разъясняет на СМИ2 клинический и бизнес-психолог Станислав Самбурский
Буквально на днях Дмитрий Дибров рассказывал, что он «всего лишь не застегнул ширинку», а главная проблема не то, что мы видели его асоциальное поведение, а нелегальная съёмка и шантаж. Это классическая, как по учебнику, психологическая защита. Вместо того чтобы назвать вещь своими именами («я сделал то, что большинство людей считает неприемлемым»), он меняет местами причину и следствие: не он нарушил границы других, а его границы нарушили, сняв и показав. Это классическая стратегия — не признавать поступок, а объявить себя жертвой обстоятельств и переключить внимание: не на то, ЧТО ты сделал, а на ТО, как тебя за это поймали.
С Долиной мы, скорее всего, увидим ту же тройку ходов.
Первый — усилить образ жертвы: её обманули мошенники, отняли сотни миллионов, она пережила стресс, травлю, давление, а теперь интернет-хейт можно списать на ботов и информационные атаки.
Второй — спрятаться за формулу «я действовала по закону»: суд решил, экспертизы проведены, сделки признаны недействительными, а она — всего лишь законопослушный гражданин, который доверился системе. В этой логике моральный выбор как будто делают судьи, а не конкретный человек, который остаётся жить в «отбитой» квартире, пока покупатель остаётся и без квартиры, и без денег.
Третий ход — подняться над частным случаем и объявить себя борцом за справедливость вообще. Можно говорить о необходимости жёстче наказывать мошенников, о том, как её дело высветило дыру в законодательстве и как теперь нужно защищать всех пожилых людей и всех обманутых при сделках с недвижимостью.
Это удобно: когда ты становишься символом борьбы с абстрактным злом, из кадра исчезает очень конкретная Полина Лурье и тысячи людей, которые боятся, что «эффект Долиной» однажды повторится уже в их жизни. Психологически и у Диброва, и у Долиной это про одно и то же: любой ценой сохранить образ «я хороший человек», даже если для этого приходится радикально переписать реальность вокруг своего поступка.