Следующие несколько дней Эльвира не находила себе места. Сон стал роскошью, которой она не могла позволить себе насладиться: каждую ночь её настигали кошмары, а днём преследовали обрывочные видения, от которых холодела кровь. Ей казалось, что она сходит с ума — реальность и бред сплетались в один липкий клубок.
Самый страшный сон повторился трижды. Эльвира стояла в сыром, затхлом подвале, где воздух был густым, как кисель, и пропитан запахом плесени, старой крови и чего‑то сладковато‑гнилостного. В углу, едва различимая в тусклом свете, мерцала фигура девушки. Она протягивала руку — не с мольбой, а с каким‑то жгучим, болезненным любопытством, словно хотела не спасти, а узнать. Её глаза — два тёмных провала — смотрели прямо в душу. А потом она шептала одно слово, которое врезалось в память, как нож:
— Найди…
Эльвира просыпалась с криком, вся в поту, с ощущением, что на коже остались следы холодных пальцев.
Она больше не могла держать это в себе. В один из хмурых, дождливых дней — небо висело низко, будто придавленное свинцовой плитой, а капли барабанили по подоконнику, как пальцы невидимого барабанщика — Эльвира пришла к бабушке Шуре.
Бабушка жила в старом доме на окраине посёлка. Дом скрипел, как корабль в шторм, стены были увешаны вышитыми полотенцами и фотографиями в потёртых рамках, а в углу тихо тикали часы с кукушкой, отсчитывая секунды с монотонной настойчивостью. Когда Эльвира вошла, бабушка стояла у плиты, помешивала щи в чугунке, и от запаха капусты и моркови на мгновение стало почти спокойно. Но только до тех пор, пока внучка не заговорила.
— Бабушка… я видела её снова, — голос дрогнул. — Ту девушку. Из подвала.
Шура резко поставила ложку, повернулась. Её лицо, обычно румяное и улыбчивое, вмиг посерело.
— Ты… видела?
— Да. Она просит найти кого‑то. Или что‑то. Я не понимаю.
Бабушка перекрестилась, тихо прошептала молитву, потом взяла внучку за руку.
— Надо к Галине идти. Только она поможет.
***
Галина Васильевна жила в доме, окружённом зарослями бузины и крапивы. Дом казался древним, будто вырос из самой земли: брёвна потемнели от времени, крыша поросла мхом, а на крыльце стояли глиняные горшки с засохшими травами. Когда Эльвира с бабушкой вошли, в доме пахло ладаном, сушёными яблоками и чем‑то ещё — терпким, древним, как запах старых книг.
Галина сидела за столом, накрытым льняной скатертью с вышивкой. На столе — медная лампа, стопка пожелтевших бумаг, стеклянный шар, в котором плавали пузырьки, будто замороженные капли дождя. Она подняла глаза — тёмные, пронзительные — и молча указала на стулья.
Разговор начался тихо, почти шёпотом. Эльвира рассказывала всё: сны, видения, страх, который рос внутри, как опухоль. Бабушка время от времени всхлипывала, теребила край платка. Галина слушала, не перебивая, лишь иногда проводила пальцами по краю стола, будто проверяла, насколько твёрдая реальность вокруг.
Когда Эльвира закончила, Галина встала, подошла к окну, за которым дождь превращал мир в размытую акварель.
— Слышала ли ты когда‑нибудь о Вечном Жиде? — спросила она, не оборачиваясь.
— Нет. Кто это? — голос Эльвиры дрогнул.
Галина повернулась, села обратно, сложила руки на столе.
— Вечный Жид, или Агасфер, — бессмертный странник, которому нет ни смерти, ни покоя. Он вынужден скитаться по свету до Второго Пришествия. Проклят на бессмертие за то, что отказал в просьбе Христу, когда тот нёс свой крест на Распятие. Это версия Библии. Но есть и другая легенда.
Она помолчала, будто взвешивая слова.
— Агасфериты — это люди, существование которых лишено смысла. Они не приносят пользы себе, своим близким или другим. Они лишь наблюдают. Как паразиты.
— Как паразиты? — повторила Эльвира, чувствуя, как по спине пробежал холодок.
— Именно. Вот тебе пример: столько людей видели и слышали, как совершилось преступление, но никто не помог. Все промолчали. Эти люди и есть агасфериты. Проклятые. Они обречены на пустое существование. Своим молчанием они обрекли душу девушки на муки.
В комнате стало холоднее. Пламя лампы дрогнуло, будто от невидимого ветра.
— Что можно сделать? — прошептала Эльвира.
— В первую очередь нужно узнать, как её звали. Немного о ней самой. Потом мы проведём ритуал и призовём её дух. Ей важно, чтобы убийца понёс наказание. Вероятно, всех наблюдателей она считает убийцами и мстит. Если её убийца ещё жив — а лет всё‑таки прошло немало — мы постараемся сделать так, чтобы он ответил.
— А люди? Те, кто пока жив? — голос бабушки дрожал.
— Так и будут дальше существовать. Агасфериты существуют с библейских времён, и так будет всегда.
— Да, а в наши времена так можно назвать каждого третьего, — тихо добавила Эльвира.
— Не будем терять время, — Галина встала, подошла к шкафу, достала толстую книгу в кожаном переплёте. Страницы были тонкими, как крылья бабочки, а буквы — выцветшими, будто написанные кровью. — Сначала найдём её имя. Потом — правду.
***
Следующие дни прошли в тревожном ожидании. Эльвира помогала Галине разбирать старые архивы, рыться в пожелтевших газетах, обзванивать дальних родственников тех, кто жил в том доме десятилетия назад. Дождь не прекращался — он стучал в окна, шептал в трубах, превращал дороги в реки грязи.
И наконец — находка.
«Лизавета Смирнова. 23 года. Работала в библиотеке. Любила цветы, особенно ромашки. Убита в ночь на 17 июля 1985 года».
Когда Галина прочитала это вслух, лампа на столе погасла. В воздухе повисло ощущение, будто кто‑то глубоко вздохнул.
— Она здесь, — сказала Галина, не поднимая глаз. — Теперь мы можем говорить.
Эльвира сжала кулаки.
— Что дальше?
— Ритуал. Сегодня, на закате. Возьми что‑то, что принадлежало твоей матери. Это поможет установить связь.
— Связь с кем? С призраком?
— С правдой. И с самой собой. Потому что если ты не разберёшься с этим сейчас, оно будет преследовать тебя до конца дней. Как их.
Она кивнула на фотографии на стене — Зоя, Павел, свекровь, Шура, другие лица. Почти все уже ушедшие.
— Они не смогли. Ты сможешь.
***
На закате небо стало багровым, как запекшаяся рана. Эльвира и Галина стояли во дворе, окружённые кольцом из камней, которые Галина расставила заранее. В центре — старая фотография Зои, рядом — свеча, горящая неровным пламенем.
Галина взяла медный колокольчик, трижды ударила. Звук разнёсся далеко, будто пробил невидимую границу между мирами.
— Я призываю дух Лизаветы Смирновой. Я зову её именем, данным при рождении. Я прошу её прийти и говорить.
Тишина. Только ветер шелестел листьями, а где‑то вдали выла собака — протяжно, тоскливо.
— Она здесь, — прошептала Галина. — Спрашивай.
Эльвира сглотнула.
— Лизавета… почему ты приходишь ко мне?
В воздухе возникло движение. Свечи погасли. В темноте раздался шёпот — не из одного места, а отовсюду сразу:
— Потому что ты видишь… потому что ты помнишь…
— Что нам сделать? — спросила Галина твёрдо. — Как успокоить твою душу?
Шёпот стал громче:
— Найдите … пусть ответят… иначе никто не уйдёт…
— Её убийцу? — уточнила Эльвира. — Ты хочешь, чтобы мы нашли его?
— Да… иначе… все… все будут как я…
Свечи вспыхнули снова. В воздухе стоял запах гари и чего‑то сладкого — как тогда, в подвале.
— Она уйдёт? — спросила Эльвира.
— Нет, — ответила Галина. — Пока не свершится справедливость.
— Но прошло столько лет! Как мы найдём убийцу?
— Он жив — прозвучал шёпот в голове Эльвиры. — Он всё ещё здесь… в этом доме…
По спине пробежал холод.
— В том доме? — переспросила Эльвира. — Выходит, это кто‑то из соседей?
— Или кто‑то ближе, — тихо добавила Галина.
Эльвира замерла. «Этот дом» — тот, где она сейчас живёт? Или тот, где жила мать? Или…
**
После визита к Галине Эля чувствовала себя опустошённой, словно выпотрошенная рыба, выброшенная на горячий песок. Она лежала в кровати, уставившись в потолок, где тени от ветвей за окном сплетались в зловещие узоры. Часы на стене тикали с монотонной настойчивостью, отсчитывая секунды, которые тянулись, как резина. За окном медленно сгущались сумерки, окрашивая мир в оттенки серого и фиолетового.
В комнате было душно — лето в этом году выдалось аномально жарким. Даже приоткрытое окно не спасало: воздух стоял тяжёлый, пропитанный запахом разогретого асфальта и увядающих цветов из палисадника. Эля провела рукой по лицу — кожа была влажной от испарины, а ночная рубашка прилипла к спине.
Мысли крутились в голове, как осы в банке. Как такое возможно? Как человеческое безразличие, эта черствая скорлупа равнодушия, может привести к столь чудовищным последствиям? В памяти всплывали слова Галины о агасферитах — паразитах бытия, обречённых на пустое существование из‑за своего молчания, равнодушия и безразличия.
— Лиза, Лиза… — тихо прошептала Эля, сжимая край простыни. — Покажи мне своих убийц. Я обещаю, они будут наказаны.
Её голос растворился в полумраке комнаты, будто поглощённый самими стенами. Где‑то вдалеке проехала машина, её фары на миг осветили потолок, оставив после себя ещё более густую тьму.
Вскоре девушка уснула. Но сон не принёс облегчения — напротив, он стал окном в чужой кошмар.
Во сне было невыносимо жарко. Пот струился по вискам, а лёгкий сарафан — не её, чужой — прилипал к телу. Эля осмотрелась и сначала не поняла: откуда у неё эта одежда? Тонкий хлопок, выцветший от времени, с вышивкой по подолу… Потом вспомнила: такой был у Лизы.
Паника сковала грудь. Эля осознала: она видит всё глазами погибшей девушки. Ощущает её страх — ледяной, парализующий, пробирающий до костей. Чувствует боль — резкую, жгучую, разрывающую плоть. Слышит собственный крик — но он звучит будто издалека, словно принадлежит не ей.
И вот — они. Трое.
Валера — высокий, с наглой ухмылкой и холодными глазами. Его пальцы впиваются в плечи Лизы, оставляя синяки. Леха — коренастый, с перебитым носом и татуировкой на шее. Он держит её за волосы, дёргает голову назад, заставляя смотреть в небо, где мерцают равнодушные звёзды. Макс — самый низкий, но самый жестокий. В его руке блестит нож, отражая лунный свет.
Эля (или Лиза?) закричала, надеясь на помощь. Ведь рядом — многоквартирный дом, окна которого смотрят на двор сотней равнодушных глаз.
Она видела:
двух девушек, прячущихся за деревом. Их силуэты едва различимы в тени, но Эля чувствует, как они сжимают друг другу руки, боясь пошевелиться;
мужчину на балконе — он стоит, облокотившись на перила, и курит. Огонёк сигареты вспыхивает в темноте, освещая на миг его безразличное лицо;
спящего на лавке парня — он переворачивается на бок, укрывается газетой, будто хочет отгородиться от мира;
старушку в окне — её силуэт чётко вырисовывается на фоне жёлтого света лампы. Она смотрит, не моргая, словно наблюдает за спектаклем.
Но…
Никто.
Не помог.
**
Эля проснулась резко, будто её вытолкнули из воды. За окном стояла ночь, время — около трёх утра. Часы на тумбочке показывали 02:47. В комнате было душно, простыни сбились в комок, а сердце колотилось так, что, казалось, готово было вырваться из груди.
Она больше не уснула. Сев на краю кровати, включила ноутбук. Экран осветил её лицо бледным светом, подчеркнув тени под глазами. Пальцы дрожали, но набирали запросы с холодной методичностью.
К восьми утра она знала о них многое. В эпоху цифровых технологий даже спустя полвека можно найти концы — если знать, где искать.
Трое закадычных друзей, местных хулиганов, которых опасались даже собственные родители.
- Валера (Валерий Петров) — 47 лет. Два срока за грабёж и нанесение тяжких телесных. Сейчас работает охранником в ночном клубе «Алмаз». Живёт в той же хрущёвке, только в другом подъезде. В соцсетях — ни одной фотографии за последние пять лет, но в старых альбомах есть снимки: молодой, с дерзкой улыбкой, в кожаной куртке, обнимает девушку в белом сарафане.
- Леха (Алексей Карпов) — 46 лет. Ни разу не судим, но фигурировал в десятке дел как свидетель. Работает водителем у местного предпринимателя. Женат, двое детей. На странице в соцсети — семейные фото: дача, шашлыки, дети у ёлки. Но в глазах — тот же холодный блеск, что и тридцать лет назад.
- Макс (Максим Орлов) — 47 лет. Три судимости: за хулиганство, кражу, побои. Последние пять лет — без определённого места жительства. Иногда ночует в заброшенном доме неподалёку. В соцсетях его нет, но в полицейских сводках — регулярно: «задержан за дебош», «доставлен в вытрезвитель».
Эля распечатала фотографии, разложила их на столе. Смотрела в глаза этих мужчин — и видела их, тех, кто стоял над Лизой в тёмном углу двора.
За окном начало светать. Первые лучи солнца пробились сквозь тучи, осветив пылинки, кружащиеся в воздухе. Где‑то залаяла собака, а из кухни потянуло запахом кофе — бабушка уже встала.
Но Эля не замечала ничего вокруг. Перед ней лежали три судьбы — три человека, которые когда‑то сделали выбор. И теперь ей предстояло сделать свой.
**
Шаг первый: Валера
Эльвира выбрала начать с Валеры. Он был главным — это она поняла из сна. В его глазах тогда, тридцать лет назад, читалась не просто жестокость, а холодная решимость.
В тот же вечер она пришла к клубу «Алмаз». Небо затянуло плотными тучами, предвещавшими грозу. Асфальт уже блестел от первых капель, а неоновые вывески отражались в лужицах, превращая улицу в калейдоскоп разноцветных огней. У входа курили охранники; среди них — Валера: массивный, с перебитым носом и татуировкой в виде змеи на шее.
— Вам чего? — рыкнул он, заметив её.
— Я знаю, что вы сделали в 1985 году, — тихо, но чётко сказала Эльвира. — С Лизой Смирновой.
Его лицо на миг окаменело. Потом он рассмеялся, но смех звучал фальшиво, натянуто:
— Ты кто такая, чтобы тут сказки рассказывать?
— Я — свидетель. Я видела всё глазами Лизы.
Валера шагнул к ней, схватил за локоть, притянул ближе. В его дыхании чувствовался запах табака и дешёвого виски.
— Послушай, девочка…
— Отпустите, — она не дрогнула, глядя прямо в его глаза. — Или я расскажу всё полиции. И соседям. И жене вашего друга Лёхи.
Он замер. В глазах мелькнул страх — настоящий, животный. Пальцы разжались.
— Ты… ты не можешь ничего знать.
— Могу. И знаю. Лиза не успокоится, пока вы не ответите.
Валера оглянулся по сторонам, будто искал пути отхода. Потом процедил сквозь зубы:
— Это было… давно. Мы были молодыми. Дураками.
— Дураки не убивают. Убийцы убивают, — Эльвира развернулась и пошла прочь, чувствуя, как его взгляд прожигает спину.
Шаг второй: Леха
Алексей Карпов жил в панельной пятиэтажке на окраине. Дом стоял на отшибе, окружённый зарослями бурьяна и ржавыми остатками детских качелей. Эльвира дождалась его у подъезда в серый, дождливый полдень. Воздух был пропитан запахом сырости и гниющих листьев.
— Вы Алексей Карпов? — спросила она, когда он подошёл, неся в руках пакет с продуктами.
Он остановился, настороженно оглядел её:
— Да. А вы?
Она протянула ему фотографию Лизы, сделанную из архивных материалов:
— Узнаёте?
Он побледнел, отступил на шаг:
— Откуда у вас это?
— Она пришла ко мне. В снах. Говорит, что вы стояли и смотрели, как её убивают.
Алексей опустил глаза, сжимая пакет так, что хрустели пакеты внутри.
— Я… я не мог… Там было темно. Я подумал, это просто… драка.
— А потом? Когда поняли, что это не драка?
Он молчал долго, потом прошептал:
— Испугался. Побежал домой.
— И молчали тридцать лет.
Он кивнул, не поднимая взгляда.
— Теперь вы расскажете всё полиции?
— Нет. Пока. Но Лиза ждёт.
Шаг третий: Макс
Максим Орлов действительно обитал в заброшенном доме на окраине города. Эльвира нашла его в подвале, среди пустых бутылок, рваных газет и грязных тряпок. Воздух был пропитан смрадом — смесью алкоголя, мочи и гниения.
— Ты Максим Орлов? — спросила она, стараясь дышать через рот.
Он поднял мутные глаза, ухмыльнулся:
— Ну, я. Чего надо?
— Помнишь Лизу Смирнову?
Его ухмылка исчезла. Он резко вскочил, но тут же пошатнулся — видимо, перебрал.
— Кто ты такая?
— Та, кто знает правду. Лиза показала мне всё.
— Ха! — он рассмеялся, но смех звучал истерично. — Лиза? Да она сама виновата. Нарядилась, как…
Эльвира шагнула к нему, глядя прямо в глаза:
— Она была в белом сарафане. Ты схватил её за косу. Потом ударил.
Максим побледнел. Огляделся, будто искал, куда спрятаться.
— Ты… ты что, ведьма?
— Нет. Просто свидетель.
Он отступил, нащупывая стену.
— Я не хотел… Это Валера начал. Я просто… помогал.
— Помогал убивать.
Молчание. Только где‑то наверху капала вода, отбивая ритм, похожий на тиканье часов.
— Лиза ждёт, — повторила Эльвира. — И я тоже.
**
Через неделю произошли события, которые местные газеты назвали «странной чередой несчастий»:
Валерий Смирнов был найден мёртвым в своей квартире. Официальная причина — сердечный приступ. Но соседи говорили, что перед смертью он кричал: «Прости, Лиза!» Его тело обнаружили в странной позе — словно он пытался дотянуться до окна, будто кто‑то манил его снаружи.
Алексей Карпов уволился с работы, собрал семью и уехал в неизвестном направлении. Его жена позже рассказала, что каждую ночь он просыпался от кошмаров, кричал во сне и повторял одно и то же: «Я видел её. Она в белом».
Максим Орлов исчез. Его тело нашли через месяц в реке. В кармане — записка: «Я виноват. Прости». Полиция сочла это признанием и самоубийством, но в протоколе отметили странную деталь: на его шее были следы, похожие на отпечатки пальцев — будто кто‑то держал его под водой.
Спустя месяц Эльвира стояла у могилы Лизы. День был пасмурным, но без дождя. Ветер шелестел листьями, принося с собой запах осени — сухой травы и увядающих цветов. На надгробии выбито:
Лизавета Смирнова
1962–1985
«Помним. Любим. Скорбим».
Эльвира положила на могилу букет ромашек — любимых цветов Лизы. Лепестки были белыми, почти прозрачными на фоне серого камня.
— Всё кончено, — прошептала она. — Ты свободна.
Ветер прошелестел в ветвях, словно вздох облегчения. Где‑то вдалеке прокричала птица, и этот звук показался Эльвире похожим на смех — лёгкий, почти радостный.
Но когда она повернулась, чтобы уйти, то увидела в зеркале лужи — отражение белого сарафана. И тихий шёпот:
— Спасибо…
Эльвира улыбнулась сквозь слёзы и пошла прочь. Где‑то впереди ждала новая жизнь. Но теперь — без тени прошлого.
***
Прошёл год. Эльвира переехала в другой город, начала новую работу, завела друзей. Но иногда, в тихие вечера, она открывала старую шкатулку, где лежала фотография Лизы и три засушенных ромашки.
Однажды ночью она проснулась от странного ощущения. В комнате было тихо, но воздух словно дрожал от невидимого присутствия. Эльвира села на кровати и прошептала:
— Лиза?
Тишина. Потом — лёгкое дуновение ветра, и на подоконнике появился белый цветок. Ромашка.
Эльвира взяла её в руки, ощущая прохладную нежность лепестков. И в этот момент поняла: Лиза не ушла навсегда. Она просто нашла покой.
А значит, и Эльвира могла наконец вздохнуть свободно.
Примечание автора:
Любые совпадения случайны. История выдумана автором.
Агасфер, он же Вечный жид - библейский персонаж, проклятый бессмертием и вынужденный скитаться по миру до Второго пришествия. По легенде, иудей-ремесленник живший на улице, по которой Христос нес на Распятие свой Крест. Иисус попросил разрешения прислонится к стене его дома и отдохнуть, на что тот его грубо оттолкнул и отказал. За это Агасфер был осужден и приговорен вечно скитаться до Второго пришествия, его презирают и ненавидят праведники.
Агасфериты -сущности, названные по аналогии с Агасфером.
Их существование лишено смысла, наполнено только вечным наблюдением за человеческой жизнью и её бренностью. Думаю, такие персонажи живут рядом с вами.
Ну а, остальное я придумала.