Рассказ из книги "Байки Павлычева"
Июнь 1964 года
Валентину Павлычеву 28 лет.
Однажды под занавес рабочего дня заглянул я к Ивану Афанасьевичу Березовскому подписать одну бумажку. Ну, подписал, дело привычное. А заодно решил доложить по горячему вопросу: мол, завод на Украине оборудование не поставляет, сроки срывает, положение критическое.
Березовский выслушал, кивнул и говорит:
– Подготовь на имя Первого секретаря компартии Украины Петра Ефимовича Шелеста письмо и приходи с ним вечером ко мне домой. Сейчас мне некогда этим заниматься.
Это было неожиданно. Вечером? К нему домой? Но возражать не стал – кивнул и отправился готовить текст.
К назначенному часу явился я к дому Ивана Афанасьевича. На улице уже сумерки, фонари зажглись, в окнах соседей – тёплый свет и запах ужина. А у Березовского дверь открыта, он сам стоит на пороге и что-то интенсивно пережёвывает.
– Я только пришёл, – говорит, прожевав кусок. – Сейчас перекушу и займёмся.
Кидает на стол стопку газет:
– Почитай пока, посмотри, а я сейчас подойду.
Смотрю на стол Березовского… О, это отдельная история! Этот стол, кстати, теперь экспонат музея, можно прийти на него посмотреть, но вряд ли вы разглядите то неповторимое очарование эпохи, которое прочувствовал я в тот вечер. Стол был завален вещами так, что непонятно, где кончается бумага и начинается жизнь. Газеты, черновики, какие-то схемы, чашки, ключи, сломанный карандаш, обрывки записей – в общем, стол отражал повседневный рабочий хаос.
Газеты я не любил читать, для приличия полистал пару страниц и зевнул. Моей страстью всегда была техника: вот там, в этой области, я мог копаться часами, выискивая полезное. Герка Бочкарёв, кстати, был такой же – мы оба обожали вникать в мелочи: как варит сварщик, как работает насос, как держится давление в системе. Натаскивались во всём этом и потом применяли в работе.
Наконец Иван Афанасьевич возвращается, вытирает руки о полотенце и берёт подготовленный текст. Читает. Молчит. Потом берёт ручку и вычёркивает одно, другое, третье… Через пять минут от моих полутора страниц текста остаётся жалкий фрагментик – читать-то почти нечего!
– Перепиши, – говорит невозмутимо. – И прямо утром принеси мне на подпись.
Я смотрю на это «произведение» и не верю глазам:
– Иван Афанасьевич, но так непонятно будет!
– Ничего-ничего, всё нормально, – улыбается он. – Перепиши, всё будет хорошо.
Я недоверчиво гляжу на него, а он пожимает мне руку на прощание и добавляет:
– Молодец, хорошую бумагу составил, спасибо!
На следующее утро я переписал письмо – всего несколько строк, но ёмких и чётких, без лишних слов. Принёс его Березовскому. Он бегло ознакомился с текстом, поставил подпись и дату, затем поднял на меня взгляд:
– Всегда указывай в документах дату. Это крайне важно, если вдруг возникнут разбирательства.
Я запомнил этот совет и с тех пор неизменно ставлю дату, подписывая документы. А Березовский ещё раз взглянул на письмо, удовлетворённо кивнул и протянул его мне:
– Теперь всё в порядке. Отправляйте.
Не знаю, что там Шелест подумал, но оборудование пришло.