Шестнадцатый…
- Твой номер шестнадцатый! – в унисон любимому киногерою – Глебу Жеглову в исполнении народного Владимира Высоцкого, вторили мы, едва завидя из-за дальнего поворота качающийся на ухабах автобус горчичного цвета.
Впрочем, в другой-то на нашей остановке и не сядешь – только в него: автобус шестнадцатого маршрута «Опытное поле – Защита». Марки « ЛиАЗ -677». Осуществлял смычку города с деревней, точнее – пригорода с посёлком.
Ходил, между прочим, по расписанию – каждые пятнадцать минут. Увозя трудящихся ранними, то страшно морозными, то дышащими свежестью лета утрами на работу в город, и возвращая по вечерам обратно. Шуршал, конечно, своими шинами и по желтой, неповторимо пахнущей осенней листве, скользил по первым весенним проталинам.
Мы, подростки, мотались на нём на тренировки: хоккейные, футбольные, бокса и дзюдо.
Свой это был автобус – родной. Это потом уже начинались автобусы городские, которые можно было ждать по часу («Давно стоите?» - «Да нет – минут сорок». – «А, ну значит – минут через двадцать уже подойдёт!»), а потом прессоваться в немыслимой давке ( «Гражданин, уберите ногу с компостера!» - или: «Ухо, ухо – моё ухо!» - «Поздно – закомпостировано!»). А в «шестнадцатом» жуткой давки не было даже в час пик – надо было просто двинуть в спину висящих на подножках, подвинув тем самым пассажиров вглубь автобуса.
И абонементы пятикопеечные компостировали большинство едущих в город пассажиров. На конечной Защите частенько ожидала контролёрская облава. Так что, возвращаясь обратно, некоторые уже играли с судьбой в "орлянку": в поселке проживала пожилая контролёр, что вполне могла ехать с работы.
- Блин, струхнул уже по привычке, - как-то посетовал мой друг, когда мы разминулись с ней на поселковой улице. - Забыл, что не в автобусе!
Порой «шестнадцатый» останавливали и для более серьёзных проверок. Тогда на обочине асфальтовой дороги между посёлком и пригородом появлялась милицейская машина, у которой автобус делал обязательную остановку. И в передние двери входил милиционер (случалось, и с автоматом на плече) и внимательно рассматривал пассажиров. После чего доводил до граждан информацию, что из мест не столь отдалённых сбежал очередной особо опасный преступник, так что надо быть начеку и сообщить органам, если где-то будет злодей замечен. В довершение блюститель порядка демонстрировал фото зека и на сем отпускал автобус дальше.
Так что первыми в курсе иных новостей становились пассажиры «шестнадцатого» - такая привилегия!
Кстати, немалую часть новостей пассажиры узнавали именно на любимом своём маршруте.
- Ну чего – как наши вчера в кубках сыграли, кто слыхал?
- Все вышли дальше– все пять!.. Да-да – и «Черноморец» немцев прошел!
- Во дают! Посмотрим - сегодня по телеку покажут!
Ну а задняя, свободная от сидений площадка, частенько становилась то ареной кулачных боёв добрых молодцев местных, то сценой самодеятельных талантов – своих и заезжих. Когда «затягивала песняка» иная хмельная красавица, а какой-нибудь усатенький селянин вносил свою ясность:
- А в шашнадцатом не поють – в шашнадцатом пляшуть!
- Так я и сплясать могу!..
- Да, - подытожил мой старший брат, когда с восторгом ведал я об очередных автобусных гастролях, - много ты там повидаешь, многого еще наслушаешься!
И мать, помнится, покачала головой согласно и печально…
Да не время было печалиться – совсем! Это нынче надо кручиниться – маршрута под номером «шестнадцать» нет уже давным-давно. А городские автобусы заезжают в посёлок считанные за день разы, а в выходные и вовсе – не ездят: хочешь уехать – бери такси. Упадок… И в экономике, и, получается, в культуре: где теперь самородкам на большую сцену пробиваться?
Ну а я-то пробьюсь сквозь толщу лет – дождусь тот автобус из-за поворота памяти, когда в прекрасную юность душа попросит в очередной раз по-быстрому сгонять.