Глава 1: Зеркало с трещиной
Саша верила, что счастье — это что-то плотное, осязаемое, как теплый каравай хлеба на деревенском столе. Её счастье пахло кофе, который ей каждое утро варил Максим, и звучало его сонным смешком, когда она пыталась утром надеть носки не того цвета. Семь лет брака. Они все еще засыпали, держась за руки. Она, успешный дизайнер интерьеров, он, креативный директор в рекламном агентстве. Идеальный дуэт. Дом — уютная крепость в центре города, полная книг, их совместных фотографий из путешествий и старого кота Барсика.
Первая трещина появилась в четверг. Незначительная, как царапина на глянцевой поверхности.
«Задержусь, кофе, — писал он. — Презентация затянулась».
Саша кивнула про себя, закутываясь в плед с вышивкой, подаренной его мамой. Но что-то щелкнуло внутри. Максим стал «задерживаться» слишком часто. И его телефон, который раньше валялся на кухонном столе, как безобидная игрушка, теперь всегда был при нем, экраном вниз.
Однажды ночью он встал, думая, что она спит. Саша приоткрыла глаза и сквозь щель в дверь увидела его в гостиной. Он не работал. Он сидел, уткнувшись в экран смартфона, и на его лице было выражение, которого она никогда не видела — смесь нежности и мучительной тоски. Сердце Саши упало куда-то в пятки, холодной тяжестью.
На утро она спросила, не глядя на него, размешивая кашу:
— Макс, с тобой все в порядке? Ты какой-то отстраненный.
Он вздрогнул, словно его поймали на краже.
— Конечно, в порядке. Проект стрессовый. Знаешь, эти клиенты…
Он говорил гладко, но его глаза бегали. Он не смотрел на нее.
Глава 2: Бежевое пальто
Подозрения — липкая паутина. Они опутывают все: его новую привычку принимать душ, вернувшись с работы (раньше он делал это по утрам); резкий парфюм, которым от него не пахло, но следы которого она однажды уловила в машине; его возросшую раздражительность.
Подруга Катя, практичная и циничная, сказала по телефону: «Сань, либо у него кризис среднего возраста, либо… ты знаешь. Найми частника. Узнаешь все».
Саша с отвращением отвергла эту идею. Она не хотела играть в шпионские игры. Она хотела верить. Но вера трещала по швам.
Роковым стал обычный поход в торговый центр за новым торшером. Проходя мимо витрины дорогого бутика, она замерла. За стеклом, болтая с продавщицей, стояла женщина. Высокая, ухоженная, в элегантном бежевом пальто. И на ней был шарф. Тот самый, ограниченной серии, который Саша подарила Максиму на прошлое Рождество. Он тогда клялся, что потерял его в аэропорту.
Мир сузился до точки. До узора на том шарфе. Сердце колотилось так, будто хотело вырваться. Женщина повернулась, и Саша увидела ее лицо. Спокойное, красивое, с легкой улыбкой. От этого стало еще больнее.
Вечером она устроила сцену. Впервые за семь лет кричала, тряся тем самым фото со шарфом, сделанным на телефон.
— Кто она?! Как у нее оказался мой подарок? Мой шарф, Максим!
Он побледнел. Сначала пытался отрицать, говорить, что это похожая модель. Но Саша рыдала так отчаянно, что ложь рассыпалась в прах.
— Хорошо! — крикнул он, хлопнув ладонью по столу. — Хорошо! Ее зовут Виктория. Мы… работаем над одним проектом. Это… это случилось. Я не планировал. Это глупость, ошибка…
Каждое его слово было как удар хлыстом.
— Как давно? — прошептала Саша, больше не чувствуя ног.
— Месяц, — он опустил голову. — Меньше. Я разорву это. Закончу. Прости. Ради всего святого, прости. Я люблю только тебя.
Он плакал. Он обнимал ее колени, целовал руки. Говорил о стрессе, о временном помутнении, о том, как она, Саша, — его жизнь. И она, измученная, разбитая, позволила себе поверить в эту спасительную ложь. Потому что альтернатива — конец ее мира — была слишком страшна.
Глава 3: Призрак в больничном коридоре
«Примирение» было похоже на жизнь в музее восковых фигур. Они ходили, говорили, даже смеялись, но все было ненастоящим, хрупким. Максим стал образцовым мужем: цветы, ужины, никаких задержек. Но телефон он теперь охранял как зеницу ока.
Судьба, однако, готовила свой поворот. У Саши случился острый приступ аппендицита. Скорая, срочная операция, больничная палата. Максим, бледный от беспокойства, не отходил от нее. Он был идеален. И именно в этой больнице, куда он вышел позвонить, Саша увидела Его.
Она, скучая, бродила взглядом по коридору. И вдруг… сердце пропустило удар. В палату напротив, в ординаторскую, зашел мужчина. Высокий, в белом халате. Хирург. И это был… отец Максима. Андрей Викторович. Человек, который, как она знала, погиб в автокатастрофе, когда Максиму было пятнадцать. Максим показывал ей старые фотографии, рассказывал, как тосковал.
Саша замерла. Ей было плохо, может, это галлюцинация? Но нет. Он вышел из ординаторской, снял шапочку, и она увидела ту самую характерную седину на висках. Это был он.
Когда Максим вернулся, она, дрожа, схватила его за руку.
— Макс… Там, в коридоре… Я видела твоего отца.
Он остолбенел. Весь цвет сбежал с его лица.
— Что? Ты бредишь. У тебя температура. Отца нет в живых.
— Он здесь! Хирург! Иди и посмотри сам!
Но Максим не пошел. Он сел на стул, опустил голову в руки. Его плечи затряслись.
— Не ходи туда, — прошептал он. — Забудь. Пожалуйста, просто забудь.
Но Саша не могла забыть. Эта тайна была страшнее, чем измена. Из больницы она выписалась другим человеком. Не просто обманутой женой, а женой, которая живет с незнакомцем, чья жизнь — сплошная ложь.
Глава 4: Истина в старых газетах
Она стала детективом. Ее целью был не призрак Виктории, а призрак отца. Она нашла старые газетные архивы онлайн. Да, была авария. Но в некрологе говорилось: «попал в кому». Не «погиб». Дальше — тишина. Как будто человек испарился.
Однажды, пока Максим был в душе, его ноутбук, который он, по старой памяти, оставил без пароля, мигнул уведомлением. От «В.». Сообщение: «А как он? Есть улучшения?»
Сердце Саши заколотилось. Она открыла переписку. Это была не любовная переписка. Это были сухие, деловые сообщения.
«Переведены средства за май».
«Новые анализы обнадеживают».
«Нужна консультация другого специалиста. Дорого».
И фото. Медицинские снимки. И… фотография пожилого мужчины, того самого хирурга, в больничной палате. Он был привязан к кровати, с трубками. Жив. Но явно в тяжелом состоянии.
Виктория была не любовницей. Она была сиделкой. Или медсестрой. И Максим… Максим годами содержал отца, находившегося в частной клинике после комы, скрывая это ото всех. От матери, с которой они были в ссоре из-за давней истории. И от Саши. Почему?
Когда он вышел из ванной, она сидела перед ноутбуком. Лицо ее было мокрым от слез, но не от горя. От шока и непонимания.
— Объясни, — тихо сказала она. — Объясни все. С самого начала.
Максим обмяк, прислонившись к косяку. Маска спала. Он выглядел изможденным до предела.
— Он не просто мой отец, — начал он глухо. — Он… он был осужден. За врачебную ошибку, повлекшую смерть ребенка. Скандал, позор. Мама не смогла этого вынести, она сказала, что он умер для нас. Для всего мира. После аварии, когда он впал в кому… Я не мог бросить его. Он все же отец. Я платил за все. За клинику, за уход. Виктория — не сиделка. Она дочь того самого погибшего ребенка. Она… ненавидела его. Но когда он заболел, что-то в ней надломилось. Она стала помогать следить за ним. Мы связаны этой страшной тайной. Шарф… Я отдал его ей в благодарность. Не подумав. Это была единственная близкая… не близость, а связь… с женщиной за все эти годы. Я был в отчаянии, Саня. Я тащил это один. Боялся, что если ты узнаешь… ты отвернешься. Уйдешь. Потому что мой отец — преступник в глазах людей. А я — его сообщник.
Глава 5: Выбор Саши
Саша слушала, и мир переворачивался с ног на голову. Предательство было не любовным. Оно было глубже. Он не доверился ей. Нес на себе этот крест семь лет, притворяясь «нормальным», хорошим мужем, пока внутри все горело. Он боялся ее осуждения больше, чем потерять ее доверие ложью.
— Ты думал, я не пойму? — спросила она, и голос ее дрогнул. — Ты думал, я полюбила какую-то выдуманную идеальную картинку? Я любила тебя! Со всеми твоими ранами, с твоим прошлым, каким бы оно ни было! А ты… ты построил между нами стену. И эта стена оказалась прочнее, чем какая-то Виктория.
Она ушла. Не к маме, не к Кате. Она сняла квартиру-студию. Ей нужно было дышать. Думать.
Он не преследовал ее. Он просто написал однажды: «Прости. Не за отца. За то, что не поверил в силу нашей любви. За то, что обокрал нас обоих, скрывая правду».
Прошло несколько месяцев. Саша работала, пыталась жить. Но образ Максима, не лживого любовника, а несчастного мальчика, взвалившего на себя непосильную ношу, не отпускал. Она встретила Викторию. По своей инициативе. Та женщина была спокойна и печальна.
— Он вас обожает, — сказала Виктория за чашкой кофе. — Все эти годы говорил только о вас. Я ему завидовала. У меня не осталось никого. А у него были вы. И он был слишком труслив, чтобы вас не потерять, поэтому… потерял вас по-другому.
Однажды Саша поехала в ту частную клинику. Увидела Андрея Викторовича. Он был в сознании, но слаб, его разум был поврежден. Он смотрел в окно пустым взглядом. Рядом на тумбочке лежала фотография молодого Максима с отцом на рыбалке.
И она поняла. Она не может простить ложь. Она не может забыть боль. Но она может понять. Поступок Максима был не предательством их, а предательством себя — своего права на поддержку, на любовь.
Она не вернулась к нему в тот же вечер. Но она позвонила.
— Макс, — сказала она. — Я не знаю, что будет дальше. Я не знаю, сможем ли мы когда-нибудь снова быть мужем и женой. Но твой отец жив. И он тебе нужен. И… тебе сейчас, наверное, очень тяжело. Может, зайти? Просто поговорить.
В трубке повисла тишина, а потом глухое, сдавленное рыдание.
— Да, — прошептал он. — Пожалуйста.
Дверь в их старую жизнь была захлопнута навсегда. Но в стене, которую он построил, возможно, появилась первая брешь. Не для возврата, а для начала новой, честной истории. Страшной, сложной и настоящей. Саша шла к его дому, и впервые за много месяцев она не чувствовала себя жертвой. Она чувствовала себя человеком, который делает сложный, взрослый выбор. Не из жалости, а из той самой силы любви, в которую он когда-то не поверил.