Игорь Сергеевич стоял перед шкафом с платьями и чувствовал, как внутри всё кипит. Руки сами тянулись швырнуть что-нибудь тяжёлое в эту чёртову мебель — пусть вдребезги, к чертям собачьим! Сорок два года вместе, сорок два! И вот на тебе — съехала к родителям, как какая-то обиженная девчонка.
— Это всё он, — прошипел Игорь, сжимая кулаки. — Точно знаю. Кто-то ей мозги пудрит. Сама бы никогда не посмела.
А ведь всё началось так буднично. Умерла тёща — ну что ж, с кем не бывает. Игорь даже на похороны поехал, хоть старуха его всю жизнь выносила мозг своими нравоуказаниями. И ладно бы просто помалкивал, так нет же — брякнул в машине, когда они ехали с кладбища: "Ну вот, хоть одной проблемой меньше".
Вера, его жена, тогда так на него посмотрела... Господи, этот взгляд! Будто увидела не мужа, а какое-то мерзкое насекомое. Молча отвернулась к окну. А через три дня собрала чемодан.
— Я пока поживу у папы, — сказала она тихо, застёгивая куртку. — Мне нужно... подумать.
Подумать! Да о чём там думать-то? Игорь фыркнул и уставился на пустой шкаф. Интересно, долго она там протянет, в этой родительской трёшке? Без его зарплаты, без привычного комфорта? Неделю, максимум две — и припълзёт обратно.
Только прошёл уже месяц.
Вера и правда не вернулась. Более того — дочка Ксюша теперь на звонки отца отвечала односложно, сухо, будто разговаривала с надоедливым менеджером по продажам. "Да. Нет. Не знаю. Мам, тебе папа." И всё в таком духе.
Игорь пробовал разные подходы. Сначала звонил каждый день, делал вид, что всё нормально, мол, заскучал просто. Потом попытался надавить: "Ты понимаешь, как это выглядит? Что соседи подумают?" Вера молчала в трубку так красноречиво, что он сам первым бросал вызов. Затем пробовал через жалость: "Я тут совсем один, холодильник пустой, на работе завал..." Ноль реакции.
А потом Ксюша вообще перестала брать трубку.
— Предательница, — бормотал Игорь, наливая себе третью рюмку коньяка. — Яблочко от яблони...
Почему-то в голову полезли воспоминания о первом годе их брака. Тогда на горизонте появился этот... как его... Лёха, что ли? Одноклассник Верин. Высокий такой, в очках, вечно с умным видом. Они случайно столкнулись в магазине, разговорились, а потом этот очкарик повадился названивать. "По дружбе", видите ли.
Игорь тогда устроил скандал, какой Вера и представить не могла. Орал, швырял стулья, обозвал её... да так обозвал, что и сейчас стыдно вспоминать. Она была на восьмом месяце беременности Ксюшей. В ту же ночь начались схватки — на месяц раньше срока.
Ксюша родилась крошечной, три недели провела в инкубаторе. Игорь помнил, как Вера сидела в больнице и смотрела на него... не с ненавистью даже, а с каким-то холодным пониманием. Будто что-то внутри неё тогда сломалось, но она решила склеить обратно. Для ребёнка.
Годы шли. Игорь старался быть хорошим мужем — ну, по его меркам хорошим. Деньги домой приносил исправно, не пил особо, на курорт раз в год возил. Да, характер у него тяжёлый, сам знает. Но он же старался держать себя в руках!
Правда, был один случай. Ксюше тогда лет пятнадцать исполнилось. Игорь пришёл с работы злой — начальство премии лишило. Вера что-то невпопад сказала, он не сдержался... В общем, влепил ей. При дочке.
— Это был аффект! — оправдывался Игорь потом, когда Вера собирала вещи, а Ксюша рыдала в своей комнате. — Я не специально! Понимаешь, я просто... сорвался. Больше никогда, клянусь!
Вера тогда тоже уехала к матери. Просидела там неделю. Игорь каждый день приезжал, умолял, цветы таскал охапками. Обещал, что больше ни-ко-гда. Рукой не тронет. Даже записался к психологу — правда, сходил всего два раза, но ведь старался же!
И сдержал слово. Семнадцать лет прошло — ни разу не поднял на неё руку. Ни разу! А она что? Из-за какой-то дурацкой фразы про тёщу устраивает побег?
— Нет, тут что-то другое, — пробормотал Игорь, наливая четвёртую рюмку. — Точно другой мужик появился.
А Вера Тимофеевна, между прочим, чувствовала себя на удивление хорошо. Даже странно как-то — вроде горе, мама умерла, а внутри какая-то лёгкость появилась. Будто сбросила с плеч рюкзак, набитый камнями.
Отец, Тимофей Петрович, оказался совсем не против её компании. Наоборот, обрадовался.
— Верунь, ты хоть борща нормального навари, — попросил он в первый же вечер. — А то я уже месяц на пельменях сижу.
Вера готовила, убиралась, ухаживала за отцовскими розами на балконе — и ловила себя на мысли, что делает всё это с удовольствием. Не из-под палки, не потому что "так надо", а просто потому что хочется. Впервые за сорок лет замужества она могла решать сама: сегодня почитаю книжку или посмотрю сериал? Пойду гулять или посижу с вязанием?
— Мам, ты прямо светишься вся, — заметила Ксюша, когда приехала навестить. — Папа, кстати, названивает каждый день. Я ему больше не отвечаю.
— Правильно делаешь, — кивнул дед, прихлёбывая чай. — Пусть поваляется в собственном соку, авось поумнеет.
Вера усмехнулась. Поумнеет... Игорь Сергеевич? Да он и в шестьдесят пять остался тем же самым упрямым бараном, каким был в двадцать. Только седым стал.
Странное дело, но теперь ей было совершенно всё равно, что думают соседи, коллеги Игоря или его сестра, которая всегда смотрела на Веру свысока. Пусть обсуждают, пусть языками чешут — а ей хорошо. И точка.
Похороны мамы прошли тяжело. Вера держалась из последних сил — организовывала поминки, принимала соболезнования, следила, чтобы отец не забывал есть. А Игорь... Игорь вёл себя так, будто приехал на скучную корпоративную вечеринку.
На кладбище, когда священник читал последнюю молитву, он зевнул. Просто взял и зевнул! А потом, уже в машине, выдал свою коронную фразу про "одну проблему меньше".
Но настоящий удар пришёл позже.
На поминках к Вере подсела Лена Краева — мамина давняя подруга, с которой они лет двадцать не виделись.
— Верочка, мне нужно с тобой поговорить, — тихо сказала Лена, отводя её на кухню. — Я долго думала, говорить или нет... Но твоя мама перед смертью сказала: если что, расскажи Вере правду. Пусть сама решает.
— Какую правду? — Вера почувствовала, как холодеет внутри.
Лена тяжело вздохнула:
— Помнишь Милу Соколову? Мою подругу по институту? Ты её пару раз видела, когда вы только поженились...
Вера помнила смутно — какая-то тихая девушка с косой.
— Так вот, — продолжала Лена, нервно теребя салфетку, — у неё был роман с твоим Игорем. В первый год вашего брака. Мила забеременела.
Мир поплыл перед глазами Веры.
— Что?..
— Игорь узнал и... запугал её. Сказал, что если она родит, он сделает так, что ребёнка заберут органы опеки. Что он добьётся, чтобы её лишили родительских прав. У Милы была судимость в юности — ерунда какая-то, мелкая кража, но Игорь пригрозил, что раздует это дело.
— Мила родила мальчика, — Лена говорила, не поднимая глаз. — Но воспитывать его не смогла. Запила от отчаяния. Ребёнка забрали в детдом. Игорь ни копейки не дал, даже навестить не приехал ни разу. Мальчик... он умер в интернате, когда ему было восемь лет. Пневмония.
Вера сидела, вцепившись в край стола. Внутри всё онемело — ни слёз, ни крика, ничего. Просто пустота.
— Почему ты молчала столько лет? — выдавила она наконец.
— Мила просила не говорить. Боялась разрушить твою семью. А когда она умерла десять лет назад, я подумала... зачем ворошить прошлое? Но твоя мама считала иначе. Говорила: "Вера имеет право знать, с кем прожила жизнь".
Вера встала из-за стола на негнущихся ногах. Игорь в этот момент стоял в гостиной, рассказывал какой-то анекдот отцовским друзьям. Смеялся громко, довольный собой.
У Веры начал сын. У её мужа был ребёнок, который умер в детдоме. И этот... этот человек стоит и травит анекдоты на поминках её матери.
Она развернулась и ушла в спальню отца. Достала чемодан. Начала складывать вещи — медленно, методично, будто укладывала в гроб свою прежнюю жизнь.
— Мам? — Ксюша заглянула в комнату. — Ты чего?
— Я больше никогда не вернусь к нему, — сказала Вера спокойно. — Никогда. Даже если он на коленях приползёт.
И странное дело — впервые за много лет она почувствовала себя по-настоящему счастливой.
Игорь, конечно, не сдавался. Звонил, писал сообщения, даже пару раз приезжал к дому тестя — стоял под окнами, как герой дешёвой мелодрамы. Вера просто задёргивала шторы.
А потом он перешёл на угрозы.
"Я знаю, у тебя кто-то есть! — строчил он в мессенджере. — Думаешь, я дурак? В твоём возрасте бабы просто так не уходят! Найду этого козла, отвечаю — пожалеет, что родился!"
Вера даже рассмеялась, читая эти послания. Какой любовник? Ей шестьдесят три года, она впервые в жизни может спать, сколько хочется, и не отчитываться, куда пошла. Это и есть её новый роман — с самой собой.
Правда, был один человек...
Александр Петрович, или просто Саша — её одноклассник. Они случайно столкнулись у магазина через неделю после того, как Вера окончательно решила не возвращаться. Он её сразу узнал, хотя прошло сорок пять лет.
— Верка Печкина! — обрадовался он. — Вот это встреча!
Они разговорились. Оказалось, Саша живёт в соседнем доме, давно вдовец, дети в Москве. Пригласил на чай — скромно так, застенчиво.
— Понимаешь, неловко как-то, — мялся он. — Но у меня яблочный пирог получился — первый раз в жизни пёк! Хочу, чтобы кто-то оценил, а то сам не понимаю — съедобно это вообще или нет?
Вера согласилась. И правда, зачем отказываться? Она теперь свободна.
Дом у Саши оказался уютный, с палисадником, где росла черёмуха. Запах стоял — закачаешься! Саша провёл её в сад, показал старый сарай.
— Тут у меня тайник детский был, — смущённо признался Саша, открывая скрипучую дверь сарая. — Вчера разбирал хлам и нашёл. Смотри!
Он достал жестяную коробку из-под печенья. Внутри лежали сокровища: выцветший значок "Пионер", три стеклянных шарика, засохшая гуашь и... сложенная в несколько раз бумажка.
Саша развернул её и покраснел, как школьник:
— Ох, мама дорогая... "Таня Печкина — самая красивая в классе. Я её люблю. Саша К."
— Печкина?! — Вера расхохоталась. — Это же я! Я до замужества Печкиной была!
Они хохотали минут пять, а потом пили чай с тем самым яблочным пирогом, который оказался вполне съедобным. И как-то само собой получилось, что Вера зашла к Саше ещё раз. Потом ещё. Он показывал свои розы, она приносила пироги с капустой — так, по-соседски.
За день до его отъезда к детям в Москву Вера как раз несла ему очередной пирог, когда на дороге вырос Игорь. Лицо перекошено от ярости.
— Ты думала, я глупый, никогда не узнаю?! — заорал он. — Вот он, твой любовничек! Старый хрыч!
Вера остановилась и посмотрела на него спокойно — так спокойно, что Игорь даже растерялся.
— Игорь Сергеевич, — произнесла она тихо, но отчётливо. — У тебя был сын. Ты отказался от него. Он умер в детдоме восьми лет от роду. А ты даже имени его не знаешь.
Игорь побелел. Губы задрожали.
— Я подам на развод в понедельник, — добавила Вера. — И да, Саша — просто друг. Хотя, честно говоря, это тебя уже не касается.
Она обошла его и пошла дальше. Сзади раздался крик, топот — Игорь бросился к дому Саши. Вера даже не обернулась. Пусть разбираются, если хотят. Ей всё равно.
Через три месяца работницы ЗАГСа шушукались:
— Видела? Печкина-Соколова опять замуж вышла! В шестьдесят три года! За одноклассника своего!
— Да ладно! А первый-то муж как?
— А что первый? Она ему квартиру оставила, алименты не требует. Говорит: "Хватит с меня сорока лет отсидки".
Вера стояла рядом с Сашей, который щеголял с подбитым глазом — память о той драке с Игорем. Она посмотрела на него и усмехнулась:
— Ну что, Александр Петрович? Наконец-то Таня Печкина твоя?
— Выходит, что так, Вера Тимофеевна, — улыбнулся он. — Правда, сорок пять лет ждать пришлось.
— Зато теперь у нас времени полно, — сказала Вера. — Будем кабачки сажать, наличники красить, книжки читать... И никто не будет орать, что борщ недосолен.
Они вышли из ЗАГСа под майское солнце. Где-то цвела черёмуха, пахло свежескошенной травой и новой жизнью.
Вера наконец-то была счастлива.