По какому принципу Павел Михайлович Третьяков отбирал произведения для своей коллекции? Покупал ли он признанные шедевры или шел наперекор общественному мнению? Увлекательные истории приобретения 5 шедевров коллекции Третьяковской галереи написала научный сотрудник Музея Павла и Сергея Третьяковых Марфа Кузнецова.
1. Василий Перов. Портрет Ф.М. Достоевского. Приобретено в 1872 году
С самого начала знакомства с Василием Перовым Павел Третьяков проявлял к художнику особое внимание. Он считал художника серьезным мастером и потому приобрел многие из его работ, составив в галерее монографический блок. Особый строй произведений Перова, в которых «зло и мрак» мира в самых разных его проявлениях сочетались с надеждой на скорое просветление, привлекал и других современников художника, в частности Фёдора Михайловича Достоевского.
Третьяков высоко ценил и творчество Достоевского, был солидарен со многими его идеями. Дочь коллекционера Александра впоследствии вспоминала, что никто из писателей не имел более сильного духовного и нравственного влияния на ее родителей. И Павел Михайлович, и Вера Николаевна не раз перечитывали произведения Достоевского, находя в них новые глубокие смыслы.
С 1869 года Павел Третьяков начал формировать внутри своей коллекции портретную галерею, увековечивая в живописных произведениях лучших людей русской нации. Делая заказы мастерам, Павел Михайлович видел свою задачу в создании условий для гармоничного взаимодействия модели и художника, которое позволило бы добиться высокого результата. Вдохновленный общением с Достоевским, Перов в письме к коллекционеру подтвердил, что личность портретируемого «для живописи будет также интересна».
2. Илья Репин. Крестный ход в Курской губернии. Приобретено в 1883 году
Одно из ключевых полотен русского реализма Третьяков приобрел сразу, опасаясь конкуренции. Идея картины родилась у Репина в конце 1870-х годов на его малой родине — в Чугуеве, под Харьковом, а в 1881 году он стал свидетелем торжественного религиозного шествия в Курской губернии. Оно вдохновило его на создание произведения, которое побуждало к размышлениям о судьбе и характере русского народа.
Художника особенно волновали живописные и пластические задачи в картине. Его целью было передать эмоциональное состояние паломников, их различное отношение к происходящему — от ханжества, равнодушия и спеси до искренней веры — в знойный солнечный день. Об этом ярко свидетельствуют слова самого Репина: «…А ведь у меня [в “Крестном ходе”] все должно быть на солнце». Неслучайно композиционным центром полотна становится освещаемая солнечным лучом икона в золотом окладе, которую несет помещица.
Между тем полотно вызвало немалые толки в обществе: художника обвиняли в искажении образа России. Это не укрылось от внимания коллекционера. После покупки картины Третьяков писал Репину: «На днях я слышал разговор художников, что у Репина в картинах и этюдах все фигуры некрасивые, что у него люди ухудшенные против натуры; в этом, пожалуй, есть доля правды. <…> мне кажется, было бы очень хорошо на место бабы с футляром поместить прекрасную молодую девушку, которая бы несла этот футляр с верою и даже с восторгом…» Однако Репин отказался смягчить критический настрой. По его мнению, многообразие характеров составляло «правду жизни»: «…она всегда заключает в себе глубокую идею и дробить ее, да еще и умышленно, по каким-то кабинетным теориям плохих художников и ограниченных ученых — просто профанация и святотатство».
3. Василий Суриков. Боярыня Морозова Приобретено в 1887 году
Формируя музей национального искусства, Павел Третьяков обращал внимание на произведения, в которых раскрывался внутренний драматизм не только современности, но и прошлого. Его привлекала историческая судьба России, выраженная в масштабных полотнах, благодаря которым можно было проникнуть в глубины национального самосознания. Одно из них, написанное Василием Суриковым, Третьяков без раздумий приобрел у автора.
Для художника целью искусства было не воплощение внешней оболочки события, а отражение его духа. В «Боярыне Морозовой» воплотились представления Сурикова о драматических событиях отечественной истории середины XVII века, насыщенных борьбой за религиозные идеалы и породивших сильные характеры с неординарными судьбами. Вместе с полотнами художника «Утро стрелецкой казни» и «Меншиков в Березове», также написанными в 1880-е годы, «Боярыня Морозова» образовала трагическую трилогию о столкновении личности с неумолимым ходом истории. При этом в картине отразились и живописно-пластические поиски Сурикова, его умение представить в полотне многообразие типов и характеров и добиться единства тона при богатстве палитры.
Однако не только Третьякова поразил хоровой характер произведения и его художественные достоинства. Они привлекли и императора Александра III, одного из главных конкурентов Третьякова на художественном рынке, который задумал учредить в Петербурге государственный музей и поддерживать развитие национального искусства. Лев Анисов в своей книге, посвященной биографии и истории собирательства Третьякова, приводит устное предание о встрече царя и коллекционера: «В суриковском зале зашел разговор о “Боярыне Морозовой”. Государь попросил было уступить картину для своего музея. Павел Михайлович на то ответил, что ему она уже не принадлежит, ибо он передает галерею городу. Тогда Александр III отступил несколько от Третьякова и поклонился ему».
4. Исаак Левитан. Над вечным покоем Приобретено в 1894 году
В поисках молодых талантов в 1880-е годы Павел Михайлович Третьяков с интересом посещал не только передвижные выставки, но и ученические выставки Московского училища живописи ваяния и зодчества. На одной из них он обратил внимание на творчество начинающего мастера Исаака Левитана и впоследствии приобрел двадцать произведений художника.
Полотно «Над вечным покоем» Левитан завершил в 1894 году, на озере Удомля, близ Вышнего Волочка. Соединив множество наблюдений за природой, работая в том числе над этюдами в живописном городке Плес на Волге, он создал обобщенный монументально-философский образ, который неслучайно считал самым значительным своим произведением. Художник ценил и его нахождение именно в галерее Третьякова.
В письме к коллекционеру он признавался: «Я так несказанно счастлив, что моя работа снова попадет к Вам, что со вчерашнего дня нахожусь в каком-то экстазе. <…> Но что эта последняя попала к Вам, трогает меня потому так сильно, что в ней я весь, со всей моей психикой, со всем моим содержанием, и мне до слез больно бы было, если бы она миновала Ваше колоссальное собрание (конечно, не в смысле количества нумеров и громадности денежных затрат, но в смысле прекрасного подбора, ясно говорящего о Вашем глубоком понимании искусства и о Вашей трогательной и бескорыстной любви к нему)».
5. Виктор Васнецов. Богатыри Приобретено в 1898 году
К творчеству Виктора Васнецова, одного из наиболее крупных отечественных мастеров, близкого друга семьи Третьяковых, коллекционер питал особую любовь. Он невероятно ценил талант художника к церковной живописи. В 1893 году Павел Михайлович приобрел восемь картонов, исполненных в период работы Васнецова над росписями Владимирского собора в Киеве. Не стали исключением и произведения на былинно-сказочные темы, в которых Васнецов представил свой вариант постижения духа национальной истории.
Первый карандашный эскиз «Богатырей» был сделан еще в 1871 году, после чего Васнецов не переставал думать о полотне, считая его создание «обязательством перед родным народом». Показательны слова критика Владимира Стасова: «А между тем, что Васнецов привез нам? Если не самое капитальное, то, наверное, уже одно из самых капитальнейших своих созданий <…> Тут он положил все свое знание и все свое умение, насколько у него есть оно».
Приобретение такого масштабного произведения, как «Богатыри», вписывалось в собирательскую политику Третьякова, который в 1880–1890-е годы покупал большие полотна бытового и исторического жанров у Ильи Репина, Василия Сурикова, Василия Верещагина и других мастеров. «Богатыри» стали последним приобретением собирателя. Картина обрела свое место в галерее за две недели до смерти Третьякова в 1898 году. На том же месте, в большом зале второго этажа, на стене, завершающей перспективу верхних экспозиционных помещений, она находится и сегодня.
ПОЛНОСТЬЮ ЧИТАЙТЕ СТАТЬЮ НА ЛАВРУСЕ