Юля стояла на кухне с банкой кофе в руках и хмурилась. Что-то не то. Она точно помнила — дня три назад купила новую банку, большую, граммов на двести. Открыла, заварила себе чашку — и убрала. А сейчас смотрит — кофе явно меньше. Прилично меньше.
Она покрутила банку, посмотрела на свет. Нет, точно. Они с Артёмом по чашке утром пьют, максимум ещё одну вечером. За три дня столько не выйдет.
— Тём, ты кофе больше обычного пил?
— Нет, как всегда, — донеслось из комнаты. — А что?
— Да вроде меньше стало...
Юля поставила банку обратно на полку. Ладно, может, она неправильно помнит.
Насыпала себе ложку, залила кипятком. Села за стол. За окном моросил дождь, серый ноябрь размазывал город в мокрую кашу. Артём вышел на кухню, уже в куртке, с сумкой через плечо.
— Поехал я. Вечером поздно приеду, у нас совещание до восьми.
— Хорошо. Я тоже задержусь, отчёт до конца недели сдавать надо.
Он наклонился, чмокнул её в макушку.
— Давай, работай. Я тебе напишу, когда освобожусь.
Дверь хлопнула. Юля допила кофе, встала, начала собираться сама. Проходя мимо мусорного ведра, краем глаза заметила что-то яркое. Остановилась, нагнулась, заглянула. В ведре лежала обёртка от конфеты. Карамельная, золотистая, с красными полосками по краям.
Юля достала обёртку, помяла между пальцами. Она таких не покупала. Точно не покупала. Артём сладкое вообще не ел — у него какая-то вечная диета, следит за фигурой, но может сорвался?
Откуда тогда?
Она вспомнила — вчера вечером выносила мусор, ведро было пустое. Значит, эта обёртка появилась сегодня. Но как?
Юля пожала плечами, бросила обёртку обратно в ведро. Странно, конечно, но ладно. Может, она всё-таки что-то путает.
Схватила сумку, ключи, выбежала за дверь. Опаздывала уже.
Дня через три произошло ещё кое-что странное.
Юля пришла домой часов в семь, усталая, вымотанная. День был тяжёлый — начальница придиралась к каждой цифре в отчёте, переделывать заставляла три раза. Она скинула туфли в прихожей, прошла в ванную — умыться, в себя прийти.
Сняла полотенце с крючка — и замерла.
Влажное.
Не насквозь мокрое, но точно влажное. Будто кто-то недавно вытирал руки. Или лицо.
— Тём! — позвала она. — Ты в ванной был и моим полотенцем пользовался?
— Нет, конечно! У меня своё есть! — крикнул он из коридора.
Юля ещё раз провела рукой по полотенцу. Точно влажное. И при этом утром, когда она уходила, оно висело сухое. Она помнила — вешала его после душа на батарею, оно высохло бы к тому времени.
Она повесила полотенце обратно, вышла в коридор. Артём стоял у шкафа, вешал куртку.
— Слушай, какая-то ерунда творится.
— Какая?
— Полотенце в ванной мокрое. А мы оба только пришли.
Артём пожал плечами, даже не обернулся.
— Может, оно с утра не высохло до конца?
— Да всегда высыхало! Я точно помню!
— Тогда не знаю, Юль. Может, батарея плохо топит, влажность в ванной. Зима же, сыро.
Юля прошла в гостиную. Хотела плюхнуться на диван, телевизор включить, расслабиться. Села — и сразу почувствовала что-то не то. Подушка. Она посмотрела вниз.
На подушке была вмятина. Не просто примятость, а именно вмятина — глубокая, чёткая, будто кто-то долго лежал, положив голову набок.
— Артём, иди сюда.
Он зашёл в комнату, доедая бутерброд.
— Что?
— Смотри на подушку. Вмятина. Ты на диване лежал?
— Я же только что пришёл.
— А утром?
— Утром ты сама видела — я кофе выпил и сразу побежал. Времени не было.
Юля провела рукой по подушке. Вмятина глубокая. И свежая — ткань ещё не распрямилась.
— Тут кто-то был.
— Кто?
— Не знаю. Но кто-то точно лежал здесь. Пока нас не было дома.
Артём засмеялся, жуя бутерброд.
— Домовой у нас завёлся, наверное. Приходит, пока хозяев нет, на диванчике отдыхает.
— Я серьёзно говорю!
— И я серьёзно. Домовой. Добродушный такой. Лежит, наш телек смотрит, кофеёк наш попивает.
— Дур...ак ты.
Юля встала, пошла на кухню. Но мысль засела в голове и не уходила. Кто-то был здесь. Точно был. Но кто? И главное — как попал?
Ещё через несколько дней случилось новое.
Юля после работы зашла в магазин, купила продуктов. Хлеб, молоко, сыр. И ещё карамелек на развес взяла — к чаю вечером. Попросила триста граммов, продавщица насыпала, взвесила, запаковала в прозрачный пакетик. Юля видела — пакет полный, конфет там много.
Пришла домой, разложила продукты. Конфеты положила в шкафчик на кухне, на среднюю полку.
На следующий вечер вспомнила про них. Хотела к чаю. Открыла шкафчик, достала пакет.
Лёгкий. Слишком лёгкий.
Она заглянула внутрь. Там штук десять конфет. Может, двенадцать. Не больше.
— Тём, ты конфеты ел?
— Какие конфеты? — Он сидел в кресле, в ноутбук уткнулся.
— Карамельки. Я вчера граммов триста купила.
— Я ж сладкое не ем, ты же знаешь.
Юля высыпала конфеты на ладонь. Пересчитала. Одиннадцать штук. Вчера пакет был полный до краёв.
— Тём, ну посмотри.
Он нехотя оторвался от экрана, подошёл.
— Что такое?
— Смотри. Вчера тут была куча конфет. Сегодня одиннадцать штук.
— Может, ты вчера наелась и не помнишь?
— Я их вообще не трогала! Купила, в шкаф сунула, и всё!
Артём почесал затылок.
— Тогда, может, в магазине тебе меньше насыпали, чем ты думала?
Юля покачала головой. Нет, она видела. Пакет был полный. Продавщица насыпала, взвесила — триста граммов ровно. Она домой же его принесла и в шкаф поставила.
А ещё Юля вспомнила ту обёртку в мусорке на прошлой неделе. Золотистую, с красными полосками. Точно от таких же карамелек.
— Слушай, а твоя мама случайно к нам не заходила?
Артём удивлённо посмотрел на неё.
— Мама? С чего бы?
— Ну... может, хотела что-то принести? Или забрать?
— Она бы позвонила заранее.
Юля кивнула. Поставила пакет с конфетами обратно в шкаф.
Но в голове не отпускало. Что-то происходит. Что-то странное.
Прошла ещё неделя с небольшим. Юля открыла холодильник, чтобы достать колбасу на бутерброды. Смотрит — и не верит глазам.
Докторская. Она позавчера купила целую палку, большую, граммов на пятьсот. Принесла домой, отрезала себе три тонких ломтика на завтрак. Положила обратно в холодильник, завернув в пакет.
А сейчас смотрит — не хватает огромного куска. Граммов сто точно. Может, больше.
— АРТЁМ!
— ЧТО?! — Он выскочил из ванной с зубной щёткой во рту, пена на губах.
— Колбаса! Её кто-то жрёт! Посмотри!
Он подошёл, заглянул в холодильник.
— Юль, ну может, ты больше отрезала, чем думала?
— Три тонких ломтика! Вот таких! — Юля показала пальцами толщину. — А тут не хватает вот столько! — Она развела руки сантиметров на десять.
— Ну... может, я ночью вставал, перекусить захотелось?
— У тебя диета строжайшая! Ты колбасу вообще месяц не ел!
— Ладно, не ел. Тогда правда не знаю.
Юля захлопнула дверцу холодильника. Села на стул, уставилась на мужа.
— Артём, у нас кто-то в квартире бывает. Регулярно. Почти каждый день. Этот кто-то ест нашу еду, пьёт наш кофе, валяется на нашем диване, пользуется нашими полотенцами.
— Юля, это какой-то бред. Как кто-то может сюда попасть? У нас же дверь на замке.
— Вот это я и хочу узнать. Обязательно узнаю.
На следующее утро Юля проснулась раньше будильника. Артём ещё спал, посапывал в подушку. Она тихонько встала, прошла на кухню.
Открыла шкафчик, достала оттуда свою баночку с пудрой для лица. Аккуратно, тонким слоем насыпала пудру на ручку того шкафчика, где хранились конфеты. Если кто-то откроет его — на пальцах обязательно останется след и блестки будут по всей квартире!
Потом прошла в гостиную. Взяла тонкую шерстяную нитку из своей коробки для рукоделия. Положила нитку на диванную подушку — ровно поперёк, чтобы видно было. Если кто-то ляжет на диван — нитка точно собьётся.
Артём вышел на кухню, зевая и потягиваясь.
— Ты чего так рано встала?
— Не спалось почему-то.
— Может, заболеваешь?
— Нет, нормально всё.
Они позавтракали вместе, собрались. Юля последний раз глянула перед уходом — нитка лежит ровно на подушке, пудра тонким слоем на ручке шкафчика.
Вечером она вернулась домой первой. Артём ещё на работе застрял — написал, что задержится.
Юля вошла в квартиру, скинула ботинки, прошла в гостиную.
Подушка. Нитка.
Нитка сбита. Лежит не там, где была утром. Сдвинута к самому краю подушки, почти свалилась.
Кто-то лежал на диване. Точно лежал.
Сердце застучало быстрее и громче. Юля пошла на кухню. Открыла шкафчик с конфетами. Пакет полупустой. Конфет осталось штук пять, не больше.
Посмотрела на ручку шкафчика. Пудра смазана. Кто-то пытался стереть её, провёл рукой, но следы остались — размазанные, явные.
Юля медленно села на стул. Руки дрожали. Дышать стало трудно.
Кто-то приходит в их квартиру. Каждый день. Или почти каждый. Этот кто-то ест их продукты, пьёт их напитки, лежит на их мебели, роется в их шкафах.
Но кто это? И самое главное — как этот человек попадает внутрь?
Когда Артём вернулся с работы, Юля молча показала ему нитку. Потом ручку шкафчика с размазанной пудрой. Потом полупустой пакет с конфетами.
Артём смотрел, и лицо у него становилось всё серьёзнее.
— Значит, ты не придумывала.
— Нет. Не придумывала.
Он потёр лицо ладонями.
— Но как? Дверь же заперта. Замок целый, я проверял. Взломать его сложно, там хорошая система.
— Значит, у кого-то есть ключи. Другого объяснения нет.
— У кого? У меня два комплекта ключей — один мой, второй твой.
Юля посмотрела на мужа внимательно.
— Ты уверен? Может, ты кому-то давал? Друзьям своим? Родителям?
Артём замер. Лицо изменилось, глаза расширились.
— Маме.
— Что?
— Маме. Я ключи давал маме. Давно. Когда мы только вместе стали жить, три года назад. Она попросила дубликат на всякий случай — вдруг что-то срочно понадобится принести или забрать. Я сделал копию, отдал ей. А потом... забыл попросить обратно.
Юля смотрела на него и не могла поверить в то, что слышит.
— Валентина Ивановна? Твоя мать?
— Да. Извини, я правда думал, что она ими не пользуется. Она ведь ни разу не говорила, что заходила.
— Артём. Твоя мать приходит в нашу квартиру каждый божий день. Жрёт наши продукты. Пьёт наш кофе. Валяется на нашем диване. Шарится по нашим вещам и шкафам!
— Откуда ты знаешь, что она по вещам шарится?
— А откуда она, по-твоему, знает, где у нас лежат конфеты?! В каком именно шкафчике, на какой полке?!
Артём молчал. Стоял, смотрел в пол.
— Я ей сейчас позвоню.
— Не надо.
— Почему?
— Потому что я хочу поймать её сама. Увидеть своими глазами, что именно она здесь делает. А уже потом поговорить с ней. Лично, с глазу на глаз.
На следующий день Юля позвонила на работу, сказала, что идёт к врачу. Отгул взяла. Артём ушёл на работу как обычно, Юля вышла из квартиры вместе с ним, как будто тоже на работу собралась. Но никуда не поехала.
Дождалась, пока Артём сядет в машину и уедет. Потом вернулась в подъезд, поднялась на лифте этажом выше. Позвонила в дверь к Лидии Семёновне, пожилой соседке.
— Юлечка? Что-то случилось?
— Лидия Семёновна, можно я у вас посижу? Часа два, может, три?
— Конечно, заходи, деточка. Чаю хочешь?
— Нет, спасибо большое. Я просто... у окна посижу тихонько, если можно.
Лидия Семёновна кивнула, ничего не спросила. Принесла Юле чашку с печеньем, поставила на подоконник, ушла на кухню заниматься своими делами.
Юля смотрела в окно на двор. Детская площадка, парковка, дорожки. Ждала.
Без двадцати одиннадцать увидела знакомую фигуру. Валентина Ивановна шла к подъезду быстрым шагом. Сумка в руке, старый тёмный плащ, платок на голове. Зашла в подъезд.
Юля подождала ещё минут пять. Потом тихо спустилась по лестнице к себе на этаж. Подошла к двери своей квартиры, приложила ухо к дереву.
Внутри кто-то ходил. Шаркали тапки по полу. Звякнула посуда на кухне.
Юля достала из кармана свои ключи. Медленно, почти беззвучно вставила ключ в замок. Повернула. Щёлкнул язычок.
Она открыла дверь. Вошла в прихожую. Разулась, не издавая ни звука.
Из кухни доносился тихий голос. Валентина Ивановна что-то напевала себе под нос — старую песню, мотив знакомый.
Юля прошла по коридору на цыпочках. Остановилась у входа на кухню. Заглянула.
Свекровь сидела за их столом. Перед ней стояла тарелка с бутербродами — с их докторской колбасой, Юля узнала. Чашка с чаем дымилась. На пальцах правой руки, которой Валентина Ивановна держала бутерброд, виднелся смазанный светлый след — пудра.
Свекровь жевала не торопясь, смотрела в окно, улыбалась чему-то своим мыслям.
— Здравствуйте, Валентина Ивановна.
Свекровь подскочила на стуле, как ужаленная. Чашка вылетела у неё из рук, полетела на пол. Разбилась вдребезги. Чай разлился широкой лужей, потёк к ножкам стола.
— Юля?! Ты... что ты тут делаешь?! Ты же на работе должна быть!
— Это моя квартира, Валентина Ивановна. Я здесь живу. А вот что вы тут делаете?
Валентина Ивановна схватила тряпку, которая лежала на краю стола, присела на корточки, начала собирать осколки дрожащими руками.
— Я... я просто зашла ненадолго. Хотела проверить, всё ли у вас в порядке. Вдруг что-то случилось, вдруг помощь нужна.
— Проверить? С бутербродом?
— Ну да. Артёмушка же мне их давал когда-то. Сказал, что можно заходить при необходимости.
— Когда именно он это сказал?
— Три года назад. Или даже больше. Когда вы только съехались, начали вместе жить.
— И с тех пор вы регулярно сюда ходите?
Валентина Ивановна встала с пола, держа в руке тряпку с осколками. Выбросила их в ведро.
— Ну... иногда захожу, когда вас нет. Проверяю, всё ли в порядке. Цветы могу полить, если вижу, что земля сухая. Пыль протру, если где заметила.
— И конфеты наши съедите. И колбасу нашу. И кофе наш выпьете. И на нашем диване полежите.
Валентина Ивановна покраснела, отвела взгляд в сторону.
— Ну... я пока тут убираюсь, всё-таки устаю. Немножко перекушу. Выпью чашечку чая, кофе… Тебе ведь не жалко, правда?
Юля шагнула на кухню, прямо к свекрови.
— Валентина Ивановна. Вы вообще понимаете, что приходите в чужую квартиру без разрешения хозяев?
— Какую чужую?! — Свекровь выпрямилась, голос стал громче. — Тут мой сын живёт! Мой единственный сын!
— И я. Его жена. И это моя квартира, если что.
— Ну и что с того? Я его мать! Я должна знать, как он живёт, в каких условиях!
— Вы не должны шариться в наших личных вещах без спроса!
— Я не шарюсь! Что за словечки! — Валентина Ивановна повысила голос. — Я порядок навожу! Слежу за чистотой! Вы же молодые, работаете, вам некогда за домом следить!
Юля подошла к столу. Схватила тарелку с недоеденными бутербродами. С размаху швырнула её в раковину. Тарелка с грохотом ударилась о металлическую мойку.
— Убирайтесь. Немедленно.
— Как это убирайтесь?! Я же ещё не всё доела!
— МНЕ ПЛЕВАТЬ НА ВАШ ОБЕД! УБИРАЙТЕСЬ ИЗ МОЕГО ДОМА!
Валентина Ивановна схватила свою сумку, которая висела на спинке стула. Но к выходу не пошла. Стояла в дверном проёме, смотрела на Юлю с обидой и возмущением.
— Неблагодарная! Я о вас забочусь, стараюсь! А ты меня выгоняешь, как последнюю…
— Заботитесь?! Вы жрёте нашу еду без спроса!
— И что такого?! Тебе что, жалко?! Я старая женщина, одинокая! Мне даже не с кем посидеть, чаю нормально попить, поговорить! А тут хоть к детям зайду, немного отдохну, душой отведу!
Юля смотрела на свекровь с удивлением.
— Валентина Ивановна. Если вы хотите прийти к нам в гости — позвоните заранее. Предупредите. Мы вас встретим, пригласим, накормим, чаю нальём. Пообщаемся.
— Зачем мне звонить?! У меня же ключи есть! Мне Артёмушка сам их дал, сам разрешил!
— Артём не давал вам разрешения жить в этой квартире, как у себя дома!
— Я не живу тут! Просто иногда захожу! Это же нормально! Мы ведь все семья!
Юля достала из кармана джинсов свой телефон.
— Валентина Ивановна. Прямо сейчас я звоню в полицию. Говорю, что в моей квартире находится посторонний человек без моего разрешения. Хотите им объяснять, что вы тут делаете?
Свекровь побледнела. Губы задрожали.
— Ты... ты на меня в полицию собралась звонить?!
— Да. Если вы прямо сейчас не уйдёте и не вернёте мне ключи от нашей квартиры.
— Я Артёму пожалуюсь! Он тебе устроит за такое!
— Артём уже всё знает. Я ему вчера вечером всё рассказала.
Это была неправда, но сработало.
Валентина Ивановна порылась в своей сумке. Достала оттуда связку ключей на старом брелоке. Швырнула связку на стол так, что ключи со звоном ударились о столешницу.
— На! Забирай свои проклятые ключи! Но ты запомни — ты разрушила наши отношения! Артём никогда тебе этого не простит! Никогда!
— Посмотрим.
Свекровь развернулась и вышла из кухни. Прошла по коридору. Дверь хлопнула так громко, что в серванте в гостиной задребезжали стёкла.
Юля медленно опустилась на стул. Схватила ключи со стола, сжала в ладони. Металл впился в кожу, было больно.
Значит, вот оно что. Валентина Ивановна ходила сюда неделями, а то и месяцами. Ела их продукты, пила их напитки, валялась на их мебели. Рылась по шкафам, смотрела, где что лежит. И считала всё это абсолютно нормальным поведением.
Вечером, когда Артём вернулся с работы, Юля всё ему рассказала. Он слушал стоя посреди прихожей, и лицо у него становилось всё бледнее и бледнее.
— Извини меня, пожалуйста. Я не думал, что она так будет себя вести.
— Она говорит, что ты ей разрешил приходить.
— Я ключи дал на всякий случай! Но не на каждый день, чтобы она тут жила практически!
Юля встала. Прошла в спальню. Открыла платяной шкаф, достала с самой верхней полки коробку из-под обуви. В коробке лежали деньги — их общая заначка на будущий ремонт в квартире. Двести тысяч рублей.
Она пересчитала купюры. Один раз. Второй раз для верности.
Сто семьдесят тысяч рублей.
— Артём. Иди ка сюда.
Он зашёл в спальню.
— Что случилось?
— Посчитай деньги.
Артём взял пачки купюр из её рук. Пересчитал медленно, внимательно. Лицо исказилось.
— Тридцать тысяч... Куда делись тридцать тысяч?!
— Вот именно. Куда.
Артём схватил свой телефон со стола. Набрал номер. Включил громкую связь, чтобы Юля тоже слышала.
Трубку взяли после пятого гудка.
— Мама. Ты брала у нас деньги?
Голос Валентины Ивановны прозвучал резко, зло, совсем не так, как обычно.
— Да! Брала! И что с того?! Мне на коронку срочно нужны были деньги! Зуб болел невыносимо! А своих денег у меня нет!
— Мам, но это же наша заначка! Наши общие деньги с Юлей! Ты не можешь просто взять их без спроса!
— Почему не могу?! Я твоя мать! Ты мне жизнью обязан! И вообще, я про эту заначку давно знала! И взяла только один раз, когда уже совсем невыносимо стало! Давным-давно уже могла все забрать! Всё прекрасно знаю — где у вас что лежит, где деньги, где документы!
— Ты... ты в наших личных вещах рылась?!
— Ну да, конечно! А что такого-то?! Вы же моя семья! Как я могу не знать, чем вы живёте, что у вас происходит?!
Артём молчал несколько секунд. Юля видела, как у него дёргается желвак на скуле.
— Мама. Ты понимаешь, что это абсолютно ненормальное поведение?
— Что ненормального?! Что я о тебе забочусь, переживаю?!
— Ты не заботишься! Ты крадёшь у нас!
— Не кричи на свою мать!
— Мама, верни деньги. Тридцать тысяч. Верни их обратно.
— Не верну! Я уже их на зуб потратила! Мне коронку поставили дорогую!
— Тогда я обращусь в полицию с заявлением о краже.
— Ты что, совсем с ума сошёл?! На родную мать в полицию?!
— Да. Если не вернёшь деньги.
Валентина Ивановна заплакала в трубку. Громко, надрывно. Голосила, обвиняла Артёма в чёрствости и неблагодарности, жаловалась на тяжёлую жизнь.
Артём нажал на кнопку, отключил звук.
— Юль, что будем делать?
— Менять замки в квартире. А деньги не вернём, это уже понятно. Считай, что мы откупились от неё этими тридцатью тысячами.
— Но это же большая сумма...
— Пусть так. Главное, чтобы она больше никогда сюда не пришла.
Уже на следующий день они вызвали мастера на дом. Мастер приехал, поменял замок на входной двери на новый, более современный. Валентина Ивановна звонить и писать Артёму перестала. Молчала ровно две недели.
А потом Артёму пришло короткое СМС-сообщение: "Ты предал свою родную мать. Никогда в жизни тебе этого не прощу."
Он показал сообщение Юле.
— Что ей ответить?
— Ничего. Просто не отвечай.
Они больше не обсуждали эту тему между собой.
Прошло четыре месяца. Валентина Ивановна ни разу не появилась, не позвонила, не написала.
Юля жила спокойно и размеренно.
Артём как-то вечером попробовал набрать мать. Она трубку не взяла. Он отправил голосовое сообщение, попросил перезвонить. Она не перезвонила.
— Обижается до сих пор, — сказал он Юле.
Юля ничего не ответила на это.
Она сидела в кресле у окна с чашкой горячего чая. За окном таял последний снег — март уже вступил в свои права, выдавливал зиму из города.
Это был их дом. Только их двоих. И больше никто не имел права входить сюда без приглашения и разрешения.
Даже родная мать.
Особенно родная мать.