В числе многих российских знаменитостей, в различные времена посещавших Пруссию, был и Никита Демидов (титульная иллюстрация - портрет работы художника Фёдора Рокотова). Представитель известной династии уральских горнозаводчиков вполне мог позволить себе долгое заграничное путешествие, ибо успел доказать, что, вопреки расхожему постулату, природа на детях не всегда отдыхает. По крайней мере, именно так было в случае с Никитой Акинфиевичем, который уже в 19 лет обладал недюжинной деловой хваткой, успешно развивая семейный бизнес.
Нужно заметить, что, будучи типичным промышленником и помещиком своего времени, этот Демидов нравом был крут и даже, по отзывам современников, частенько жесток. Но при всем при этом покровительствовал ученым и художникам, тратя внушительные суммы на поддержку молодых талантов, в том числе и из своих крепостных, немалое число которых направил учиться в Москву, Санкт-Петербург и даже за пределы богоспасаемого Отечества нашего. Сам интересовался отнюдь не только горным делом и прибылями от своих предприятий: например, он первым в роду начал собирать коллекцию художественных и исторических ценностей.
А к 1771 году Никита Акинфиевич решил, что и ему самому пришел черед поездить по заграницам – не корысти ради, а токмо волею болящей супруги своей. Бездетная Александра Евтихиевна страдала от «прежестокой истерики», и доктора рекомендовали свезти ее попариться «в теплых ключах Спа», а также на консультацию к известному голландскому светилу медицины Гобиусу, который успешно лечил пациентов «ишачьим молоком для наведения тела» и «железными каплями для утверждения нервов». Вняв советам докторов, супруги собрались в дальнюю дорогу и
«учредя <…> все свои дела и испросив высочайшее позволение от ее императорского величества всемилостивейшей нашей государыни, удостоены были к руке, после чего марта 17-то числа пополудни в три часа из Санкт-Петербурга выехали».
Это начальная выдержка из «Журнала путешествия Никиты Акинфиевича Демидова», ставшего весьма любопытным для потомков историческим документом. Из сего дневника (который, справедливости ради, все-таки вел не сам номинальный автор, а его личный секретарь) можно узнать кое-что и о впечатлении, которое производила на русских путешественников тогдашняя Пруссия.
Проделав трехнедельный путь через Лифляндию и Курляндию (то бишь, нынешние «прибалтийские вымираты» в лице Эстонии, Латвии и Литвы) Демидовы 9 апреля
«…приехали в пограничный город Меммель (Мемель, сегодня литовская Клайпеда – ХП), принадлежащий королю прусскому, с пространною гаванью у Балтийского моря на реке Цанге. При нем находится изрядно укрепленный замок. В сем городе остановились мы у почтмейстера, у коего и отобедали, а потом с великою опасностию переправились чрез реку по причине наступающей водополи (половодья - ХП)».
Отобедав на следующий день «в корчме, Шварц Орт называемой», супруги целые сутки тащились в карете по песчаным берегам Куршского залива, прежде чем прибыть в Кёнигсберг к семи часам вечера 11 апреля.
«Остановлены были у почтового двора для осмотру: не имеем ли мы заповедных вещей, невзирая на то, что наши сундуки были пломбированы в Меммеле. Кенигсберг, столичный город короля прусского, в нем производится немалая торговля, стоит на берегу реки Прегеля, чрез которую построено семь мостов. В нем жителей считается, как нам сказывали, до 40 000».
Что до сих пор первым делом покупают туристы в теперь уже бывшем Кёнигсберге? Правильно! Вот и добросовестный секретарь Демидова также не преминул отметить:
«Будучи H.A. в сем городе, купил разные янтарные вещи с насекомыми для своего натуральной истории кабинета. Янтарь оный находят на берегу моря, от польского местечка Поланги до Данцига простирающемся. Он выбрасывается приливом воды и остается на берегах с морским мшистым илом, между коего мы, едучи, сами множество находили».
Совершив пятидневный шоп-тур по кёнигсбергским бутикам, Никита Акинфиевич и Александра Евтихиевна 17 апреля переехали в Пиллау (нынешний Балтийск) -
«пограничную крепость короля прусского и как бы порог в Пруссию от Балтийского моря. Изрядный город и гавань, в котором множество домов на голландский вид выстроены».
Полюбовавшись на высеченную из камня и установленную перед воротами местной крепости конную статую Фридриха-Вильгельма, курфюрста Бранденбурга и великого герцога Пруссии с 1640-го по 1688 годы, Демидовы (с приличными гостиницами в этом городке и сегодня не очень) направились в ближайшую рыбацкую деревню.
«Здесь остановились мы ночевать у почтмейстера, бывшего во время войны (имеется в виду Семилетняя война 1756-1763 годов - ХП) у нас в полону в Сибири», - значится в дневнике.
Видать не худшие воспоминания сохранил пруссак о наших холодных краях, раз проявил такое гостеприимство к прежним врагам. Но это так, к слову. Дальнейший путь до Данцига (теперь польский Гданьск) занял еще двое суток с лишком.
«Довольно славный торговой город при реке Висле, с немецкую милю от Балтийского моря, - читаем в журнале. - Жители сего города торгуют по большей части хлебом и льном. Ежегодно входит в его пристань более 1000 кораблей. В сем городе находится славный арсенал, в коем великое множество мортир, пушек, ружей, пистолетов, лат, копьев и щитов, однако все сии военные снаряды служат более украшением городу, нежели обороною. Под сим арсеналом внизу винный погреб, в коем великое множество находится бочек с винами разных сортов».
В пресловутом погребке Никите Акинфиевичу наверняка глянулось. Потому что вояж с драгоценною своею половиною он смог продолжить только вечером 24 апреля, посетив Оливский монастырь в миле от Данцига.
«Осмотря церковь сего монастыря, были и в епископском доме, довольно хорошо убранном, к коему принадлежит и сад. В оном лучше всего примечания достойна высоко растущая аллея, простирающаяся к морю. 25-го апреля, подъезжая к деревне, называемой Уцоу, ввечеру слышали в первый раз гром и видели молнию, а в некоторых местах лежал еще и снег, что в тамошних местах редко бывает. На другой день, то есть 26-го, было после грому время приятное, и мы ехали с немалым удовольствием по местам аллеями, фруктовыми деревьями обсаженными».
Берлин, куда Демидовы прибыли 1 мая, встретил их неласково. Поскольку был праздник (не День международной солидарности трудящихся, просто тогда этим словом обозначали каждый выходной) сотрудники пакгауза, где надлежало произвести осмотр багажа иностранцев, на рабочих местах отсутствовали. Пришлось оставить на парковке «весь экипаж» и пешком добираться до постоялого двора «Город Париж», благо он находился поблизости. Приятной компенсацией стал ужин у российского посланника «князя Володимера Сергеевича Долгорукова». Он же пригласил супругов на завтрашний обед, как только те вызволят свою карету – это получилось «с великими хлопотами по причине строгости таможенного директора».
Насытив тело, решили усладить душу, вместе с Его сиятельством отправившись на королевскую фабрику фарфора, «где между прочими прекрасно сделанными вещьми видели неоконченный еще искусной работы сервиз».
«В бытность нашу осматривали мы сей город, который есть его величества короля прусского резиденция, продолжал кропотливо фиксировать секретарь. - В оном против дворца на мосту поставлена медная конная статуя курфирста Фридерика Вильгельма Великого (см. выше – ХП) с прикованными по четырем сторонам углов пленными невольниками, которая сделана довольно искусно. Таможня и все сборы государственные на откупе у французских рефужиев (так от французского refugié - «укрывающийся» тогда называли французских эмигрантов-гутенотов, большинство которых приютила Пруссия - ХП), делающих великие жителям из корысти своей притеснения - так, как и в Кенигсберге жиды».
Ничего оскорбительного по понятиям того времени в последнем слове не было, этим термином обозначали польских евреев, которые и впрямь держали под жестким контролем торговлю и откупа во многих городах Польши и Пруссии.
Побродив неделю по берлинским улицам, Демидовы удачно посетили Потсдам, где повстречались с королевскою свитою, которая ожидала, когда Фридрих II отобедает и произведет очередной смотр войскам. Пообедавши сами, наши путешественники
«…ездили смотреть дворцы, старый, именуемой Sans Soucis (Сан-Суси, ансамбль из дворцов и садов близ Потсдама, сформировавшийся во время правления Фридриха Великого - ХП), и новый, нынешним королем построенный - Mon Bijou (Мон-Бижу, замок на реке Шпрее - ХП). В первом видели картинную галерею, в ней лучшие Рубенсовы, Вандиковы, Жордансовы (соответственно Питер Пауль Рубенс, Антонис Ван Дейк, Якоб Иорданс, известных фламандские художники - ХП) и прочих славных пинселей (от немецкого Pinsel – « кисть», т. е. в переносном смысле живописец – ХП) картины. В сей галерее столбы мраморные лучшей нынешнего вкуса архитектуры. Она построена на горе, а внизу находится хорошо расположенный сад с теряющимися из виду аллеями, в коих во многих местах представляются биющие фонтаны и пруды.
В другом же архитектура в римском вкусе, а лучшее всего - когда смотришь из середины дворца, то вдруг представится глазам прелестный портик, окруженный двумя в симметрию примыкающимися обелисками, по краям домиками или павилионами в полуциркуле. Сквозь же портика, несколько вдавшегося в средину, видна пропадающая из глаз аллея. В сем дворце мебели, картины, столы всякого сорта и вазы сделаны в древнем вкусе из агату и украшены золоченою медью. При нем находится маленький театр, а под ним внизу грот, выкладенный раковинами и кусками хрустальными изрядным рисунком; на дороге, ведущей к сему дворцу, и на горе построены китайские мечети и храм наподобие древних».
М-да, судя по столь подробному описанию, экскурсия произвела на «руссо туристо» неизгладимое впечатление!
Однако продолжим.
«9-го майя ввечеру, в 8 часов, доехали ночевать в Магдебург, столицу княжества Магдебургского, великий и во всей земле славный город на реке Эльбе в Нижней Саксонии, укрепленный по новому образцу фортификации, - сообщает дневник. - Здешний собор (Кафедральный собор святых Маврикия и Екатерины XIII века, тогда самый высокий в Восточной Европе - ХП) почитается за лучшую и великолепную церковь. В особливом при оном приделе погребены два Оттона, цесари римские».
Действительно, в упомянутом соборе находятся гробницы императоров Священной Римской империи Оттона I Великого (963-973 гг.) и Оттона III по прозвищу Чудо мира (983-1002). Так что, посетителям и тут было на что поглазеть. Тем временем секретарь прилежно продолжал свою работу:
«Против собора находится изрядный королевский дом, а подле реки Эльбы вновь построена крепость. Сей город принадлежит королю прусскому. На реке преогромный построен мост. О народе хотя точно не можно заключить ничего по краткости времени нашего здесь пребывания, однако, повидимому, оный не столько груб, как в других местах, кои мы проехали. Стояли на постоялом дворе «Кениг фон Прейссен» называемом. Улицы здесь весьма тесны, строение старинное, а около города все почти озера и болоты, почему мостовая, пред оным находящаяся, вся поднята аршина на три вышины и вымощена камнем, а во многих местах и мосты построены каменные».
Из пределов Пруссии Демидовы с сопровождающими 12 мая переместились в нижнесаксонский город Вольфенбюттель, историческую столицу княжества Брауншвейг-Волфенбюттель. Где
«…уже при самом въезде увидели великое различие пред Пруссиею. При весьма хорошей погоде с удовольствием смотрели мы на преизрядное строение загородных домов, садов и мыз».
Следующие два с лишним года Демидовы колесили по Германии, Англии, Италии, Франции, сравнительно надолго задержавшись только в Париже, где в январе 1772 года Александра Евтихиевна вдруг почувствовала себя беременной и 26 сентября родила дочь. Как видно, назначенное лечение оказалось эффективным.
Наконец, осенью 1773-го собрались восвояси. Домой ехали знакомым маршрутом через Берлин, 7 октября устроившись в том же постоялом дворе «Город Париж» и вновь с подачи друга семьи светлейшего Володимера Сергеевича съездив на фарфоровую фабрику,
«…где заказали за 320 червонных десертный сервиз, заключив контракт с главным содержателем оной».
Немцы до сих пор ценят денежных русских туристов, хотя вида стараются не показывать.
Из Берлина до Данцига теперь двигались неспешно, целых восемь с половиной дней. Тому имелись веские причины.
«В рассуждении дурной дороги <…> наняли фурманщиков, - читаем мы в путевом дневнике. - И 15-то октября поутру выехали из Данцига и на дороге 17-го по оплошности извозчика, правившего лошадей, карета, где находилось дитя с няньками, кормилицею и камердинером, опрокинулась в ров, чем Александра Евтиховна, как мать, более всех испугана была. Но, по счастию, дочь Катерина Никитишна, быв на руках у расторопного человека, осталась невредима. А как сие приключилось неподалеку от находящейся тут корчмы, то немедленно вошли в оную, дабы успокоить дитя и сделать вспоможение раненым женщинам, где и ночевать принуждены были. А на другой день как карета была починена, то, продолжая наш путь, приехали в Кенигсберг 18-го. Ввечеру призывали лучшего лекаря для вспоможения раненым».
Достигнув все той же долгой дорогой в дюнах 24-го октября Мемеля, Демидовы отобедали у знакомого ветерана Семилетней войны, после чего вновь
«накупили у разносчиков разных янтарных с насекомыми вещей и, переночевав, выехали из сего города 25-го».
Превосходная работа заграничных эскулапов продолжала сказываться - Александра Евтихиевна была уже вторично на сносях. Это подтверждается в записках секретаря:
«9-го ноября поутру не могли уже выехать по причине, что Александра Евтиховна с осьмого часу начала чувствовать приближение ею родин, для чего послали немедленно по бабку, а между тем упросили и почтмейстерскую жену о неоставлении в сем случае вспомоществованием. А в 9 часов с четвертью благополучно разрешилась от бремени, и к неописанной радости ее супруга даровал ему Бог сына, как бы в награждение за его столь дальнее и многотрудное путешествие, предпринятое им единственно для ее исцеления. Новорожденной же по прочтении молитвы наречен Николаем».
Вдвое увеличившееся за годы своих странствий семейство 22 ноября 1773 года вкатилось в Санкт-Петербург.
«И окончали тем счастливо наше путешествие, привезши в Отечество, к великому удовольствию Никиты Акинфиевича, дочь и сына», - резюмирует добросовестный секретарь.
Остается лишь сказать, что свой «Журнал путешествий» Демидов опубликовал в 1786 году, за год до своей смерти.
Сочинение вышло ограниченным тиражом, поскольку предназначалось не для продажи, а для приватных подарков родственникам и друзьям.