Итак, именно в Сан-Франциско зародился «Ренессанс Нового времени». Поэтическая группа стала собираться в старом пансионате под названием «Трокмортон мэнор», где в темной столовой они обсуждали таких писателей, как Лорка, Лоуренс, Аполлинер, Джойс и многих других. Интерес к группе молодых поэтов стал расти в геометрической прогрессии, и вскоре поэтические чтения стали проходить по всему Беркли по пятничным вечерам: то в доме Леонарда и Патриции Вулф, то в художественных галереях или книжных магазинах. Молодые поэты были увлечены историей, большое влияние на них оказали средневековые тексты и тексты эпохи Возрождения. Они чувствовали себя наследниками «престола поэзии». Это увлечение отложило свой отпечаток на поэзию «Нового Ренессанса»: холодная точность, драматичность и зависимость от классической литературы.
Поэты были озабочены тем, что большинство современной им молодежи были равнодушны к классической поэзии и были вдохновлены скорее поп-музыкой, спортом, фильмами, так сказать, продуктами массовой культуры. В 1949 году Джек Спайсер в своем эссе «Симпозиум поэта и поэзии» («The Poet and Poetry: a Symposium») пишет:
«Чистая поэзия всем наскучила. Даже самим поэтам. Тридцать лет назад Вечел Линдзи понял, что, если поэзия хочет восстановить свой голос, то она должна связать себя с водевилем. (Шекспир, Вебстер и Марлоу поняли это еще три столетия назад.) Наша задача на сегодняшний день – завершить эту связь, чтобы восстановить наши голоса. Мы должны стать певцами, артистами. Мы должны вырасти как поэты и перестать просиживать на горшке искусства. В Софи Такер больше от Орфея, нежели в Ричарде П. Блекморе; мы гораздо большему можем научиться у Джорджа М. Кохана, нежели у Джона Кроу Рэнсома».
Спайсер предлагал учиться на опыте артистов, которые выступали перед публикой, делали шоу, а не у теоретиков литературы. Таким образом, он полагал, что сможет приобщить общество «массового потребления» к поэзии нового времени. Он предлагал, переняв опыт предыдущих поколений, популяризировать поэзию.
Начало «Сан-францисского Ренессанса» можно датировать 1946 годом, когда круг поэтов начал расширяться. Например, в это время Джо Фредман и Хью О’Нил присоединились к Данкену и Спайсеру для написания произведения «Канто для Эзры Паунда» («Canto for Ezra Pound»), которое было отправлено поэту в больницу Св.Елизаветы, находящуюся в Вашингтоне, в декабре 1946 года.
Молодые поэты черпали вдохновение из непокорности и страсти поэта Робинсона Джефферса и романиста Гэнри Миллера, чей роман «Черная весна» считался одним из примеров для подражания. Еще одной важной местной фигурой был физик Берн Портер, который некогда участвовал в проекте «Манхэттен», но решил обратиться к искусству. Именно он опубликовал первые книги, вышедшие из-под пера молодых авторов «Сан-францисского Ренессанса».
Одной из центральных фигур «Сан-францисского Ренессанса» является Кеннет Рексрот (Kenneth Rexroth, 1905–1982), американский поэт, переводчик и эссеист. Он был одним из первых поэтов Америки, кто исследовал традиционные японские поэтические формы, такие как хайку. Также он был увлечен китайской литературой. Считается, что именно Рексрот был одним из «отцов» не только новой школы сан-францисского побережья, но и бит-движения. Кеннет Рексрот черпал вдохновение из европейского и американского анархизма, а также от азиатской культуры, что впоследствии передалось многим представителям как «Сан-францисского Ренессанса», так и бит-движения. Но вскоре Рексрот отказался от анархического подхода в пользу культурного и межличностного обмена.
В первом сборнике «В котором часу?» («In What Hour?»), опубликованном в 1940 году, он сформулировал свои воззрения по поводу экологии наряду с политическими убеждениями. В 1944 году он публикует сборник «Феникс и черепаха» («The Phoenix and The Tortoise»), а в 1949 - «Подпись всех вещей» («The Signature of All Things»), и сборники отличаются от первого более зрелым письмом. В них он меньше фокусируется на политике, а сосредотачивается на теме природы и теме любви, также писатель заявляет о своей пацифистской позиции. В своих произведениях Рексрот делает отсылки к произведениям классических поэтов Востока и Запада и расширяет диапазон своих стихотворений, касаясь темы мировых религий и истории философии.
Несмотря на то что Рексрот повлиял на многих поэтов своего времени, он сам также был вдохновлен такими писателями как Уильям Батлер Йейтс, Д.Г.Лоуренс, Уолт Уитмен, Уильям Блейк, Данте, Ду Фу, Сапфо и др. Его произведения делятся на автобиографическую прозу, страстную лирику («We Come Back»), душераздирающие элегии, свирепую сатиру («Last Visit to the Swimming Pool Soviets») и драму. Его стиль варьировался от «богатства и новшества» сродни стилю Эзры Паунда, Гертруды Стайн, Т.С. Элиота и другим «революционерам слова» («Andromeda Chained to the Rock the Great Nebula in Her Heart»), до «прозрачной простоты», которую он перенял от китайских и японских мастеров.
В творчестве Рексрот почитал и благоговел перед жизнью, что наблюдается и в творчестве поэтов «Сан-францисского Ренессанса», и что контрастировало с грубым материализмом послевоенного общества. Поэзия Рексрота отличается непримиримостью с какими-либо военными действами. Например, поэма, написанная в 1953 году, «Не убий» («Thou Shalt Not Kill») выражает отвращение автора к «холодной войне». Не раз указывалось, что главным вдохновением для А.Гинзберга стал не столько Уолт Уитмен, сколько, посвященное смерти Дилана Томаса, это стихотворение Рексрота, со своим тяжелым ритмом и едва сдерживаемым гневом. Рексрот говорит, что заповедь, на которой строится все цивилизованное общество, постоянно нарушается. Жадность, воровство, убийство – это ежедневный образ жизни тысячи людей. Подобные изъяны общества волновали и поэтов «Сан-францисского Ренессанса». В стихотворении есть интересная строка «Timor mortis conturbat me», латинская фраза обычно встречающаяся в позднесредневековой шотландской и английской поэзии, что в переводе значит «Страх смерти меня беспокоит». Она провозглашает триумф смерти над людьми независимо от того, насколько велика или могущественна их личность, а также говорит о том, что неизвестно, когда человеческая жизнь оборвется, что приводит к призыву покаяния и потребности в добрых делах. Рексрот этой строкой делает отсылку к шотландскому поэту Уильяму Данбару и его произведению «Плач о поэтах» («Lament for the Makers»), которое написано в память о шотландских поэтах. говорит о том, как поэзия объединяет людей не только на территориальном уровне, но и сквозь время. К тому же, поэзия как зеркало отображает то, что сделали люди, и призывает исправлять свои ошибки. Эта строчка – некое эхо от английской поэзии до стихотворения Рексрота.
Также интерес представляет «Инь и Ян» («Yin and Yang») – самая литургическая поэма Рексрота о естественных циклах – это видение воскресающих птиц, цветов и созвездий, где образы и ритмы идеально сбалансированы. В ней луна, проходя через созвездие Льва к Деве, оплодотворяет Богородицу, а ухо пшеницы символизирует творческий процесс природы, как это было в Элевсинских мистериях. Когда лунный свет свидетельствует о приходе весны, солнце плавает в созвездии Рыб, а двойной образ рыб и китайский символ Инь и Ян означают гармоничное взаимодействие темноты и света, холода и тепла, женщины и мужчины. Обычная просодия помогает упорядоченному раскрытию мифологии. Подобная тематика отчетливо перекликается не только с творчеством поэтов «Сан-францисского Ренессанса», но и с творчеством Гэри Снайдера в частности.
Продолжая разговор о влиянии на поэтов «Сан-францисского Ренессанса», нельзя не упомянуть Мартина Бубера и его философский трактат «Я и Ты» («I and Thou», 1923). В этой работе поднимаются вопросы об отношениях между людьми, между людьми и реальностью, между людьми и Богом. Бубер представляет философию личного диалога и описывает, как диалог может определить природу реальности. Он говорит о том, что человеческое существование зависит от того, каким образом мы будем вести диалог друг с другом, миром и Богом. Мир Оно не есть зло сам по себе. Но, будучи единственным, он ущербен и уродлив, поскольку человек здесь отчужден от другого человека, от Бога и от самого себя. Таким образом, этот трактат закладывает основную тему для поэтов «Сан-францисского Ренессанса» – объединение с природой и друг другом.
В 1947 году Моделайн Глиссон и Кеннет Рексрот организовали первый фестиваль «Новой поэзии», который прошел в галерее Люсьена Лабо. За два вечера перед аудиторией молодых поэтов и любителей поэзии выступило двенадцать поэтов, среди которых были Рексрот, Мюриел Рукейсер, Уильям Эверсон, Данкен и Спайсер. Это было первым публичным выступлением новой поэтической практики в Сан-Франциско. К осени 1953 года новая школа пустила корни в Сан-Франциско. В своей биографии Алан Уотс писал: «...что-то особое было у нас на пути: в религии, в музыке, в нашей морали, в наших чувствах сексуальности, в нашем отношении к природе и во всем стиле нашей жизни».
В 1955 году в галерее «6» прошли значимые поэтические чтения, на которых встретились поэты западного (Снайдер, Данкен, Спайсер и др.) и восточного (Гинзберг, Керуак и др) побережья. Здесь Снайдер зачитал свое стихотворение «Ягодный праздник» («The Berry Feast»), в котором гармония природы противопоставляется человеческому «уродству». Это одно из первых стихотворений, в котором Снайдер призывает людей начать жить в гармонии с природой. На этом событии была также обнародована поэма Гинзберга «Вопль» («Howl»), там же присутствовал Дж. Керуак и Нил Кессиди. Эти чтения повлекли за собой выход битников на литературную арену. Взрыв битничества полностью изменил поэтическое сообщество 50-х годов. Полчища молодых людей со всей страны хлынули в Сан-Франциско.
Помимо взрыва битничества, поэтический климат в Сан-Франциско в целом изменился. В 1956 году закрылся колледж «Black Mountain» и область залива Сан-Франциско «оккупировали» его бывшие студенты: поэты, музыканты, писатели, художники. Огромная волна энергии захлестнула искусство Сан-Франциско. Все больше и больше молодых людей хотели быть причастными к поэтической жизни Сан-Франциско, хотя у большинства не было какого-либо таланта, их больше привлекал стиль жизни невольно пропагандируемый молодыми поэтами. Полиция начала беспокоиться, и была даже назначена специальная группа по борьбе с этим нашествием. Газеты начали писать об упадке нравственности. Представителям «Сан-францисского Ренессанса» не нравилось причисление к группе битников. Они считали, что битники недостаточно серьезно относятся к искусству, что для них это всего лишь развлечение. Но спустя годы Джордж Стенли вспоминал: «Если группу, сконцентрированную вокруг Ферлингетти, Гинзберга, Корсо и других, назвать «битники», то группу вокруг Спайсера и Данкена нужно назвать «анти-битники». Но мы все были битниками, мы это отрицали, но мы ими были».
Действительно, для большинства битников искусство стало оружием, которым они хотели разрушить отвергаемые ими общественные устои. Битничество изначально движение бунтарское, направленное на борьбу с системой, в то время как школа «Сан-францисского Ренессанса» относилась к литературе как к чему-то священному. Для битников литература была средством для достижения своих определенных целей, а для поэтов «Сан-францисского Ренессанса» литература и есть окончательная цель. Если для битников важно движение, непосредственное участие в каких-либо событиях, то для поэтов «Новой школы» важно созерцание, наблюдение прекрасного, именно поэтому в их эстетике так много восточных мотивов. Здесь можно поспорить, сказав, что битники тоже приходят к дзен-буддизму в своем творчестве. Действительно, они уходят в буддизм в своем позднем творчестве, но именно тогда все и заканчивается, так как битничество – это именно движение, направленное на борьбу, а восточная культура подобного не приемлет. Все вышеизложенное ни в коем случае не умаляет достижения битников в литературе, значимость этих достижений и ценность, но показывает, как важно вводить разграничение этих двух групп.
Своим эпатажем и скандальностью битники полностью затмили поэтов, не относящихся к их группе, тем не менее даже в годы битничества поэты «Сан-францисского Ренессанса» продолжали творить, причем довольно плодотворно. Оглядываясь назад, Данкен писал: «Термин «Сан-францисский Ренессанс» показывает, что кто-то совсем не знает, что значит слово Ренессанс. Когда мы были студентами, мы изучали средневековые тексты и тексты эпохи Возрождения, в связи с чем нас называли «музейными поэтами», а мы придумали название «Ренессанс Беркли». И хотя мы хотели, чтобы другие поэты присоединились к нам, но мы действительно имели ввиду, что наша поэзия схожа с поэзией эпохи Возрождения: мы писали с оглядкой на Фичино, Данте, Петрарку».
Таким образом, к концу 50-х, по аналогии с возрожденческим «венком сонетов», они разработали новую эстетику «последовательных» стихотворений», что стало одним из принципиальных канонов зрелого «Сан-францисского Ренессанса». Они полагали, что стихотворение не может быть само по себе, оно должно иметь продолжение в следующем стихотворении. Каждое стихотворение в сборнике должны быть связаны с другим, стихотворения должны взаимодействовать. Стихотворения должны вторить друг другу, создавать резонанс, показывать глубину авторского голоса.
Одним из первых сборников «последовательных стихотворений» считается «После Лорки» («After Lorca», 1957). Также примечательным сборником является «The Heads of the Town Up to the Aether», который включал в себя три части, и по словам самого писателя это произведение аналогично «Божественной комедии» Данте.
Что касается творчества Гэри Снайдера, то его последовательные стихотворения открывают перед читателем огромный мир, наполненный созерцанием окружающего мира. Он прекрасно передает пространственные ощущения, чувство любви и близости, в его стихотворениях часто проскальзывают нотки ностальгии по ушедшему. Его стихотворения действительно взаимодействуют друг с другом, создавая панораму не только человеческой жизни, но и жизни природы. День сменяется ночью, времена года сменяют друг друга, увядание природы и ее цветение, движение времени, смена мест – в своем творчестве Гэри Снайдер показывает течение жизни во всех ее деталях.
Энергия новой поэзии к 1958 году достигла своего пика. Об этом говорила Дора Гайслер:
«Мы были кем-то вроде отбросов. Знаете это юношеское состояние, когда в твоей голове постоянно возникают разные идеи, и тебе хочется с кем-нибудь ими поделиться? Я помню, однажды мы пошли на прогулку с братом, и я пыталась поделиться с ним своими идеями, но он так ничего не понял. У нас у всех был такой опыт, когда мы говорили с кем-то, но нас не понимали. И тогда мы все встретились в Сан-Франциско, и произошел «взрыв». Между нами чувствовались искры, это бы настоящий кайф. Мы стали одним целым, поэтому, когда мы покидали друг друга, мы чувствовали себя одиноко, что не в силах были на долго разлучаться».
Также взаимодействие внутри поэтической группы было «задокументировано» Джоан Кайгер (Joanne Kyger, 1934) в романе «Комитет Дхармы». Свое произведение она воспроизвела из личных дневниковых записей, поэтому оно похоже на альбом с воспоминаниями о встречах, поэтических вечерах, о том, как именно проводили время поэты «Сан-францисского Ренессанса», об их увлечении буддизмом и так далее. В «Комитет Дхармы» входило много поэтов, среди них были Снайдер, Бротиган, Спайсер и многие другие. Видение дзен-буддизма как спасения для Западного мира было поддержано писателями, в частности Дуайтом Годдардом, который в 1932 году составил коллекцию буддистских канонических текстов.
Писатели действительно были заняты духовными поисками. Полностью разочаровавшись в политике и официальных идеалах, они искали ответ на вопрос «как же нам жить?» в глубинах своих собственных душ. Они отвергали философию плоского рационализма и культивировали дзен-буддизм. Восточная культура сыграла огромную роль в поэзии «Сан-францисского Ренессанса». Для поэтов было важно созерцание и воспевание жизни и природы вокруг них.
Неизмеримо влияние американских романтиков, в частности Уолта Уитмена, который ввел в американскую поэзию свободный стих. Свободный стих Уитмена – это соединение фольклорного и библейского стиха, аллитераций, ассонансов, синтаксического параллелизма и т.д. Уитмен считал, что канонические поэтические формы являют собой безжизненную литературу. Для поэта было важно, чтобы стих был естественным, как дыхание. Таким образом, Уитмен заложил основы новой поэтики, которая интенсивно развивалась на протяжении XX века.
Взгляды поэтов «Сан-францисского Ренессанса» были близки со взглядами трансценденталистов, основными идеями которых были: социальное равенство, духовное самоусовершенствование, близость к природе и так далее. В частности, взгляды поэтов «Сан-францисского Ренессанса» были близки к взглядам Генри Дэвида Торо, изложенным в произведении под названием «Уолден», написанным после эксперимента по изоляции от общества, проникнувшись трансценденталистскими идеями Эмерсона. Этим произведением Торо отрицал культ материального преуспевания, так как на его взгляд гармонию жизни можно найти и вне общества, удовлетворяя естественные потребности человека собственным трудом.
Особенно к подобным взглядам был близок Гэри Снайдер, для которого важна категория возвышенного, что поэт отчетливо выразил во всем своем творчестве.
Трагедия в Перл-Харборе и Херосиме, нацистские злодеяния в Бухенвальде и Освенциме, психоз маккартизма и корейский фронт — все это в сознании американской молодежи сливалось в ощущение давящего, безысходного тупика, побуждавшего к отречению не только от устоев окружаемой их морали, но и против цивилизации, не только против общества, но и против любого общественного устройства. Политические, философские и эстетические воззрения молодых поэтов все же были эклектичными и неоднородными. Одни из них тяготели к фрейдизму, другие – к экзистенциализму, третьи – к дзен-буддизму. Буддизм и восточное искусство в целом стали для них антидотом паранойе и подчинению, которые захватили умы людей во второй половине XX века. Одним из главных положений восточных философий является устранение границ и различий между собой и другими, что бросает неопровержимый упрек социальным и политическим структурам того времени и показывает бессмысленность таких сочетаний слов, «мы» и «они», «союзник» и «враг», которые так часто использовались во времена «холодной войны».
Словосочетание «переломный момент» как нельзя лучше характеризует это время. Послевоенный период начинается с «молчаливого поколения», но позже, можно заметить эволюцию людского сознания до самого что ни на есть бунтарского ответа на омассовление и уничижение общества. Конечно, поэты «Сан-францисского Ренессанса» не стали предвестниками социальной революции и не могли ими быть. Но именно благодаря «сан-францисскому Ренессансу» рождается бит-движение, а с ними связано и дальнейшее развитие идеологического бунта в американском обществе. А также с ними связано развитие американской литературы второй половины XX века.
