Встречаются как-то на складе Гохрана слиток золота и бутылка советского «Байкала». Золото, сверкая боками, говорит:
— Я — вечная ценность, ради меня люди с ума сходили, империи рушили!
А «Байкал» ему скромно так, побулькивая пузырьками:
— Ой, не смеши мои травы. Тебя-то хоть сейчас добыть можно, а меня настоящего днем с огнем не сыщешь. Меня, брат, партия приказала родить, а природа — лимитировала.
Кто бы что ни говорил, а холодная война — это не только когда хмурые дядьки в бункерах пальцами по красным кнопкам водят. Это еще и битва за желудок. Если бы мы не хотели доказать всему миру, что советский человек не только ракеты в космос запускать умеет, но и газировку пить вкуснее буржуйской, жили бы мы скучно.
Еда, как ни крути, — это политика. Особенно когда эта еда жидкая, черная и с пузырьками.
Приятная тяжесть в желудке от хорошего обеда всегда требовала достойного запивания. И если с едой в СССР было, скажем так, «по-разному», то с напитками решили не мелочиться. Советский человек должен был пить не просто подкрашенную водичку, а настоящий жидкий патриотизм, настоянный на таежных корнях.
Понятно, что сегодня миром правит химозная сладость. Дети знают вкус «баббл-гама» лучше, чем вкус земляники, офисный планктон глушит энергетики, чтобы дожить до пятницы, а что пили в Союзе, когда хотели почувствовать себя, как сейчас говорят, «лакшери»? Пили «Байкал».
А вообще, знаете, что общего у ЦК КПСС, сибирского шамана и олимпийского мишки?
Нет, не любовь к мёду.
Их всех объединила попытка утереть нос Америке!
История легендарного «Байкала» — это не история бизнеса, где кто-то решил заработать миллиард. Это история ущемленной гордости и гениальных технологов, которым сказали: «Надо!», и они ответили: «Сварим!».
В начале 70-х по миру (и даже по СССР) поползли слухи. Мол, американская «Пепси-Кола» просачивается через железный занавес. В 1973 году в Новороссийске даже завод построили. Партийная верхушка напряглась. Как так? Советский гражданин будет пить идеологически чуждую жидкость?
Сначала, конечно, наши чиновники, скрипя зубами, попытались купить лицензию на «Кока-Колу». Ну, чтобы было «как у людей».
Американцы, пожевывая сигары, выкатили такой ценник и такие условия, что в Кремле поперхнулись чаем. Секретную формулу «Колы» они, разумеется, раскрывать отказались, да еще и заломили цену, будто продавали не сироп, а чертежи атомной подлодки.
— Ах так? — сказали в Министерстве пищевой промышленности. — Ну и пейте свой гудрон сами. Мы сделаем своё. Только лучше. Натуральнее. И чтобы травами пахло, а не химической лабораторией штата Джорджия.
И в 1973 году партия дала задание НИИ пивобезалкогольной промышленности (да, был и такой храм науки). Задание звучало примерно так: «Сделать аналог Пепси. Цвет — черный. Вкус — бодрящий. Состав — наш, советский, кондовый. Срок — вчера».
Технологи схватились за голову. Сделать «черную воду» просто — жженый сахар в помощь. А вот сделать так, чтобы это было вкусно, полезно и тонизировало без всяких там листьев коки (с которыми у нас, по понятным причинам, была напряженка), — это задачка со звездочкой.
Варианты были:
- Квас... слишком народно, не тот коленкор. Для приема иностранных послов не годится, да и бодрит не так, как кофеин.
- Лимонад «Буратино»... вкусно, но как-то по-детски. Несерьезно.
- Намешать химии... можно, но партия требовала «наш ответ». А наш ответ должен быть натуральным, чтобы показать загнивающему Западу кузькину мать и здоровый румянец советского человека.
И тут взор ученых пал на дары леса. Если у американцев есть кофеин и орех кола, то у нас есть вся таблица Менделеева в виде гербария.
Началось колдовство. Серьезно, это напоминало не работу пищевого института, а избушку знахарки. В чаны летело всё, что росло в тайге.
Основой стал зверобой. Трава мощная, лечебная, от 99 болезней, как верили наши бабушки. К нему добавили солодку (для пенки и сладости), элеутерококк (чтобы бодрил не хуже женьшеня) и эфирные масла: эвкалиптовое, лимонное, лавровое и пихтовое.
Вы только вдумайтесь в этот букет! Это не напиток, это, по сути, лечебная ингаляция, которую можно пить.
Результат превзошел все ожидания. Получилась темно-коричневая, почти черная жидкость с невероятно сложным ароматом. Если «Кола» пахла ванилью и корицей, то «Байкал» пах лесом, баней, здоровьем и немного — тайной.
В 1973 году первые партии «Байкала» поступили в продажу. И тут случилось страшное. Народ попробовал... и обалдел.
Это было вкусно. Нет, не так. Это было БЕЗУМНО вкусно.
Тонкий хвойный оттенок, легкая горчинка, отсутствие той самой приторной липкости, которой грешила Пепси. «Байкал» тонизировал реально, а не маркетингово. Выпил стаканчик — и готов строить БАМ или сдавать нормы ГТО.
Но была одна проблема. Цена.
«Байкал» стоил дороже других лимонадов. Если обычный «Саяны» или «Дюшес» стоили копейки, то за «Байкал» (особенно в стекле 0,5) приходилось выкладывать 45 копеек (позже цена варьировалась, но он всегда был в «премиум-сегменте»).
Почему?
Да потому что в отличие от буржуев, которые мешали ортофосфорную кислоту с сахаром, в «Байкал» лили натуральные экстракты. А натуральное сырье — это вам не порошок из пробирки. Травы надо собрать, высушить, настоять.
Иностранцы, приезжавшие на Олимпиаду-80, пробовали наш «черный лимонад» и впадали в ступор. Они признавали: вкус «Байкала» гораздо сложнее, богаче и интереснее, чем у их раскрученных брендов. Это был вкус дикой природы, а не кондитерской фабрики.
Это была не просто победа вкуса.
Это была победа советской биохимии!
Пока где-то в Атланте маркетологи придумывали Санта-Клауса с бутылкой колы, наши технологи решали реальные проблемы дефицита.
И тут в историю вмешалась сама природа. Популярность «Байкала» стала такой бешеной, что в СССР... закончился зверобой.
Серьезно. Промышленность выкачивала запасы этой травы быстрее, чем она успевала расти. Зверобой — он ведь не культивируемая кукуруза, он дикий. Его собирать надо.
Возник парадокс: напиток есть, спрос есть, а травы нет. Технологам пришлось срочно искать замену. Зверобой начали частично заменять черным чаем, боярышником и рябиной. Вкус немного менялся, но марку держали изо всех сил.
«Байкал» стал напитком для избранных моментов. Его ставили на праздничный стол рядом с дефицитным сервелатом. Им запивали водку (хотя кощунство, конечно, перебивать такой вкус). Он был символом того, что мы тоже «могем».
Существует легенда, что западные компании даже пытались выкупить рецепт «Байкала». Но наши, наученные горьким опытом переговоров по Коле, показали им фигуру из трех пальцев. Мол, секрет фирмы, государственная тайна, пейте свое машинное масло дальше.
Парадокс истории заключается в том, что «Байкал», созданный как «анти-Пепси», пережил и распад СССР, и лихие 90-е, и нашествие пластиковых бутылок с ядовитыми цветами.
Но сегодняшняя реальность грустна.
Попробуйте найти сейчас ТОТ САМЫЙ «Байкал».
На полках полно бутылок с таким названием. Но переверните их и почитайте состав. Ароматизатор «Байкал», краситель сахарный колер, консерванты... От того самого таежного сбора осталось одно название.
Почему? Потому что настоящий зверобой и элеутерококк по-прежнему дороги, а делать бизнес хочется быстро и дешево.
Настоящий «Байкал» сегодня — это как единорог. Вроде все знают, как он выглядит, но никто его давно не видел. Есть пара производителей (например, в Черноголовке еще стараются держать марку, честь им и хвала), которые пытаются сохранить рецептуру, используют эфирные масла и экстракты. Но того самого, советского, густого, терпкого вкуса, от которого щипало в носу и хотелось жить, добиться почти невозможно.
Сырьевая база утрачена. Те самые поля зверобоя заросли или застроены коттеджами.
И пока «Кола» и «Пепси» продолжают свои маркетинговые войны, меняя цвет этикеток, «Байкал» остается памятником эпохе, когда натуральность была нормой, а не рекламным ходом.
Он стоит на полке, черный и загадочный, и как бы говорит нам: «Ребята, я был крут. Я был сделан из леса и тумана, а не из порошка. Я был вашим ответом всему миру».
И знаете что?
Для тех, кто помнит тот вкус, он до сих пор круче любой «Колы». Потому что в нем есть душа. Пусть даже сейчас её все чаще заменяют ароматизатором, идентичным натуральному.