Здесь пахнет. Нет, не «пахнет». Здесь несёт. Концентрированной сущностью моря, которую ветер тащил через три гниющих порта, выплеснул на раскалённые камни причала и накрыл сверху влажной тряпкой из водорослей. Воздух густой, тяжёлый, его можно жевать. У нормального человека при первом вдохе срабатывает инстинкт самосохранения и рука тянется к противогазу.
Но я уже сижу за столом. Передо мной — миска. Из её чрева поднимается пар, несущий обещание лихорадки, вчерашнего улова и десятка лавровых листьев, отслуживших свой срок. Это не еда. Это диагноз. Или клятва верности какому-то тёмному, чешуйчатому божеству.
Знакомые морщатся. «Как ты это можешь?» — спрашивают они, бледнея. Я не могу объяснить. Это как спросить у алкоголика, зачем он пьёт одеколон. Не знаю. Просто организм требует. Душа, промытая этим бульоном, уже не приемлет лёгких куриных бульончиков. Ей нужна гуща. Правда. Кости, плавники, головы, из которых на тебя смотрят мутные, обвиняющие глаза.
Ингредиенты для морской болезни на дому:
· Рыба. Любая. Нет, не любая. Та, что подешевле, пожирнее и с душком. Пангасиус, скумбрия, горбуша с головами, бычки, караси. Чем больше видов — тем богаче букет последствий. Килограмма три. «Чтобы было что вылавливать из тарелки, как из мутной воды».
· Картофель. 4-5 штук. Крупно порезанный. Он здесь не для сытности, а как губка, которая примет в себя весь ужас и станет его нежным носителем.
· Лук. 2 головы. Целиком. Он должен развариться до состояния слизистой кашицы и раствориться в бульоне, как надежда в желудке.
· Морковь. 1 штука. Крупными кругляшами. Её сладость — это ложь, которую бульон разоблачит в первую же секунду.
· Пшено. Полстакана. Обязательно. Оно даст супу ту самую мутную, сомнительную консистенцию, за которую его и ценят истинные гурманы отчаяния.
· Лавровый лист. Минимум пять. Чтобы аромат был стойким и недвусмысленным, как удар весла по голове.
· Перец горошком, соль, пучок петрушки (для видимости приличий). Зелень — это как белый флаг, который ты машешь, уже находясь во власти противника.
Процесс приготовления, напоминающий ритуал экзорцизма:
1. Подготовка жертв. Рыбу почистить, выпотрошить. Головы отрубить. Жабры — выдрать. Это важно. Жабры дают горькую, неискупимую горечь. Чешую можно оставить — для текстуры. Плавники — обязательно. В них, как известно, заключена вся сила духа.
2. Начало конца. В большую, старую, забрызганную кастрюлю отправить головы, хвосты, плавники и самые костлявые куски. Залить холодной водой. Довести до кипения. Снять пену. Это не пенка, это душа рыбы, пытающаяся сбежать. Не дайте ей это сделать.
3. Создание основы кошмара. В кипящий, помутневший от белков бульон отправить целый лук, морковь, лавровый лист и перец. Варить на медленном огне 40 минут. За это время всё плохое, что было в рыбе, перейдёт в воду. Вы почувствуете это всей квартирой.
4. Процежирование иллюзии. Выловить из кастрюли всё, что сварилось. Выбросить. Это были разведчики. Их миссия выполнена. В бульоне осталась только самая суть. Самая... концентрация.
5. Главное действо. В этот очищенный от твёрдых доказательств бульон засыпать пшено. Проварить 10 минут. Добавить картофель. Когда картофель будет почти готов, опустить в суп самые лучшие, филейные куски рыбы. Они сварятся быстро, за 5-7 минут. Рыба должна расслоиться на волокна, но не развалиться полностью — нужно, чтобы в ложке попадались сюрпризы в виде костей.
6. Финал. Посолить. Обильно. Соль — единственный закон в этом хаосе. Выключить огонь. Кинуть в суп горсть рубленой петрушки. Накрыть крышкой. Дать настояться 15 минут. За это время петрушка сдаст, а суп достигнет пика своей мощи.
Подача и экзистенциальное прозрение:
Разлить по глубоким мискам. Обязательно с куском рыбы и парой кругляшей моркови. Запах ударит в нос, как морская волна в бетонный мол. Первая ложка вызовет внутренний протест. Вторая — смиренную покорность. К третьей начнётся катарсис.
Это не просто суп. Это квинтэссенция всего тяжёлого, влажного и безнадёжного. Но в этой безнадёге есть странное утешение. Пока ты ешь этот суп, все остальные проблемы кажутся мелкими и несущественными. Потому что главная проблема сейчас — внутри тебя. И она горячая, наваристая, и в ней плавает глаз, который, кажется, всё ещё следит за тобой.
Я ем его. Литрами. Потому что после него любая другая еда кажется детской сказкой. А мир — стерильным и пресным местом, которое так и просится, чтобы в него добавили немного этой густой, мутной, беспощадной правды. Выздоравливаю.