Знаете, есть такие места на карте — мифические, почти невозможные. Как Эльдорадо, затерянный город золота, который искал полковник Фоссет в джунглях Амазонки. Он был так одержим этой идеей, что даже на спиритических сеансах духи ему подтверждали: да, город есть, только находится он... в другом измерении. В своих дневниках полковник обозначал эту мечту последней буквой алфавита — Z (в наши времена, конечно, смотрится многозначительно).
Z — это Зона. Место, которого, может, и нет. Туда нельзя попасть. Оттуда не возвращаются. А если кто-то и выберется, то уже не тем человеком. Говорят, там исполняются желания. Но каковы наши настоящие желания? Мы и сами не знаем. Зато сама Z становится главным, всепоглощающим желанием. Усомниться в ней — все равно что умереть.
И вот представьте: советский режиссер снимает фильм как раз о таком месте. О Зоне. И вокруг этого фильма — «Сталкера» — начинает твориться что-то необъяснимое, будто он сам стал порталом в эту самую зону.
Сначала история похожа на чудо. Съемки шли тяжело. Проявщики испортили почти весь отснятый материал. Казалось, фильму конец. Но Тарковский не сдался. Он заявил, что это только первая серия, и выпросил деньги на вторую. Сменил место съемок на зловещее: район заброшенной ГЭС, а выше по течению — химический комбинат. Река несла белые хлопья. И посреди июня вдруг пошел снег. Этот снег и хлопья попали в кадр — уже необъяснимая реальность, ставшая кинематографом.
Потом грянул Чернобыль, и про «зону отчуждения» стали говорить все. А фильм оброс легендами. Говорят, в нем мелькает календарный листок с датой 28 декабря — днем, когда Тарковский умер. Это, конечно, миф (даты есть, но месяц не разобрать), но есть другая, жуткая статистика: режиссер и трое из четырех главных актеров умерли относительно молодыми от рака. Совпадение? Возможно. Но невольно задумаешься: а не связаны ли они чем-то помимо фильма?
А теперь давайте перенесемся в кинотеатр 1979 года. Огромный зал, полный ожидания. Но первые минуты фильма — разочарование. Непонятно, что происходит. Герои едут куда-то, говорят странно, с собой, а не друг с другом. Кто-то из зрителей уже пожимает плечами и уходит. Они не знают, что Тарковский их... обманывает.
Нет, не как мошенник. А как гипнотизер. Он намеренно погружает нас в этот серый, дерганый, бессмысленный мир. Мы, как зрители, становимся четвертым пассажиром той дрезины, что трясётся и катится в Зону. Эти длинные, почти медитативные планы — они не для скуки. Они дают нам время рассмотреть. Вглядеться. И незаметно для себя мы проваливаемся внутрь.
И вот, когда терпение на исходе, происходит щелчок. Краски появляются. Герои выходят на воздух. И мы выходим вместе с ними. Мы уже в Зоне. Мы больше не наблюдатели — мы участники. И герои начинают говорить с нами, через головы друг друга. Писатель кричит нам: «Вам до зарезу нужно знать, чья это выдумка? Да что толку от ваших знаний?»
А потом появляется Собака. Загадочный, молчаливый спутник. Можете сколько угодно искать в ней символы: проводник в загробный мир, Харон... Но самый простой вопрос: почему герои её почти не замечают? Может, потому что она была там всегда? А может, эта собака — и есть мы? Наше воплощение в этом виртуальном мире Зоны. Наш аватар.
Сюжет, если вдуматься, прост. Два уставших от жизни интеллигента (Писатель и Профессор) идут с проводником-Сталкером в запретную Зону, где есть Комната, исполняющая сокровенные желания. Они петляют, боятся, проходят через туннель, очень похожий на описание «туннеля» при клинической смерти. И вот они у цели.
И тут случается главное. Оказывается, у них нет того самого, настоящего желания. Нет веры. И Зона начинает «расколдовываться». Вместо чуда — телефон, электричество, таблетки на подоконнике. Это не магия, это — реальность, которая страшнее любой фантастики.
Фильм возвращает нас в ту же убогую закусочную, откуда началось путешествие. Но мы-то уже не те. Мы видели. И тут говорит жена Сталкера. Она обращается к тем немногим в зале, кто еще не ушел. Говорит о счастье, о надежде, о своей нелегкой жизни с мужем-мечтателем. Она создает вокруг оставшихся зрителей невидимый круг — как во время спиритического сеанса, где важна вера каждого.
И начинается финал. Безногая дочь Сталкера, Мартышка, смотрит на стакан на столе. И он... едет. Потом банка. Потом бокал. Вот оно, чудо! Тарковский будто шепчет: «Вы правильно вели себя. Вы остались. Вы поверили». Бокал падает и разбивается. В зале — нервный смешок.
А потом звучат стихи. Сначала — отца Тарковского, их читает Сталкер: «Все, что должно было случиться, уже случилось... но вот этот толчок изнутри говорит мне, что я жив». А второе, тютчевское, звучит в голове у Мартышки: «Но есть сильней очарованья... угрюмый, тусклый огнь желанья».
И эти два стиха дают ответ. Желание. Не просто «хочу», а огонь изнутри. То самое, что заставляет стакан двигаться. То самое, что и есть жизнь. Желание, помноженное на веру, — и есть чудо. Оно не в Комнате. Оно в нас. Даже если вокруг рушится мир, грохочет поезд и дребезжат стекла, а над этим хаосом звучит гимн «К радости».
«Сталкер» — это не фильм о Зоне. Это сама Зона. Она проверяет вас на прочность, скучает по первым минутам, манит чудесами и в итоге показывает ваше же отражение. Ваше самое потаенное, настоящее желание — или его мучительное отсутствие.
И вот вы выходите из кинотеатра. Не тем путем, которым зашли. И не совсем тем же человеком. Потому что побывали в Зоне.