Иногда ярмарка похожа на обычный книжный базар. Но бывает, когда она вдруг становится лабораторией. Читатель ходит между стендов, прислушивается к разговорам, трогает обложки и чувствует: что-то меняется. В воздухе появляется то, что Пастернак называл новым дыханием бумаги.
В этом году на non/fictio№27 таких знаков было немало, но пять книжных новинок особенно говорили о будущем литературы. Не громко. Но уверенно. Все разные. Все настоящие.
1. Сергей Беляков. «2 брата: Валентин Катаев и Евгений Петров на корабле советской истории»
Эта книга стала одним из самых обсуждаемых нон фикшн проектов ярмарки.
Когда я листал эту книгу, меня не отпускало чувство, будто смотрю на старую семейную фотографию, где лица знакомы, но мысли их давно ускользнули.
Стоит прочитать несколько страниц, и начинаешь понимать: мы слишком часто видим за писателями только бронзу, а ведь каждый из них жил ту же непростую жизнь, что и мы.
Эта книга дала мне чувство тихой грусти и уважения. Почти как разговор с давно ушедшими людьми, которые, если бы могли, многое объяснили бы нам сегодня. Беляков умеет возвращать литературные имена из той тишины, в которую они уходят после школьных программ. Но в этот раз он выбрал сразу двух героев.
Катаев и Петров живут в книге как живые люди. Их творческая судьба превращается в драму выбора и взаимной зависимости. Эта новинка стала одним из главных биографических событий ярмарки.
2. Персиваль Эверетт. «Джеймс»
Я поймал себя на странном ощущении. Когда читаешь классику в юности, кажется, что всё в мире устроено понятно. Есть Гек. Есть его свобода. Есть река. И вот, через года, через век, выходит роман, который поворачивает знакомую историю так, что тебе становится немного неловко. Как будто ты всю жизнь смотрел мимо главного.
Эта книга дает внутренний толчок. Она заставляет задуматься, как много сюжетов мы видим глазами тех, кому дали право говорить. И как мало слышим тех, кому оно изначально не принадлежало.
Роман вышел в США. Потом попал в финал Букеровской премии. Теперь добрался и до России. Эверетт предлагает другой взгляд на текст, который мы привыкли считать детской классикой. Перед читателем появляется не озорной мир Гека Финна, а судьба Джима.
3.Алим Ульбашев «Право и литература. Как Пушкин, Достоевский и Толстой придумали Конституцию и другие законы»
Когда берешь в руки книгу Ульбашева, сначала кажется, что это очередная попытка связать несвязуемое. Право и литература. Юриспруденция и художественный мир. Но стоит прочитать несколько страниц, и возникает то ощущение, которое редко посещает читателя научпопа. Будто тебе объясняют давно знакомые вещи новым, неожиданно простым языком.
Ульбашев утверждает, что русская литература придумала наши законы раньше, чем их написали юристы. Это не метафора. Это попытка показать, что чувство справедливости, ответственность личности, сомнение перед властью и понимание человеческого достоинства вошли в наш правовой обиход не через кодексы, а через Пушкина. Через его героя, который ходит по грани дозволенного. Через Толстого, который мучительно ищет правду и личную ответственность. Через Достоевского, у которого преступление и наказание становятся не судебной схемой, а разговором совести с самим собой.
Книга читается неожиданно легко. Автор не пытается блеснуть терминами. Он дает читателю возможность увидеть привычных писателей с другого ракурса. Не как иконы литературы, а как людей, которые думали над устройством страны не хуже современных политологов.
И когда закрываешь книгу, остается тихая мысль. Может быть, именно поэтому мы так требовательны к своим писателям. Мы подсознательно ждем от них того, чего не получаем от законодателей. Честности. Правды. И способности назвать вещи своими именами.
Иногда литература действительно создает Конституцию раньше юристов. И, читая Ульбашева, начинаешь понимать, что это не фигура речи, а часть нашей культурной судьбы.
4. «The Last Book. Дневник последнего человека на Земле»
Читаешь и понимаешь, что это попытка последнего человека объяснить себе самого себя. Ной живет в тишине космического корабля и превращает дневник в музей исчезнувшего мира. Не по учебнику, а по памяти. По боли. По тому, что успело остаться внутри.
Впечатлило другое. Он вспоминает человечество не как цепочку дат, а как набор странных и прекрасных вещей. Наши сказки. Наши религии. Наши развлечения. Наши страхи. Ной вспоминает всё подряд, потому что человеку невозможно жить без смысла, пока он дышит.
Иллюстрации в книге мелькают как фрагменты сна. Иногда кажется, что листаешь не бумагу, а сознание человека, который цепляется за воспоминания, чтобы не раствориться в пустоте.
Меня задело именно это чувство. Книга не пугает концом света. Она задает тихий вопрос. Если завтра останешься один, что именно ты захочешь сохранить.
Вот за это я и уважаю такой нон фикшн. Он проверяет нас на человечность.
5. Дарья Еремееева «Не пиши. Не будь писателем. Творческая лаборатория Льва Толстого и Антона Чехова»
Эта книга заставила меня улыбнуться уже названием. «Не пиши. Не будь писателем». Сначала кажется, что тебя отталкивают от стола, где сидят Толстой и Чехов. А на самом деле тебя туда зовут. Просто честно, без прикрас и лишней романтики.
Меня поразило другое. В книге почти нет восхищения. Вместо этого показывают, как тяжело устроено само ремесло. Как Толстой переписывал одну страницу по десять раз. Как Чехов резал собственные тексты без жалости. Как оба они работали не вдохновением, а дисциплиной и наблюдением за жизнью.
Читаешь и понимаешь простую вещь. Писательство не про гениальность. Оно про внутренний порядок. Про терпение. Про способность не врать самому себе. И про то, что любой текст начинается не с красивых фраз, а с ясности. Зачем ты пишешь. О чем ты пишешь. И что хочешь этим объяснить миру.
Для меня эта книга стала напоминанием, что писатель — не волшебник, а человек, который умеет смотреть внимательнее других. И если уж он решился писать, то должен быть честным. Прежде всего с собой.
Странным образом эта книга не отговаривает от творчества. Она просто убирает иллюзии. И это, пожалуй, лучший подарок тем, кто действительно собирается писать прозу.
Финал
Эти пять книг в сумме дают странное, но правильное ощущение.
Литература снова движется. Она ищет новые опоры. Вглядывается в прошлое, чтобы объяснить настоящее. Слышит другие культуры. Примеряет другие точки зрения.
И, пожалуй, самое удивительное в этом то, что читатель снова становится участником разговора. Не статистом. Не сторонним слушателем. А тем, ради кого этот дом с открытыми окнами и был построен.
1. «The Last Book. Дневник последнего человека на Земле» Ноя Каплана
Книги иногда играют с нами, как старые актёры, которые решили примерить новый амплуа. Этот томик точно из их числа.
Форма дневника, будто найденного среди руин мира. Записи, похожие на черновики. Ручные зарисовки. Псевдофрагменты вырезок. Структура, которая будто бы родилась не на компьютере, а в чьем-то укрытии.
Да, это художественный проект, но сделан он в документальной оболочке. Получается редкая иллюзия подлинности. Читатель листает страницу и на секунду верит: возможно, это правда.
Книге пророчат обсуждения. Она трогает наш страх перед будущим, а главное показывает, как гибнут прежние жанровые границы.
2. «Право и литература» Алима Ульбашева
Юриспруденция редко оказывается в центре книжных ярмарок. Но цифровая эпоха пришла и сюда.
Ульбашев выводит читателя на линию, где право пересекается с текстом. На этой линии сегодня стоят темы, которые знают все издатели: гиперссылки, коллажи, машинная генерация текста, право на имя автора.
Книга выходит именно тогда, когда идет большой разговор о влиянии искусственного интеллекта на книжную сферу. Поэтому публика отнеслась к ней не как к сухому труду, а как к руководству по выживанию в новой реальности.
В мире нон фикшн этот том становится важным предметом разговора, потому что меняет взгляд на саму природу авторства.
4. «Не пиши. Не будь писателем» Д. Н. Еремеевой
Название похоже на строгий окрик. Но внутри совсем другое.
Совместный проект с Музеем Толстого построен на старом приёме: взять великие имена и спросить их напрямую о ремесле. То, что Чехов говорил мимоходом. То, что Толстой оставлял в записях. То, что сегодня превращается в советы, но советами не является.
Книга провокационная, но честная. Она не уговаривает читателя стать писателем. Она показывает, что творчество не романтика, а тяжелая работа. И что даже гении ошибались.
Такие тексты особенно важны на ярмарке, где каждый второй приходит со своим рукописным «первым романом».
5. Персиваль Эверетт. «Джеймс»
Это не просто переводная новинка. Это разговор с мировой литературой.
Эверетт переосмысливает «Гекльберри Финна», условно снимая с него детскую улыбку и показывая историю глазами Джима. В итоге классика расправляется в объём, который у Твена только намечался.
Роман уже стал финалистом Букера. Теперь он добрался и до российского читателя. Интерес к нему высокий.
И дело даже не в моде. Книга поднимает тему свободы так, что она перестает быть школьной метафорой. Она снова становится вопросом к нам.
Вывод
Если прислушаться к этим пяти книгам, то заметишь одну вещь. Литература больше не прячется в кабинетах. Она выходит на улицу. Смотрит в сторону технологий. Разговаривает с историей. Проверяет старые жанры на прочность.
Может быть, именно поэтому non/fictio№27 в этом году ощущается не как книжный рынок, а как пространство перемен. Каждая новинка становится не просто событием, а маленькой стрелкой, показывающей направление, в котором движется культура.