Друзья, теперь статьи можно не только читать, но и слушать. Подписывайтесь в нашу банду читателей и слушателей.
– Мы останемся у вас до конца новогодних каникул! – прогремело, словно залп из пушки, едва свекровь переступила порог, втаскивая за собой чемодан, соперничавший размерами с небольшим рефрижератором. – Матвеюшка, помоги с багажом! Ох, как же я соскучилась по своему мальчику!
Я застыла в прихожей, словно муха в янтаре, в своем скромном домашнем облачении и с недоеденным бутербродом в руке. Минута умиротворения, предвкушение тихого ужина, разлетелась вдребезги.
– Даша, что ты стоишь, как изваяние? – Людмила Петровна, не теряя ни секунды, сбросила с плеч роскошную норковую шубу, небрежно перекинув ее мне в руки. – Повесь аккуратненько, это ж натуральный мех. И вещи занеси, там еще три чемодана. Светочка с Игорем вот-вот подъедут с детишками. Я им сказала, у вас тут раздолье!
Светочка – золовушка, в комплекте с мужем-выпивохой Игорем и выводком из трех неугомонных сорванцов, на целых десять дней в нашей скромной двушке – это уже слишком! Я искоса взглянула на сияющего Матвея.
– Мам! Какой сюрприз! Сколько лет, сколько зим! – муж стиснул мамашу в объятиях, словно их не видела целая вечность.
– А где дети будут спать? – стараясь сохранить остатки самообладания, робко поинтересовалась я.
Внутри меня уже начинал закипать гневный чайник, но я держалась из последних сил.
– Ой, Дашенька, не зацикливайся на мелочах! – отмахнулась свекровь, словно от назойливой мухи. – Дети – народ неприхотливый, где-нибудь пристроятся. На полу постелите, в конце концов. У вас же есть надувные матрасы?
Надувных матрасов у меня не было. У меня вообще не было ничего, чтобы достойно принять этот внезапно обрушившийся на нас цыганский табор.
Дверь распахнулась с треском, словно ворота в осажденную крепость.
– Тетя Даша! – взвизгнули три глотки в унисон, пронзая тишину квартиры.
Близнецы Ваня и Петя, семилетние сорванцы, и десятилетняя Маша ворвались вихрем, истинной ордой варваров, неся на подошвах грязных сапог следы своих уличных похождений. Эти следы безжалостно отпечатывались на вымытом вчера до блеска полу, словно оскорбляя мой труд.
– Мам, у них тут игровая приставка есть? – Маша, не теряя времени, уже тыкала пальцем в телевизионную тумбу. – Можно поиграть?
– Конечно, можно, солнышко! – прощебетала свекровь, перехватывая инициативу. – Тетя Даша у нас не жадная. Правда, Дашенька?
Я почувствовала, как негодование поднимается в горле, готовое вырваться наружу. Ведь приставка, по сути, принадлежала Матвею, его вечернему увлечению после работы. Но Светлана уже обвилась вокруг меня, словно плющ, осыпая фальшивыми объятиями, и я подавила протест.
– Дашенька! Как же я рада! Мы проведем такие чудесные праздники! Ты же наготовишь всего вкусненького, правда? Помнишь тот салат с креветками, что ты делала на прошлый Новый год? Дети до сих пор бредят им!
Салат с креветками на восемь голодных ртов! В тот раз я три месяца урезала себя во всем, откладывая каждую копейку премии на новый ноутбук, о котором давно мечтала. И вот теперь, казалось, эта мечта ускользала, словно мираж в пустыне. Мои сбережения, помахав мне на прощание, стремительно таяли в дымке предстоящих трат.
– Даш, а что у нас на ужин? – Матвей уже вальяжно развалился на диване, рядом с Игорем, который, как по волшебству, извлек из своей бездонной сумки бутылку с чем-то согревающим.
– Я ничего не готовила, – проронила я, чувствуя, как в голосе проскальзывает сталь. – Я же не знала, что у нас будет… такое оживление. Думала, мы с тобой обойдемся пельменями и бутербродами.
– Ой, Даша, что ты такое говоришь? – свекровь уже вовсю хозяйничала на моей кухне, открывая дверцы шкафов и заглядывая в холодильник. – Тут же пусто! Какие-то йогурты и салат… Чем ты мужа кормишь? Матвей, дай Даше денег, пусть сходит в магазин. Надо мяса хорошего купить, картошки, да и всяких мелочей. И конфет детям обязательно. И тортик… Нет, лучше два тортика! И шампанское! Только приличное, не ту гадость, что вы обычно берете.
Матвей нехотя полез в кошелек, выудил жалкие полторы тысячи рублей.
– Этого хватит?
Я смотрела на эти купюры, и горькая правда обрушилась на меня всей своей тяжестью. Нет, этого, конечно же, не хватит. И предстоящие дни превратятся в кромешный ад. Я буду без устали готовить, убирать, стирать, развлекать неугомонных детей, слушать пьяные бредни Игоря, терпеть едкие замечания свекрови и при этом старательно изображать вселенское счастье.
В магазине я накупила всего, что было заказано, и даже с лихвой. Пусть едят, пусть насытятся до отвала. Пусть наслаждаются этим пиром во время чумы. Обратно брела, нагруженная сумками, словно вьючное животное, загнанное насмерть. Дома меня встретил полный хаос: дети устраивали погром в гостиной, телевизор надрывался во всю мощь, Игорь с Матвеем уже вовсю разливали "согревающее" на кухне, а свекровь, не церемонясь, оккупировала нашу спальню, бесцеремонно раскладывая свои вещи в мой шкаф.
– Даша, чайник ставь! – звенел в воздухе ее властный голос.
– Даша, детей накорми!
– Даша, пыль столбом на полках!
– Даша, где полотенца, чистые дай!
Волоча ноги, я плелась на кухню, в свою персональную ссылку. Три часа колдовала над плитой, жаря котлеты, словно золотые медали отчаяния, варила картошку – символ приземленности, крошила салат, каждый кусочек которого был наполнен невысказанными словами. Дети, ненасытные дьяволята, требовали внимания, дергая за подол моей юбки каждые пять минут. Маша, эта маленькая стихийное бедствие, пролила сок на диван, превратив его в липкое болото, а близнецы, вечные гладиаторы, в своей яростной схватке разбили мою любимую вазу – осколок бабушкиной любви, хрупкое напоминание о безвозвратно ушедшем.
– Ой, да ладно, Даш, – отмахнулся Матвей, взглянув на осколки вазы с равнодушием, от которого стыла кровь. – Ваза и ваза. Новую купим. Делов-то.
После ужина, казалось, бесконечного, я стояла, погруженная в горы грязной посуды, словно в трясину. Свекровь, восседая перед телевизором, словно королева на троне, неустанно вещала Матвею о моей неуклюжести, о тесноте нашей квартиры и о том, что пора бы уже подумать о третьем ребенке. Светка, с вечной миной жертвы, жаловалась на несправедливость жизни, а Игорь, словно медведь в берлоге, сотрясал диван своим богатырским храпом. Дети же, словно стая диких мустангов, носились по квартире, превратив ее в поле битвы.
В час ночи, когда умолкли даже самые неугомонные, я сидела на кухне, уставившись в ночную тьму за окном. Матвей, свернувшись калачиком, сопел на раскладушке, извлеченной из темных недр кладовки. В нашей спальне, словно захватчик, почивала свекровь.
– Даш, чего не спишь? – пробормотал он, полуоторвавшись от царства Морфея.
– Думаю, – прошептала я в ответ.
– О чем? – прозвучал сонный вопрос.
– О том, что я долго так не выдержу…
– Да ладно тебе, – пробормотал Матвей, утопая в объятиях сна. – Мама редко приезжает. Потерпи.
Потерплю, конечно! Я же всегда терплю! Я терпела, когда свекровь на нашей свадьбе бросила колкий взгляд, намекая на мою неполноценность в качестве жены для ее ненаглядного сына. Терпела ее бесконечные придирки к моей стряпне, критику моей внешности, моей работы. Терпела, когда Светка, словно пиявка, высосала из нас деньги в долг, так и не вернув их.
Терпела, терпела, терпела…
На следующее утро звонкий детский визг вырвал меня из плена короткого сна. Близнецы, словно юные художники-авангардисты, устроили погром в моей косметичке. Тушь, словно черная краска, размазана по зеркалу, превратив его в сюрреалистическое полотно, пудра, как снег, покрывала пол тонким слоем, а их лица, словно маски безумных актеров, были измазаны моей самой дорогой помадой.
– Мальчики, нет! – взмолилась я, пытаясь вырвать из цепких ручонок палетку теней за пять тысяч, мой личный подарок на день рождения, маленькое сокровище, отложенное от зарплаты.
Но они, заливаясь визгом восторга, словно дикие зверьки, продолжали терзать новую «игрушку». Пигменты рассыпались, смешиваясь с детским кремом на их щеках.
– Даша, не ори на детей! – в комнату, точно фурия, ворвалась свекровь. – Они же маленькие! Просто играют!
– Играют?! Это косметика, которую я себе покупала! Это целое состояние! – завопила я в отчаянии, чувствуя, как предательски дергается веко.
– Ой, да кто же такие деньги на краску выкидывает! – как отрезала свекровь, сверкая злорадными глазами. – Сама виновата, нечего было соблазнять.
Мир поплыл перед глазами. Я, стиснув зубы, вышла из комнаты и села на кухне, чувствуя себя раздавленной гусеницей. Мысленно, словно раненый зверь, начала собирать вещи: что взять с собой в этот побег, а что оставить на растерзание, сколько денег снять с карточки, чтобы хватило на первое время.
Вечером второго дня, словно прислуга в чужом доме, я снова хлопотала у плиты, готовя ужин на ораву прожорливых гостей. Снова убирала разгром, стирала горы детской одежды, чувствуя, как моя премия, такая долгожданная и выстраданная, утекает сквозь пальцы, растворяясь в продуктах и развлечениях для этих нахлебников.
– Даш, завтра едем в аквапарк! – безапелляционно объявил Матвей, не отрываясь от телефона. – Мама давно хотела.
Аквапарк на восемь человек, плюс перекусы и напитки – это минимум пятнадцать тысяч, еще один пролом в моем бюджете, еще одна зарубка на сердце.
– Отлично, – с невозмутимым спокойствием ответила я, пряча бурю внутри. – Значит, вам без меня совсем не будет скучно. Развлекайтесь!
Ночью, крадучись, словно вор, я собрала небольшую сумку. Взяла документы, деньги, оставив напоследок самое важное – короткую записку: «Матвей, развлекай гостей сам. Я уехала к бабушке в деревню. Вернусь, когда они уедут. Даша».
Положив записку на подушку рядом с посапывающим мужем, убаюканным собственной важностью, я тихо выскользнула из квартиры, словно тень.
Такси стрелой домчало меня до вокзала за двадцать минут. Я купила билет на электричку, а потом еще долго тряслась в стареньком автобусе. Но к рассвету, замерзшая, но полная решимости, я уже стояла на пороге бабушкиного дома.
– Дашенька! – бабушка Нина, закутанная в старенький халат, распахнула дверь, излучая тепло и заботу. – Что случилось, внученька?
Я выплакала ей все: про свекровь-мегеру, про ненасытных гостей, про растоптанную косметику и просаженную премию. Бабушка слушала, кивала головой, подливая в мою кружку ароматный чай с душицей.
– Правильно сделала, что уехала, – сказала она твердо, сжимая мою руку в своей морщинистой ладони. – Нечего позволять себя унижать. Нельзя позволять вытирать об себя ноги.
Я отключила телефон, погружаясь в оазис тишины и покоя. Первый день прошел в блаженном ничегонеделании: я читала книги, помогала бабушке печь румяные пироги с яблоками, гуляла по заснеженному лесу, вдыхая морозный воздух полной грудью. Вечером мы наряжали маленькую елочку старыми, потемневшими от времени игрушками из моего детства, и в свете мерцающих огоньков мне казалось, что я возвращаюсь домой.
На второй день я позволила телефону проснуться лишь на мгновение. Сорок пропущенных от Матвея – как залп орудий – и два десятка сообщений, обжигающих, как клеймо.
«Где ты, Даша?»
«Как ты посмела?»
«Вернись! Немедленно!»
«Мама в предынфарктном состоянии!»
«Дети изводят вопросами о тёте Даше!»
Я не удостоила их ответом. Лишь снова погрузила телефон в молчание и отправилась с деревенской ребятней рассекать искрящийся снег на санках.
На третий день Матвей ворвался в мою тихую обитель сам. Его голос, раздражённый и властный, донёсся с улицы, где он препирался с таксистом из-за непомерной цены. Я распахнула дверь.
– Даша! Что ты творишь?! – лицо его пылало гневом. – Собирайся! Мама ждёт твоих извинений!
– Я никуда не поеду, – ответила я, сохраняя ледяное спокойствие.
– Что значит «не поедешь»? Ты моя жена! Твоё место – дома! – гремел он, словно Зевс с Олимпа.
– Место у собаки на цепи. А я хочу быть там, где меня уважают, а не считают бесплатной прислугой.
– Даша, прекрати эту истерику! – не унимался Матвей. – Это же моя семья!
– И что? – мой голос звучал как далёкий колокольчик.
Он запнулся, потеряв нить. Затем вновь обрушился на меня угрозами о разводе, обвиняя в эгоизме и нарушении канонов «нормальной жены».
– Нормальный муж не превращает свою жену в бесплатную прачку и кухарку для всего своего выводка, – парировала я.
Он уехал один. А я пекла с бабушкой душистое печенье, подбрасывала поленья в жарко пылающую печь, погружалась в пыльные страницы старых книг, найденных на чердаке. На пятый день я вновь включила телефон. Там всего одно сообщение от Матвея: «Они уехали». Но в моей душе уже поселилось равнодушие, холодное и безразличное. Я решила развестись.