Бесплодные победы, успешные и не очень осады, зреющий заговор, болезни, знамения и убийство. Иоанн Златоуст напоследок.
Подытоживая впечатления - это отличный исторический роман, на голову, по-моему, по всем критериям, кроме эмоциональности, лучший, чем получился у Мережковского, но в этом определенное неудобство - спрос с автора по лучшим образцам для сравнения, а для первыми приходящих в голову "Двойного языка", "Сна Сципиона" или "Вообрази себе картину" он простоват, для трилогии Мэри Стюарт в нём маловато сюжетной интриги и не хватает толики волшебства. Тем не менее, книга очень впечатляет, пусть позиция и главного героя и автора прозрачно, эталонно антихристианская.
Автор интересен, судя по этой книге, может и возьмусь за что-то ещё