Дождь хлестал со всех сторон. Как будто кто-то сверху решил смыть с земли всё живое. Я стоял по щиколотку в грязи и повторял себе одно и то же: знал же, что именно здесь будет клад бабки. Знал, что вернусь, что не отступлю. И всё равно внутри щемило, это место было нехорошее.
Деревня эта… даже деревней назвать трудно. Брошенное поселение старообрядцев, затерянное посреди тайги. По рассказам, все они тут и погибли — сами себя заживо закапывали в землянках, уходили в голодные затворы, будто спешили к своему Богу от мира, который считали скверным, дьявольским. Это было ещё до революции. Потом рядом золото нашли, сюда притащились артели, поставили своё село, прожили пару десятков лет и ушли. А к нашему времени уже ничего нет. Костей больше в земле правда, чем досок.
Кладоискатели здесь уже всё перерыли. Каждый куст, каждый остаток сруба. Но я-то знал, куда они не полезут. Не в старые дома, не на кладбище. Там делать нечего. Настоящее место — колодец. Точнее, то, что от него осталось. Сейчас там только яма с обвалившимися краями. Но если копнуть то можно найти древнюю каменную кладку. Колодец этот староверы сами выкладывали. И по слухам, именно туда они и покидали всё, что имели, когда решали уйти из мира.
Я человек бедный. Денег нет, родни нет, никто не поможет. Один в тайгу хожу. Ищу. Всю жизнь что-то ищу. Был во многих местах: под горой Черемшанкой, где старик уверял, мол, золотой крест хранится под старым пнём; бывал у Берёзового мыса, где будто бы утопили сундук раскольники; лазил по пустым полевым землянкам, куда беженцы при царе закапывали серебро. Везде пусто. Только время зря тратил.
Но здесь… здесь у меня были основания. Бабка та не врала. Она там жила рбенком, всё видела своими глазами. С ее рассказ я и пошёл сюда, с верёвкой, лопатой, скудной надеждой, что выберусь когда-нибудь в люди.
Копать было адски тяжело. Земля осенняя, жирная, липкая, осыпается. Ведро тащишьЭ, а половина обратно падает. Я ходил в лес, срубал молодые деревца, строгал их ножом. Укреплял стенки колодца, чтобы не обвалились. Работал и днём, и ночью — всё равно спать было негде, а дождь разницы не делал. За пару дней ушёл вниз метра на четыре с лишним. Верёвку укрепил наверху на старом сосновом корне. И продолжал копать.
Небо уже стало узким светлым кругом над головой. Я в какой-то момент остановился, поднял взгляд и почувствовал, как холод проходит по спине. Один толчок, одна ошибка, и всё. Сырая земля обвалится, и меня тут же задавит. Никто не найдёт.
Но останавливаться я не мог. Я верил, что тут внизу, мой шанс. Единственный.
И вот лопата упёрлась во что-то твёрдое. Я сперва решил, что камень. Но на такой глубине… и так ровно… нет. Камни так не лежат. Я стал разгребать аккуратно. И вскоре вытащил череп. Настоящий. Человеческий. Пустые глазницы смотрели на меня, словно спрашивали: «Зачем пришёл?»
Вот оно. Значит, бабка не врала. Значит, те самые люди действительно ушли сюда умирать. И при них, по словам её, был их последний оберег — то, что считалось самым ценным.
Я копнул ещё, и в этот момент земля под ногами дрогнула.
Сначала будто слегка осела, как старое тесто, а потом резко провалилась. Я дёрнул руками, пытаясь схватить верёвку, но пальцы соскользнули. Всё ушло вниз. Стена поехала, воздух наполнился сырым гулом.
Я полетел.
Не знаю, сколько длилось падение. Секунду? Десять? Вечность? Тело било о стенки, земля сыпалась за шиворот, что-то хрустнуло в плече.
Потом тьма закрыла всё. Будто кто-то сбросил крышку гроба. И я потерял сознание.
***************
Очнулся я от резкой боли. Первый же вдох сказал мне, что с рукой всё плохо, она сломана, и крепко. В висках стучало, рот пересох, а тело будто налили свинцом. Я попробовал шевельнуться и почувствовал под собой холодный грунт.
Свет был. Слабый, тусклый, будто кто-то где-то далеко держал крохотный огарок свечи. Не понять, откуда он лился. Я поднял руку и едва смог различить собственную ладонь, поднесённую почти к самому лицу. За пределами этого светлого пятна стояла абсолютная тьма. Не просто темнота ,а пустота. Никаких очертаний, никаких стен.
Сначала я думал, что лежу на дне колодца. Но стоило подняться на ноги и сделать пару шагов, как понял это не так. Никаких окружений, никаких краёв. Воздух не двигался. Ни малейшего сквозняка. Тишина была такая, что собственный вдох отдавался в ушах.
— Здравствуй, сын.
Голос. Ровный. Старческий. Идущий будто со всех сторон сразу.
Меня прошиб холодный пот. Я резко обернулся — но куда там, тьма сплошная.
— Кто здесь?! — вырвалось у меня. — Эй! Кто ты?!
— Зачем ты пришёл?
Голос не повышал тон. Будто разговаривал со мной уже много лет.
Я взмахнул руками, пытаясь нащупать хоть что-то. Камень. Доску. Человека. Ничего. Вокруг ничего не было.
— Я… Я из села у старой Марьёвки… у горы… Меня зовут Ваня… Упал в колодец… случайно… — слова сами вылетали, я соврал инстинктивно.
— Не упал. — Голос будто знал заранее, что я скажу. — Ты сам докопался до дна. Можешь меня не обманывать.
Я сглотнул.
— Кто ты?..
— Неважно. Важно, кто ты. И зачем пришёл.
— Я Ваня. Из села.
— Хорошо. Ваня из села. — Голос сделался чуть ближе. — Теперь скажи: какой ты человек? В этом смысле я спрашиваю, кто ты.
Я замолчал. В темноте звук моего дыхания стал слишком громким. Прошла минута. Другая.
— Эй… Ты тут?..
— Да. — ответил он. — Я жду.
Я не выдержал и пошёл вперёд, на ощупь. Хоть вокруг и казалось бесконечно пусто, скоро мои пальцы упёрлись в стену — гладкую, земляную, будто кем-то давно утрамбованную. Я обошёл край. Раз. Два. Три. Четыре. Комната. Чёткий квадрат, вырытый глубоко под землёй.
Выходов не было.
Тогда я присел и начал говорить всё, что было на душе: кто я, зачем пришёл, что ищу клад, что мать болеет, что денег нет, что жить уже не знаю как. Слова срывались сами, я уже не понимал, кому вообще всё это рассказываю.
Тишина стояла долго. Потом голос сказал:
— Хорошо. Я дам тебе то, что ты хочешь. Но взамен ты похоронишь наши кости.
И тут что-то произошло.
Свет вспыхнул — резкий, белёсый. Будто кто-то рассыпал пригоршню искр с дневным сиянием. Я стоял посреди просторной комнаты. Стены были земляные, плотные, но гладкие, будто вылизанные. Под ногами лежали кости. Большие, маленькие, человеческие. Они были вдавлены в землю, как будто слой за слоем утопали здесь поколениями.
В центре стоял алтарь, он был грубый, деревянный, старше любого храма, что я видел. На нём лежала икона. Лики почерневшие, но камни сияют. Драгоценные. Золотая оправа. Богатство невероятное.
Над головой был лаз, мой обрушившийся, круглое отверстие с рваными краями. С него вниз свисала моя верёвка.
Мне не нужно было повторять дважды.
Я рванулся вперёд, схватил икону — она была тяжёлая, холодная, ровные края, изгибы, будто на заказ сделанная. С ней в руках я дал деру. Поднимался из последних сил. Сломанная рука ныла так, что хотелось кричать, но я тянулся вверх, за спасением.
Когда выбрался, ослепил дневной свет. Дождь стих. Тайга шумела спокойно, будто ничего не произошло.
А в моих руках была икона — золотая, инкрустированная самоцветами. Богатство. Моё богатство.
Я стоял над обвалившейся ямой и улыбался, как ребёнок.
************
Но дальше всё пошло не так, как я думал. Даже близко не так.
Когда я вернулся, соседи толпились у нашей хаты. А я уже знал, прежде чем кто-то открыл рот. Сердце ухнуло внутрь, но сделать я ничего не мог.
Мать умерла.
Диабет её и так подтачивал, я надеялся хоть немного выправить жизнь, подлечить, сытно кормить… А ночью случился инфаркт, и всё. Одинока она была, пока я по тайге лазил в поисках какого-то чёртова спасения.
После похорон я слетел с катушек. Неделю, две… я уже не помню. Пил до такой степени, что потерял счёт дням. Про икону забыл почти сразу — она валялась где-то в одежде, завёрнутая в тряпку.
А на поминки, в какой-то пьяной безнадёге, занёс её в ломбард. Тупейшее решение за всю мою жизнь.
Камешки оказались стеклом. Золото — только по краю, тонкая окантовка. Сусальное, ненастоящее. Никакой древней ценности, ничего. Копейки дали. Жалкие несколько тысяч.
Я и их промотал. Запил ещё зверее. И всё это под видом «снять стресс». Пока однажды не очнулся и сразу захотел умереть.
Пили мы с Витькой. Познакомились на остановке, он тогда сигареты просил. Дальше как-то само пошло: бутылка, разговор, ещё бутылка. А потом ночёвка в гараже у его приятеля, которого я даже не видел сюда каждый приходил и уходил, кто когда хотел.
А когда я очнулся то Витька лежал рядом. Горло перерезано. Крови много, но уже тёмная, подсохшая. И никого вокруг. Ни хозяина гаража, ни других собутыльников. Только я, да он. И я не знал… не знал, сделал ли это я или нет. Память до утра просто отсутствовала, как вырванная страница.
Я только наклонился проверить пульс и в этот момент в дверь вошли менты. Как будто ждали меня под гаражами и только ждали момента.
Суд длился недолго. Семь лет. Без условных. «Пьян, нож, мотив непонятен» — им хватило. Я даже не оправдывался. Внутри было пусто, как в том подземелье.
В колонии я впервые за много лет начал что-то делать, кроме того как гнить. В библиотеку стал ходить, а там кроме рыбацких газет да любовных романов были только Библия, жития, да старые книги о святых. Я читал их запоем. Не от веры, а от того, что других мыслей в голове уже не осталось.
Постепенно эти книги начали меня захватывать. Не сразу, где-то на середине срока. Тогда я впервые подумал, что всё, что со мной произошло, не случайность. Что-то падение в колодец… голос… сделка… смерть матери… суд… всё это было не просто чередой ошибок.
К тому времени, как я вышел, я уже был готов. Готов стать частью чего-то большего. Готов принять судьбу, которую мне указали.
Готов стать причастным к Божьему промыслу. Или тому, что я считал Божьим промыслом.
Получается теперь я богат… но богат знаниями о боге…
И я все думаю а что было бы если бы я не ушел тогда, а все таки захоронил те кости…
Продолжение следует.
НРАВЯТСЯ МОИ ИСТОРИИ, ПОЛСУШАЙ БЕСПЛАТНО ИХ В МЕЙ ОЗВУЧКЕ.
Я НЕ ТОЛЬКО ПИШУ НО И ОЗВУЧИВАЮ. <<< ЖМИ СЮДА