Утро начиналось с того, что я не могла найти второй тапок. Левый валялся под кроватью, а правый будто испарилась. Я ползала на четвереньках по холодному линолеуму, ругаясь шепотом, чтобы не разбудить сына. нашла его за батареей, весь в пыли и кошачьей шерсти. Кошка, конечно, спала на подушке, как ни в чём не бывало.
Я встала в шесть двадцать, хотя будильник был на шесть сорок пять. Просто открыла глаза и поняла: всё. Больше не сплю. Лежала ещё минут десять, глядя в потолок, где паутина в углу уже третий месяц висит аккуратным треугольником. Пыль я тоже не вытирала третий месяц. Сил не было.
В ванной зеркало показало женщину с мешками под глазами и волосами, которые когда-то были «каштановыми с золотистым отливом», а теперь просто «непонятного цвета». Я умылась холодной водой, до боли в висках, и пошла будить Артёма.
Он спал, уткнувшись носом в плюшевого медведя, которого всё ещё называл «Мишей», хотя ему уже десять. Я присела на край кровати и погладила его по голове. Волосы мягкие, тёплые. Запах детского шампуня, который я покупаю в «Магните» по акции. Он пошевелился.
— Мам… ещё пять минут…
— Артём, вставай. Сегодня контрольная по математике.
Он застонал, зарылся глубже в подушку. Я встала и пошла на кухню ставить чайник. Руки сами тянулись к пачке сигарет в верхнем ящике, хотя я бросила три года назад. Просто держала их там «на всякий случай». Случай, видимо, наступил.
Я закурила у открытой форточки, глядя, как дым уходит в серое ноябрьское небо. Внизу соседка выгуливала своего мопса. Тот тужился у каждого куста, будто решал судьбы мира. Я улыбнулась криво. Вот и вся жизнь: тужимся, тужимся, а — кучка на газоне.
Чайник закипел. Я выкинула окурок в раковину и залила его водой. Запахло горелой бумагой и табаком. Нормально. Как раз по настроению.
Артём вышел на кухню в пижаме с покемонами, которую уже давно пора выкинуть — она ему до пупка.
— Мам, а ты опять курила? Пахнет.
— Нет, это сосед снизу. У него опять проводка горит.
Он посмотрел на меня долго, как будто проверял, вру ли я. Потом и полез в холодильник за йогуртом.
Я отвернулась к окну. Лгать собственному ребёнку по утрам — это уже какой-то новый уровень.
В восемь пятнадцать мы уже выходили из подъезда. Он впереди, я сзади, с тяжёлым рюкзаком за спиной, потому что он «забыл» его взять. Дождь моросил мелко и противно, как будто специально, чтобы добить.
— Мам, а ты сегодня с работы пораньше сможешь? У меня тренировка в пять.
— Постараюсь, Тём. Если начальник отпустит.
Он кивнул и побежал к остановке. Я осталась стоять, глядя, как он исчезает в толпе школьников. В горле стоял комок. Я проглотила его вместе со слюной и пошла в другую сторону — к метро.
В вагоне было душно. Кто-то рядом ел шаурму. Пахло чесноком и потом. Я уткнулась лбом в холодное стекло и закрыла глаза. В голове крутилась одна мысль: «Когда всё это кончится?»
Работа встречала привычным гулом принтеров и запахом дешёвого кофе. Я пришла на десять минут раньше, чтобы никто не заметил, что вчера ушла на час раньше. Начальница, Ирина Викторовна, уже сидела в своём кабинете с лицом, будто всю ночь считала чужие деньги.
— Ольга Сергеевна, зайдите ко мне, пожалуйста.
Я зашла. Внутри всё сжалось. Опять.
— У нас сокращение штата, Олечка. Вы же понимаете… ситуация в стране… Вы у нас хорошая, но стаж маленький, ребёнок… В общем, мы вынуждены с вами попрощаться. Последний день — тридцатое ноября.
Я стояла и смотрела на неё. Она говорила ещё что-то про выходное пособие, про рекомендацию, про «не переживайте, вы молодец». Я не слышала. В ушах звенело.
— А… а как же ипотека? — вырвалось у меня.
Она развела руками. Мол, не мои проблемы.
Я вышла из кабинета и пошла в туалет. Заперлась в кабинке и просто сидела там минут двадцать. Не плакала. Просто сидела. Потом достала телефон и написала Артёму: «Всё нормально, солнышко. Люблю тебя».
Он ответил сердечком.
Весь день я сидела за компьютером и делала вид, что работаю. На самом деле просто открывала и закрывала вкладки. В обед пошла в столовую, взяла пюре с котлетой, съела половину и выкинула. Вкуса не чувствовала.
Домой я пришла в семь вечера. Артём уже был дома — тренер отпустил пораньше из-за дождя. Он сидел за уроками, на столе стояла тарелка с недоеденными макаронами по-флотски.
— Мам, ты чего такая грустная?
— Устала просто.
Он подошёл и обнял меня. Голова у него уже почти до моего плеча. Я уткнулась носом в его волосы и вдохнула запах шампуня, пота и детства, которое скоро кончится.
Ночью я не спала. Лежала и смотрела в потолок. Рядом Артём сопел во сне. Кошка спала у меня в ногах, тёплая и тяжёлая. Я думала о том, что через три недели у меня не будет зарплаты. Что ипотека — двадцать восемь тысяч в месяц. Что на еду остаётся двенадцать. Что у меня нет сбережений. Что мама в Тамбове болеет, и ей нужны лекарства. Что я уже три года не была в отпуске. Что мне тридцать пять, и я устала.
Наутро я встала раньше всех. Сварила кофе, выпила две чашки подряд. Потом села за кухонный стол и открыла ноутбук. Зашла на сайт по поиску работы. Открыла CV, которое не обновляла пять лет. Начала переписывать.
Артём вышел на кухню, потирая глаза.
— Мам, ты чего так рано?
— Работу ищу, Тём. Меня… сократили.
Он замер в дверях. Потом подошёл и сел рядом. Молчал долго.
— А мы… справимся?
Я посмотрела на него. Глаза большие, серьёзные. И поняла, что сейчас нельзя врать.
— Не знаю, сынок. Но попробуем.
Он кивнул и положил голову мне на плечо. Так мы сидели минут десять. Потом он пошёл чистить зубы, а я продолжила строчить описание опыта.
Днём я обзванивала всех, кого знала. Подругу Лену из универа, которая теперь в HR. Бывшую коллегу Свету, которая ушла в декрет и открыла своё ИП. Даже бывшего — Диму, хотя мы не общались семь лет. Он взял трубку сразу.
— Оля? Ты? Что случилось?
Я рассказала коротко. Он помолчал.
— Приезжай завтра в десять. У нас как раз вакансия бухгалтера освобождается. Зарплата чуть меньше, но коллектив нормальный. И рядом с домом.
Я не поверила своим ушам.
— Дим… ты серьёзно?
— Оля, я хоть и козёл был, но не совсем. Приезжай.
Я положила трубку и заплакала. Прямо на кухне, уткнувшись в ладони. Артём зашёл, увидел, обнял сзади.
— Мам, ты чего?
— Ничего, Тёмыч. Просто… кажется, свет в конце тоннеля.
Он хмыкнул.
— А я думал, это поезд.
Я рассмеялась сквозь слёзы. Впервые за долгое время по-настоящему.
Следующие две недели были адом. Я дорабатывала на старом месте, хотя там уже все знали, что меня увольняют. Начальница делала вид, что всё нормально, но смотрела с жалостью. Коллеги шептались за спиной. Я приходила домой, падала на диван и лежала, глядя в потолок.
Но потом я вышла на новую работу. Зарплата правда была меньше на семь тысяч, но офис в пятнадцати минутах пешком. Начальник — женщина лет пятидесяти, спокойная, без истерик. Коллектив — три тётки и один парень-студент, который пьёт энергетики и шутит про котиков.
Я приходила домой в шесть, а не в восемь. Готовила нормальный ужин, а не сосиски с макаронами. Артём стал больше улыбаться. Даже кошка перестала гадить в тапки.
Однажды вечером, в конце декабря, пошёл снег. Первый настоящий, пушистый. Мы с Артёмом вышли во двор лепить снеговика. Он был в старой куртке, которая уже мала, но новую мы пока не купили. Я в мамином пуховике девяностых годов, который нашла в шкафу.
Мы лепили, смеялись, кидались снегом. Снеговик получился кривой, с морковкой набок. Но живой.
Потом мы зашли домой, я сварила какао с зефирками. Мы сидели на кухне, пили, смотрели в окно. Снег падал тихо и медленно.
Я посмотрела на него. На его красные от мороза щёки. На веснушки, которые даже зимой не исчезают. На глаза — мои глаза, только молодые.
— Устала, Тём. Очень. Но… теперь как-то легче.
Он кивнул, как будто всё понял. Потом придвинулся ближе и положил голову мне на плечо.
Я обняла его. И впервые за долгое время почувствовала, что дышу.
Не легко. Не свободно. Но дышу.
За окном падал снег. В квартире пахло какао и хвоей — мы нарядили маленькую ёлку, которую купили за пятьсот рублей на рынке. Кошка спала на батарее. Артём дремал у меня на плече.
Я сидела и думала: наверное, так и бывает. Не заканчивается всё красивой точкой. Не приходит принц. Не падают деньги с неба.
Просто в какой-то момент ты перестаёшь быть одной против всего мира.
Просто рядом человек, который говорит: «Приезжай, помогу». Или ребёнок, который обнимает и молчит вместе с тобой. Или подруга, которая присылает голосовое: «Оль, держись, я с тобой».
Просто ты встаёшь утром, и хоть тапка опять нет, но ты уже знаешь — она где-то рядом.
И это уже не мало.
Если вам понравился рассказ — поставьте лайк, напишите в комментариях, было ли у вас такое, когда казалось, что всё, конец, а потом вдруг… выдох. И поделитесь, пожалуйста, с теми, кому сейчас тяжело. Иногда чужая история — это как рука, протянутая в темноте.