Я вложил все сбережения в дачу мечты, чтобы сбежать от городской суеты. Но мой новый сосед, председатель СНТ, быстро объяснил, что у этого «рая» есть свой хозяин. Его дружелюбие оказалось маской, а его правила написаны не на бумаге, а на сломанных судьбах тех, кто был до меня.
***
— Ну что, сосед, обживаешься? — голос за спиной прозвучал так неожиданно, что я едва не выронил ящик с инструментами.
На крыльце стоял плотный, лысоватый мужчина лет шестидесяти с обманчиво-добродушным лицом. Это был председатель нашего СНТ, Виктор Петрович. Я видел его мельком на собрании, но близко мы не сходились.
— Виктор Петрович, здравствуйте. Да вот, потихоньку, — я постарался улыбнуться как можно радушнее. — Вношу, так сказать, уют.
— Дело хорошее, — он по-хозяйски оглядел мой участок. — Дом у тебя знатный. Крепкий. Прежний хозяин, Лёнька, с душой строил. Для себя. А потом раз — и продал за копейки. Странный…
Он сделал многозначительную паузу. Я не знал, что ответить. История с покупкой и правда была мутной. Я несколько месяцев присматривался к этому дому, но цена кусалась. А потом она резко упала почти вдвое. Риелтор что-то мямлил про «срочные семейные обстоятельства» у продавца.
— А вы заходите, чего на пороге стоять? — спохватился я.
— Да я на минутку, Палыч, — он всё же переступил порог, принеся с собой запах дорогого парфюма, смешанного с чем-то неуловимо-тревожным. — Предупредить зашел. Ты парень городской, многого не знаешь. У нас тут свои порядки.
Я напрягся. В его тоне не было угрозы, скорее, отеческая забота, но от неё по спине пробежал холодок.
— Какие порядки? — осторожно спросил я.
— Люди тут живут серьезные, солидные, — он прошел в комнату и бесцеремонно провел пальцем по пыльной полке. — Тишину любят. Покой. Понимаешь? Не терпят, когда кто-то высовывается. Шум, стройки эти бесконечные, гости шумные… Это всё не приветствуется.
— Так я вроде не собирался… — начал я, но он меня перебил.
— Ты не собирался, а жизнь она такая. Сегодня не собирался, а завтра друг на шашлыки приехал, музыку включил. А у соседа за стенкой — мигрень. И начинается… конфликт. Мы тут конфликты не любим. Гасим в зародыше.
Он посмотрел мне прямо в глаза, и его добродушный взгляд на секунду стал жестким, колючим.
— Я не понял, вы мне угрожаете? — спросил я прямо, чувствуя, как внутри закипает злость. Какого черта? Я купил эту дачу за свои кровные, чтобы отдыхать, а не ходить по струнке перед местным царьком.
— Что ты, Боже упаси! — Петрович тут же снова нацепил маску радушия. — Предупреждаю. Как старший товарищ. Чтоб ты, значит, влился в коллектив без проблем. Мы тут как одна семья. А в семье принято друг друга уважать и слушать старших. Ясно?
Он хлопнул меня по плечу так сильно, что я пошатнулся.
— Ладно, бывай, новосёл. Если что — обращайся. Помогу, чем смогу.
Дверь за ним захлопнулась, а я остался стоять посреди комнаты, чувствуя себя так, будто меня только что вежливо, но твердо окунули лицом в грязь. Семья, значит? Что-то мне подсказывало, что в этой «семье» мне уготована роль бедного родственника.
***
— Ты чего такой кислый? Дачу купил, радоваться должен! — голос Дениса в трубке, как всегда, был полон неуёмного оптимизма.
Мы дружили с института. Он — моя полная противоположность: шумный, пробивной, с шилом в одном месте. Я — тихий и вечно сомневающийся.
— Да так, — я неохотно рассказал ему о визите председателя. — Какой-то мутный тип. Говорит, что у них тут свои законы.
— Ой, да ладно тебе! — фыркнул Денис. — В каждом СНТ есть такой «хозяин», который думает, что он бог и царь. Ты главное взносы плати вовремя и на рожон не лезь. А лучше подружись с ним. Поляну накрой, коньячка ему хорошего подгони. Эти старики такое любят.
— Не хочу я ни с кем дружить из-под палки, — проворчал я. — Я сюда от людей сбежал, а не для того, чтобы новые хороводы водить.
— Ну и зря. Слушай, а давай я к тебе на выходные приеду? Помогу обустроиться. И у меня идея есть! Давай баньку поставим? У тебя как раз место за домом идеальное. Представляешь, своя баня! С парилкой, с веничком!
Идея была заманчивой. Я с детства мечтал о настоящей русской бане. Но слова Петровича про «стройки бесконечные» эхом отдавались в голове.
— Ден, я не знаю… Председатель этот… он как-то недвусмысленно намекнул, что шум и стройки тут не любят.
— Да пошел он! — взорвался Денис. — Это твой участок! Твоя собственность! Ты имеешь полное право строить на нем всё, что разрешено законом. А баня разрешена. Он что, выше закона? Не будь размазней, Кир! Хватит всех бояться.
В его словах была своя правда. Я действительно устал бояться. Всю жизнь боялся: начальника-самодура на работе, недовольной жены, которая в итоге ушла к более «успешному», вечных проблем. Хватит.
— Ладно. Приезжай, — решительно сказал я. — Построим мы эту баню. Пусть только попробует сунуться.
Мы еще немного поговорили, обсудили план действий. Денис обещал привезти часть материалов и найти толковых ребят для помощи. Положив трубку, я почувствовал прилив сил. Может, Денис и прав? Может, пора перестать быть «терпилой» и начать отстаивать свои права?
Остаток недели прошел в приятных хлопотах. Я прибирался на участке, косил траву, разбирал старый сарай. Соседи — в основном пенсионеры — были вежливы, но держались на расстоянии. Здоровались через забор и тут же спешили по своим делам. Я списал это на обычную дачную замкнутость. Никто больше не приходил с «предупреждениями», и я почти забыл о неприятном разговоре с Петровичем, решив, что просто слишком мнительный. Место-то и вправду было райское: сосны, озеро, тишина. Что может пойти не так?
***
— Привет, помещик! Принимай гостей! — Денис вывалился из своего старенького джипа, увешанного какими-то мешками и коробками.
Он был не один. С ним приехали двое хмурых парней в рабочих комбинезонах.
— Это Слава и Толик, — представил их Ден. — Мастера на все руки. Фундамент зальют — комар носа не подточит.
Я радушно встретил гостей, мы разгрузили материалы, и работа закипела. Слава и Толик, несмотря на свой суровый вид, оказались ребятами толковыми и немногословными. Они быстро разметили участок под баню, начали копать траншею под фундамент. Денис командовал парадом, а я был на подхвате.
К обеду к нашему забору подошла соседка, баба Зина, известная на всю улицу сплетница. Она смерила нашу стройку неодобрительным взглядом.
— И что это вы тут затеяли, молодой человек? — ее голос был сладким, как перезрелая слива, но с ядовитой косточкой внутри.
— Здравствуйте, Зинаида Ивановна, — вежливо ответил я. — Баньку вот решили поставить.
— Баньку? — она картинно всплеснула руками. — Ох, милок. А с Петровичем согласовал? У нас тут без его ведома и чихнуть нельзя. Он такое не одобрит.
— А почему я должен с ним согласовывать строительство на своей земле? — вмешался Денис, вытирая пот со лба. — Есть закон, есть нормы СНТ. Мы ничего не нарушаем.
— Закон-то есть, — протянула баба Зина, — да только у нас тут главный закон — Виктор Петрович. Он за порядком следит. Чтобы красиво всё было, единообразно. А то понастроят курятников, смотреть тошно.
Она явно намекала на нашу будущую баню.
— У нас будет не курятник, а произведение искусства, — усмехнулся Денис. — Так что не переживайте, эстетику вашего элитного поселка мы не нарушим.
— Ну-ну, — баба Зина поджала губы, и в ее глазах мелькнуло что-то злорадное. — Смотрите, как бы ваше «произведение» не пришлось потом по бревнышку разбирать. Петрович шутить не любит. Он быстро на место ставит тех, кто порядки нарушает.
Она развернулась и, гордо вскинув голову, удалилась.
— Вот стерва старая, — прошипел Денис ей вслед. — Наверняка уже побежала стучать твоему Петровичу.
— Да плевать, — махнул я рукой, хотя на душе стало тревожно. — Пусть стучит. Мы правы.
Но вечер принес новые сюрпризы. Когда мы, уставшие, сидели на веранде и пили чай, к участку подъехала черная иномарка. Из нее вышел Виктор Петрович. На этот раз он был не один, а с двумя бритоголовыми амбалами, которые остались стоять у машины.
— Вечер добрый, хозяин, — сказал он, не заходя на участок. В его голосе больше не было и тени дружелюбия. — Я, кажется, предупреждал тебя, Кирилл. Про тишину и покой.
— Мы не шумим, Виктор Петрович. Мы работаем, — я встал, стараясь выглядеть уверенно.
— Мне доложили, ты тут стройку самовольную затеял, — он кивнул в сторону траншеи. — Несогласованную.
— По закону я не обязан согласовывать с вами постройку бани на своем участке! — вышел вперед Денис.
Петрович смерил его ледяным взглядом.
— А ты еще кто такой? Адвокат его? Слушай сюда, герой. Законы в городе оставишь. Здесь я решаю, что можно, а что нельзя. И я говорю — этой стройки здесь не будет. Понятно?
— Нет, не понятно! — вскипел я. — На каком основании?
— На том основании, что я так сказал, — отрезал он. — У вас есть время до завтрашнего утра, чтобы всё убрать и закопать траншею. Иначе… будете разговаривать с другими людьми. И не так вежливо.
Он развернулся и пошел к машине.
— Я вызову полицию! — крикнул я ему в спину.
Петрович остановился и, не оборачиваясь, бросил через плечо:
— Вызывай. Можешь хоть в ООН писать. Только пока они доедут, у тебя тут, боюсь, несчастный случай произойдет. Короткое замыкание, например. Дом-то деревянный, … Сгорит вмиг.
Машина бесшумно уехала, оставив нас в звенящей тишине. Денис выругался.
— Вот же ублюдок. Он реально угрожает.
— Я понял, — тихо сказал я. Кажется, я влип. По-крупному.
***
Ночь прошла тревожно. Мы с Денисом почти не спали, прислушиваясь к каждому шороху. Но ничего не произошло. Утром, немного осмелев, мы решили, что Петрович просто блефует, пытается взять на понт.
— Не будем мы ничего закапывать! — решительно заявил Денис. — Это наш главный козырь. Если мы сейчас сдадимся, он поймет, что нас можно ломать, и никогда не отвяжется. Продолжаем строить!
Его уверенность передалась и мне. Мы позвонили Славе и Толику, сказали приезжать. Сами же начали готовить опалубку.
К обеду, когда работа снова была в разгаре, случилось то, чего мы ожидали меньше всего. Пропал почти весь наш инструмент. Два дорогих перфоратора, болгарка, набор ключей — всё, что мы накануне оставили в сарае.
— Да как так-то? — Денис был в ярости. — Я же сарай на замок закрывал!
Замок был на месте, целый и невредимый. Но он был открыт. Профессионально, без взлома.
— Это он, — глухо сказал я. — Это его люди.
— Пойду поговорю с этим козлом, — Денис рванул к калитке.
— Стой! — я схватил его за руку. — Без толку. Он скажет, что ничего не знает. Скажет, сами мы виноваты, не надо было вещи без присмотра оставлять. Доказательств у нас нет.
Мы позвонили в полицию. Через час приехал сонный участковый, лениво осмотрел место, записал наши показания и уехал, пообещав «разобраться». По его скучающему виду было ясно, что никто ничего искать не будет.
Вечером мы сидели на крыльце, подавленные и злые. Стройка встала.
— Что делать будем, Кир? — спросил Денис.
— Не знаю. Может, и правда, ну ее, эту баню? — устало сказал я. — Продать всё к чертям и уехать.
— Струсил? — в его голосе прозвучало разочарование. — Я же говорил тебе, нельзя показывать слабину! Он только этого и ждет. Завтра же поедем в город, купим новый инструмент и продолжим. Пусть подавится.
Но на следующий день нас ждал новый «сюрприз». Кто-то ночью вылил несколько ведер мазута или отработанного масла прямо в нашу траншею под фундамент. Вонь стояла невыносимая.
Слава и Толик, приехав и увидев это, молча собрали свои вещи.
— Вы куда? — спросил Денис.
— Мы в это не вписываемся, — сказал Слава, глядя в сторону. — У нас семьи, дети. Нам проблемы не нужны. Тут, видать, серьезные терки. Извините, парни.
Они уехали. Мы остались одни.
— Теперь точно всё, — сказал я, опустившись на землю рядом с вонючей траншеей. — У нас ни инструмента, ни рабочих.
— Ничего не всё! — упрямо твердил Денис. — Сами сделаем! Руки-то у нас есть. Сейчас вычерпаем эту дрянь и…
В этот момент к нам снова подошла баба Зина. На ее лице была плохо скрываемая радость.
— Что, милочки? Предупреждала я вас, — пропела она. — Не послушали старших. А Петрович, он слов на ветер не бросает. Он у нас порядок любит.
— Это вы ему рассказали про нас? Это вы настучали? — я вскочил, сжимая кулаки.
— А хоть бы и я! — она не испугалась. — Порядок должен быть! А от вас одни проблемы. Шум, грязь… И вообще, место это проклятое. Лёнька, хозяин бывший, тоже сначала хорохорился. Тоже что-то строить пытался. А потом вдруг заболел тяжело, чуть не помер. И сразу домик-то продал за бесценок. И уехал. И вы уедете. Все отсюда уезжают, кто Петровичу дорогу переходит.
Она развернулась и ушла, оставив нас переваривать услышанное. Так вот оно что. Значит, я не первый. Это отработанная схема. Создать человеку невыносимые условия, довести до отчаяния, а потом купить его собственность за гроши. И этот старый урод, этот «отец родной» — главарь всей шайки.
***
— Я этого так не оставлю! — Денис метался по участку, как тигр в клетке. — Есть же на него управа! Прокуратура, налоговая! Надо писать во все инстанции!
— Ден, успокойся, — пытался я его образумить. — Ты думаешь, он дурак? Наверняка у него всё схвачено. И в полиции, и в администрации. Мы для них — просто дачники-скандалисты. А он — «уважаемый человек».
— И что, теперь сесть и плакать? Сдаться? Отдать ему то, за что ты заплатил свои деньги?
В его правоте была горькая правда. Сдаваться было нельзя. Мы решили действовать по-другому. Раз закон бессилен, нужно собрать доказательства его незаконной деятельности. Мы купили диктофон и пару скрытых мини-камер. Одну я установил на дереве с видом на наш участок, вторую — на подоконнике в доме.
Мы сделали вид, что сдались. Забросили стройку, перестали выходить из дома. Просто сидели и ждали. Через пару дней к нам снова пожаловал Петрович. На этот раз он был сама любезность.
— Ну что, парни, одумались? — он вошел без стука, неся в руках бутылку дорогого коньяка и пакет с закуской. — Я же говорил, надо жить дружно. Давайте мировую.
— Какая мировая, Виктор Петрович? — горько усмехнулся я. — Вы нам стройку испортили, инструмент украли.
— Ну полно вам, какой инструмент? — он сделал удивленное лицо. — Нашли из-за чего сопли распускать. Мелочи жизни. Это всё, чтоб вы поняли, что со мной шутки плохи. Я человек конкретный. Но не злой. Давайте так: вы забываете про свою баню, живете тихо, не высовываетесь. А я… я вам помогу. Может, работу хорошую в городе подкину. У меня связи есть.
Он разлил коньяк по рюмкам.
— Ну, за понимание?
Мы с Денисом переглянулись. Игра началась. Мы выпили. Разговор потек в нужное нам русло. Разгоряченный коньяком, Петрович начал хвастаться.
— Вы думаете, я тут просто председатель? — он подмигнул. — Я тут хозяин. Вся земля — моя. Кто-то этого не понимает, как Лёнька хозяин бывший. Тоже уперся рогом, террасу строить хотел. Ну, пришлось объяснить. Пару раз машина у него не завелась. Потом собачка любимая пропала. Потом анализы плохие из поликлиники «случайно» пришли. Мужик и сдулся. Понял, что здоровье дороже. Продал мне домик за треть цены. А я его вам уже по рынку толкнул. Бизнес, мальчики. Ничего личного.
Он хохотнул, довольный собой. Диктофон в моем кармане исправно писал каждое его слово.
— Так это вы всё подстроили? — ахнул Денис, изображая изумление.
— А кто ж еще? — гордо заявил Петрович. — Тут без моего ведома мышь не проскочит. Этот СНТ — моя поляна. Людишки платят взносы, а я им — «порядок». Одних пугаю, других покупаю. Кто-то в доле со мной, как Зинка, стукачка. А кто-то просто боится. И все пляшут под мою дудку.
В этот момент его рассказ прервал шум у калитки. Во двор, шатаясь, ввалился муж бабы Зины, дядя Коля, вечно пьяный и забитый своей женой.
— Петрович! — закричал он. — Ты зачем жену мою спаиваешь? Она опять от тебя пришла, лыка не вяжет! И деньги принесла! Говорит, премия от тебя! За что премия, ирод?! За то, что на соседей стучит?!
Петрович побагровел.
— Ты чего орешь, алкаш? Иди проспись!
— Я не алкаш! Я всё знаю! Ты ее подговорил мазут этим ребятам в яму лить! Она мне сама по пьяни проболталась! Я в полицию пойду!
Петрович одним прыжком оказался рядом с ним.
— Заткнись! — прошипел он и ударил дядю Колю кулаком в лицо.
Тот рухнул на землю. Денис бросился к нему, я — к телефону, вызывая полицию и скорую. Петрович, поняв, что наговорил и наделал лишнего, попытался сбежать, но Денис преградил ему дорогу. Завязалась драка. Денис был моложе и сильнее, но Петрович оказался изворотливым и злым. В его руке блеснуло что-то острое.
***
Это был садовый секатор, который лежал на крыльце. Петрович с дикой яростью на лице полоснул Дениса по руке. Кровь хлынула на землю. Денис взвыл от боли и отшатнулся.
— Я убью вас, твари! — визжал Петрович, размахивая окровавленным секатором. — Закопаю прямо здесь!
В этот момент я, опомнившись, схватил первое, что попалось под руку — тяжелую чугунную сковородку, оставленную после завтрака на столе. Не раздумывая, я со всей силы огрел ею Петровича по голове.
Он обмяк и рухнул рядом с дядей Колей.
На несколько секунд воцарилась тишина, прерываемая только стонами Дениса, зажимавшего рану. Я смотрел на два тела у своих ног, на сковородку в своей руке и с ужасом понимал, что только что, возможно, убил человека.
Скорая и полиция приехали на удивление быстро. Видимо, слова «драка» и «ножевое ранение» подействовали. Петровича и дядю Колю увезли. Нас с Денисом — в отделение.
Начался кошмар допросов. Сначала нас пытались выставить виноватыми. Мол, напали на «уважаемого человека», председателя СНТ. Но у меня был козырь. Диктофонная запись.
Когда следователь, молодой лейтенант с уставшими глазами, прослушал откровения Петровича, его лицо изменилось. Он прослушал запись еще раз, потом еще.
— Вот это номер, — присвистнул он. — А мы его полгода разработать не можем. Знали, что мутит, а зацепиться не за что было. Все боятся, молчат.
Дело закрутилось. Запись стала главным доказательством. Дядя Коля, придя в себя, тоже дал показания против Петровича и своей жены. Выяснилось, что Петрович не просто отжимал участки. Он организовал целую схему по незаконной продаже земли, использовал взносы членов СНТ для личного обогащения и держал в страхе весь поселок.
Баба Зина, поняв, что муж ее сдал, а покровитель сидит в СИЗО, попыталась всё отрицать, но под давлением улик раскололась. Она рассказала и про украденный инструмент, и про мазут, и про другие «мелкие пакости», которые она делала по указке Петровича за небольшое вознаграждение.
Денису наложили швы, к счастью, сухожилия не были задеты. Меня отпустили под подписку о невыезде. Дело о нападении на меня закрыли, переквалифицировав мои действия как необходимую самооборону.
Казалось бы, победа. Зло наказано. Но возвращаться на дачу мне не хотелось. Каждый раз, подъезжая к воротам СНТ, я видел косые, испуганные или злобные взгляды соседей. Для одних я стал героем, разрушившим тиранию. Для других — скандалистом, который вынес сор из избы и навлек на их «тихий рай» проверки и полицию.
Тишина больше не казалась мне умиротворяющей. Она была наполнена шепотом за спиной и затаенной ненавистью. Мечта о спокойной жизни на природе разбилась вдребезги.
***
Через два месяца состоялся суд. Виктор Петрович, несмотря на все усилия дорогих адвокатов, получил реальный срок за мошенничество, вымогательство и нанесение телесных повреждений. Баба Зина отделалась условным сроком и общественными работами.
В СНТ выбрали нового председателя — тихого инженера на пенсии, который больше всего на свете боялся что-то решать. Жизнь в поселке вроде бы начала налаживаться, но для меня здесь всё было отравлено.
Я так и не достроил баню. Закопанная траншея, заросшая бурьяном, служила немым укором моей наивной мечте. Я больше не мог сидеть на крыльце и наслаждаться пением птиц. Мне казалось, что из-за каждого забора, из каждого окна за мной следят.
— Ну что, продаешь? — спросил Денис, когда мы в последний раз сидели на моей дачной кухне. Его рука почти зажила, остался лишь длинный уродливый шрам.
— Продаю, — кивнул я. — Не могу я здесь больше. Это как жить в доме, где произошло убийство. Стены помнят.
— Зря ты, — вздохнул Денис. — Ты же победил. Ты сломал систему.
— Я не хотел никого ломать, Ден. Я просто хотел тишины. Хотел маленький домик у леса, где можно было бы спрятаться от всего мира. А в итоге оказался в центре войны.
Я выставил дачу на продажу. Покупатель нашелся быстро — молодая семья из Москвы, такая же, как я, уставшая от города и мечтающая о «рае в шалаше». Я не стал им рассказывать всей истории. Просто сказал, что «изменились обстоятельства». Не хотел рушить их мечту, как когда-то разрушили мою.
В день, когда я уезжал окончательно, забрав последние вещи, я столкнулся у калитки с бабой Зиной. Она подметала улицу — отрабатывала свое наказание. Она проводила мою машину долгим, нечитаемым взглядом. В нем не было ни злости, ни раскаяния. Только холодное, безразличное любопытство, как у энтомолога, наблюдающего за суетой насекомых.
Я уезжал, не оглядываясь. Я получил за дачу хорошие деньги, но чувствовал себя проигравшим. Я отстоял свою собственность, доказал свою правоту, но потерял то, за чем сюда приехал — веру в то, что где-то на земле есть тихое и безопасное место.
Как вы думаете, стоило ли бороться до конца или проще было сразу уступить и продать дачу, сохранив нервы и здоровье?