Татьяна Викторовна выжимала тряпку с такой силой, будто пыталась выдавить из нее все свои несбывшиеся надежды. Мыльная вода стекала в пластиковое ведро мутно-серой струйкой, точь-в-точь такой же, какой казалась ей жизнь последние полгода. Руки, когда-то привыкшие листать страницы редких фолиантов и подписывать многомиллионные контракты, теперь были красными, огрубевшими, с въевшимся запахом хлорки, который не перебивал даже самый дорогой крем. Впрочем, на дорогой крем денег давно не было.
Она разогнулась, чувствуя предательский хруст в пояснице. Огромные панорамные окна бизнес-центра "Авангард" открывали вид на осеннюю Москву. Где-то там, в потоке машин, ехали люди, у которых была нормальная жизнь. А здесь, на 42-м этаже, Татьяна была призраком. Невидимкой в синей униформе с логотипом клининговой компании "Блеск".
Два красных диплома — филологический МГУ и экономический Плехановский — лежали где-то в недрах старого комода в её "хрущевке", покрываясь пылью. Жизнь — штука циничная и непредсказуемая. Сначала, три года назад, муж, с которым они прожили двадцать лет, сбежал с молодой секретаршей, оставив на Татьяне не только разбитое сердце, но и гигантскую ипотеку и несколько кредитов, взятых на его "перспективный стартап". "Я всё верну, Танюша, как только раскручусь!" — клялся он. И исчез в тумане, сменив номера телефонов.
Потом грянула беда страшнее — болезнь матери. Инсульт. Реабилитация требовала таких сумм, что гордость пришлось засунуть куда подальше. Вакансии по специальности требовали "молодых, амбициозных, стрессоустойчивых до 35 лет". А Татьяне уже исполнилось сорок пять. Возраст, когда опыт еще есть, а востребованности уже нет. Работодатели смотрели на её резюме, цокали языками, восхищались опытом, но брали девочек с накачанными губами.
— Эй, ты! Да, ты, с ведром! — резкий, визгливый голос разрезал тишину коридора, вырывая Татьяну из горьких раздумий.
Она вздрогнула и обернулась. Перед ней стоял Максим Андреевич Коршунов. Новый исполнительный директор. Ему едва исполнилось тридцать, но спеси и амбиций в нем было на троих стариков. Дорогой итальянский костюм сидел на нем безупречно, подчеркивая спортивную фигуру, а на запястье блестел "Ролекс" стоимостью в ее трехкомнатную квартиру. Но глаза... Глаза у него были холодные, пустые, как у акулы, почуявшей кровь.
— Слушаю вас, — тихо произнесла Татьяна, стараясь не смотреть ему в глаза. Не из страха, а чтобы не выдать того, что она знала. Того, что жгло её изнутри.
— "Слушаю вас", — передразнил он, брезгливо морщась, словно увидел таракана. — Ты посмотри, что ты наделала! Я просил вымыть пол, а не устраивать тут болото. Через десять минут приедут инвесторы из Китая. Это делегация "Хуа-Тэнг", миллиардный контракт! Если господин Чжан поскользнется на твоих лужах, я лично прослежу, чтобы тебя уволили с волчьим билетом. Чтобы тебя даже дворником в Люберцах не взяли!
Максим с размаху пнул ведро носком лакированного ботинка. Грязная вода плеснула через край, жирным пятном расплываясь по светло-бежевому ковролину и попав на брючину Татьяны.
— Простите, Максим Андреевич. Сейчас все уберу насухо. Я принесу пятновыводитель... — Татьяна бросилась к тележке.
— Шевелись, корова! — рявкнул он.
Вокруг них начала собираться небольшая толпа. Две молоденькие помощницы, Лера и Вика, хихикали, прикрывая рты ладошками. Проходящие мимо менеджеры среднего звена отводили глаза, боясь попасть под горячую руку нового босса. Коршунов наслаждался властью. Ему нравилось унижать тех, кто не мог ответить.
Повернувшись к своей свите, он добавил громко, нарочито растягивая слова, чтобы Татьяна точно услышала:
— Уберите эту уборщицу, когда приедут гости. Заприте её в подсобке или выгоните на улицу. Она портит вид офиса! От нее несет дешевым хлором, старостью и безысходностью. Это портит имидж современной компании.
Помощницы закивали, семеня за боссом в переговорную.
— Конечно, Максим Андреевич. Мы проследим.
Татьяна смотрела ему вслед, и в ее глазах, обычно спокойных и немного печальных, мелькнула сталь. Она помнила его другим. Совсем другим. Семь лет назад. Тогда он был не лощеным директором, а перепуганным насмерть мальчишкой, Максиком, сыном её дальней знакомой, маникюрши Светы.
Она помнила ту ночь. Звонок в три часа. Истерика Светланы в трубке. Максим вляпался в историю с наркотиками — классическая подстава "друзей". В машине нашли пакет. Ему грозил реальный срок, от восьми до двенадцати. Жизнь парня могла закончиться, не начавшись. Именно Татьяна, тогда еще работавшая ведущим юрисконсультом в крупном энергетическом холдинге, подняла все свои связи. Она нашла лучшего адвоката, специалиста по уголовным делам, услуги которого стоили баснословных денег. Она оплатила их из своих сбережений, которые откладывала на новую машину. Она буквально вытащила парня из лап системы, найдя процессуальные нарушения.
Она спасла его от тюрьмы, пожалев рыдающую мать. Максим тогда валялся у неё в ногах, целовал руки и клялся, что никогда не забудет доброты "тети Тани".
Максим, видимо, забыл то лицо. Или не хотел узнавать. Для него женщина, которая спасла ему жизнь, и "существо в синем халате" были людьми из разных вселенных. Успешные люди не помнят тех, кто видел их слабыми.
В холле внизу послышался шум. Рации охранников ожили.
— Внимание, "Дракон" на объекте. Делегация поднимается.
Татьяна поспешно схватила ведро и, стараясь быть незаметной, скользнула в служебный коридор. В тесной подсобке, среди швабр, канистр с химией и запаса туалетной бумаги, она присела на шаткий табурет. Руки дрожали. Обида жгла горло горячим комом, подступая слезами к глазам. Но плакать было нельзя. Макияж потечет, а тушь у нее была старая, осыпающаяся.
"Безысходностью, значит?" — прошептала она, глядя на свои руки. На безымянном пальце остался след от обручального кольца, которое пришлось заложить в ломбард месяц назад, чтобы купить лекарства.
Дверь подсобки скрипнула. Вошла Леночка, администратор с ресепшена. Добрая душа, студентка-заочница, единственная в этом стеклянном муравейнике, кто здоровался с Татьяной за руку и называл по имени-отчеству.
— Татьян Викторовна, вы тут? — шепотом спросила девушка, оглядываясь. — Там этот... зверствует. Кричит, что кофе холодный, что в переговорной пыль на проекторе. Требует вызвать начальника клининга и оштрафовать всю смену.
— Пусть вызывает, — устало махнула рукой Татьяна. — Мне уже все равно, Леночка. Хуже не будет.
— Не говорите так! Вы же умная, интеллигентная. Я же вижу, как вы кроссворды в перерывах щелкаете, как орешки. А как вы мне помогли с курсовой по микроэкономике! Профессор сказал, что анализ уровня докторской диссертации. Вам бы не полы мыть...
Лена замялась, потом полезла в карман жакета.
— Кстати, там курьер какой-то странный приходил. Не из обычной службы доставки. В костюме, серьезный такой. Оставил пакет. Сказал, лично в руки Татьяне Викторовне Скворцовой. Строго конфиденциально. Это же вы?
Татьяна удивленно подняла брови. Кто мог знать, что она здесь? Она скрывала свое место работы от всех старых знакомых. Стыдилась.
— Я. Давай сюда.
Лена протянула плотный конверт из дорогой, фактурной бумаги цвета слоновой кости, запечатанный сургучной печатью с вензелем. Татьяна вскрыла его, чувствуя, как холодок бежит по спине. Внутри лежал один-единственный лист и тяжелая черная пластиковая карта-пропуск с золотым чипом.
Текст был лаконичен, напечатан на машинке, старым шрифтом:
"Уважаемая Татьяна Викторовна. Внеочередное собрание акционеров. Сегодня. 14:00. Присутствие обязательно. Ваша доверенность активирована. Пришло время навести порядок в доме. Форма одежды — парадная. P.S. В кабинете 4205 вас ждет всё необходимое".
И подпись: "Твой старый должник и однокурсник, М.В.".
Татьяна перечитала письмо дважды. Губы ее тронула легкая, загадочная улыбка, которую Лена никогда раньше не видела. Михаил Воронов. Владелец холдинга. Тот самый Мишка, у которого она списывала матан на первом курсе, и которого выхаживала после аварии на пятом. Они не общались лет десять, он жил в Лондоне. Но, видимо, он следил за ней. Или его служба безопасности работала лучше, чем она думала.
Она посмотрела на часы. Было 13:15.
— Лена, — голос Татьяны изменился. В нем исчезли заискивающие, вибрирующие нотки уборщицы. В нем зазвучал металл, от которого у администратора невольно выпрямилась спина. — У тебя есть доступ к кабинету 4205? Это гостевой люкс для VIP-клиентов.
— Есть, но... туда нельзя без распоряжения Максима Андреевича.
— Распоряжение есть. Выше, чем от Максима Андреевича. И еще... Прикрой меня на полчаса. Скажи, что я ушла на дальний склад за химией.
— Хорошо, Татьян Викторовна. А что вы задумали?
Татьяна встала и сняла синий халат. Под ним оказалась простая футболка. Она аккуратно повесила униформу на крючок.
— Я задумала генеральную уборку, Леночка. Такую, после которой в этом офисе станет гораздо легче дышать.
Кабинет 4205 встретил Татьяну прохладой кондиционера и запахом дорогих духов. На манекене в центре комнаты висел костюм. Не просто костюм — это был шедевр от Chanel, твидовый, строгого темно-синего цвета, идеально подходящий для деловой женщины её статуса. Рядом стояли туфли на умеренном каблуке и лежал несессер с косметикой.
"Мишка, Мишка... Ты всегда любил театральные эффекты", — подумала Татьяна, проводя рукой по ткани.
Через сорок минут из гостевого люкса вышла не затюканная уборщица Скворцова. Вышла Женщина. Татьяна Викторовна. Высокая, статная. Волосы, обычно стянутые в неряшливый пучок, теперь лежали элегантной волной. Легкий макияж скрыл следы усталости и бессонных ночей, подчеркнув умные серые глаза. А главное — взгляд. В нем больше не было страха перед завтрашним днём, перед коллекторами, перед болезнью матери. В нем был холодный расчет и спокойная уверенность хищника, выходящего на охоту.
Она направилась к лифтам зоны руководства. Охранник на входе, тот самый Паша, который утром не пустил её погреться в холл, преградил путь:
— Женщина, вам куд... — он осекся, встретившись с ней взглядом. Он не узнал её. Он увидел властную даму, явно из "верхов".
Татьяна молча приложила к турникету черную карту. Турникет издал мелодичную трель и загорелся зеленым светом. На дисплее высветилось: "Доступ разрешен. Уровень: Акционер".
Паша вытаращил глаза и инстинктивно вытянулся в струнку.
— Проходите, пожалуйста! Хорошего дня!
Лифт плавно понес её на самый верхний этаж, в "небесную канцелярию", туда, где решались судьбы миллионов. Туда, где сейчас Максим Коршунов распинался перед инвесторами, не подозревая, что его карьера висит на волоске.
Двери лифта открылись. Приемная перед залом заседаний была пуста — все помощники суетились внутри, подавая кофе. Татьяна подошла к массивным дверям из красного дерева. Она слышала голос Максима:
— ...наши показатели роста превышают среднерыночные на пятнадцать процентов. Мы оптимизировали расходы, сократив ненужный персонал...
"Ненужный персонал", — усмехнулась Татьяна. — "Ну что ж, проверим твою оптимизацию".
Она толкнула дверь.
Тяжелая створка открылась бесшумно, но эффект от появления Татьяны был подобен удару грома. В просторном конференц-зале, пронизанном солнечным светом, повисла звенящая тишина. Двенадцать мужчин в дорогих костюмах и одна женщина — переводчица китайской делегации — замерли. Максим Андреевич стоял у большого экрана с графиками, с лазерной указкой в руке, застыв на полуслове.
Татьяна не спешила. Она сделала несколько уверенных шагов по тому самому мягкому ковролину, пятно на котором так раздражало Максима. Теперь ее каблуки утопали в ворсе, не издавая ни звука.
— Прошу прощения за небольшое опоздание, господа, — ее голос звучал ровно, глубоко, с теми бархатными нотками, которые когда-то завораживали судей в арбитражных процессах. — Возникли... технические накладки. Пришлось лично контролировать качество уборки помещений перед вашим визитом.
Максим первым пришел в себя. Его лицо пошло красными пятнами, жилка на виске забилась. Он узнал её. Не сразу, но узнал — черты лица, голос. Это была та самая "поломойка", только в костюме за пять тысяч долларов.
— Что это такое?! — взвизгнул он, забыв о приличиях. Голос дал петуха. — Охрана! Кто пустил сюда постороннюю? Вы что, с ума сошли? У нас закрытое совещание! Пошла вон отсюда!
Китайские партнеры встревоженно переглянулись. Глава делегации, господин Чжан, седовласый мудрый старец, что-то тихо спросил у переводчицы. Та растерянно пожала плечами, не зная, как перевести слово "поломойка" в контексте деловых переговоров.
— Максим Андреевич, — Татьяна подошла к длинному столу, игнорируя его истерику. — Рекомендую вам снизить тон. Вы пугаете инвесторов. Истерика не красит топ-менеджера, особенно когда речь идет о контракте века.
— Ты... ты смеешь меня учить? — он задыхался от бешенства, брызгая слюной. — Ты, ничтожество! Я уволю тебя! Я посажу тебя! Вызовите охрану немедленно! Это саботаж!
Татьяна спокойно подошла к главе стола. Там стояло массивное кожаное кресло — место председателя Совета директоров. Место, которое всегда пустовало, так как Воронов присутствовал только по видеосвязи. Но сегодня экран был выключен.
Она села. По-хозяйски, уверенно. Положила руки на стол, сцепив ухоженные пальцы в замок.
— Охрана не придет, Максим, — сказала она тихо, но так, что в абсолютной тишине зала услышал каждый. — Потому что мой уровень допуска сегодня выше твоего.
Максим опешил. Он метнул взгляд на свой планшет, где отображалась структура доступа к залу. Там, в графе "Председатель собрания", вместо "М. Воронов (удаленно)" горело новое имя: "Т.В. Скворцова — Полномочный представитель Акционера с правом вето".
— Это... ошибка, хакерская атака, — прохрипел он, хватаясь за край стола. — Какая Скворцова? Ты же... ты же мыла унитазы час назад! Я видел!
— Жизнь — сложная штука, Максим, — холодно улыбнулась Татьяна. — Иногда приходится падать на самое дно, чтобы увидеть, что творится под плинтусом вашей сияющей корпорации. Да, я работала уборщицей. И это был самый познавательный аудит в моей жизни. Честный труд, между прочим. Не воровство, не откаты, в отличие от некоторых схем, которые я заметила, пока протирала пыль в бухгалтерии.
По залу прошел ропот. Члены совета директоров, которые до этого сидели тихо, как мыши, начали переглядываться. Финансовый директор, лысоватый мужчина с бегающими глазками, нервно ослабил узел галстука.
— Какие схемы? О чем вы говорите? — подал голос он.
— О, самые примитивные, Геннадий Петрович, — Татьяна перевела взгляд на финдиректора, и тот сжался. — Уборщицы — самые информированные люди в офисе. Мы невидимы. При нас вы говорите по телефону, оставляете документы на столах, выбрасываете черновики в корзины, думая, что мы — безмозглая прислуга. Я знаю про завышенные сметы на ремонт филиалов в Новосибирске. Про "мертвые души" в штате IT-отдела. И про то, как господин Коршунов планировал "слить" этот контракт с китайцами конкурентам из "Вектора" за откат в три процента.
Господин Чжан, до которого переводчица донесла смысл сказанного, резко встал. Лицо китайского гостя потемнело. Он посмотрел на Максима с нескрываемым презрением и что-то жестко сказал на китайском.
— Господин Чжан говорит, что "Хуа-Тэнг" не ведет дел с предателями, — перевела девушка.
— Это ложь! — заорал Максим, понимая, что земля уходит из-под ног. — У нее нет доказательств! Она сумасшедшая! Это клевета бывшей сотрудницы!
Татьяна достала из кармана жакета маленькую флешку.
— Когда я мыла пол в вашем кабинете вчера вечером, Максим Андреевич, вы так увлеклись разговором по зашифрованному каналу, что даже не заметили, как мой смартфон, "случайно" оставленный на подоконнике, записал всё. А потом вы выбросили черновик дополнительного соглашения в урну. Я его склеила. Очень любопытное чтиво для прокуратуры.
Она бросила флешку на стол. Металлический стук прозвучал как выстрел.
Максим смотрел на нее, и вдруг пелена ярости спала с его глаз. Он всмотрелся в её лицо. В эти серые глаза. И память, наконец, пробилась сквозь годы сытой жизни.
— Тетя Таня? — выдохнул он, становясь похожим на того испуганного мальчика. — Скворцова... Это вы? Вы же... вы же меня спасли...
— Вспомнил, — констатировала Татьяна без тени сочувствия. — Да, я спасла тебя. Потратила все сбережения, влезла в долги. Я думала, ты оступился. Думала, ты хороший парень, которому просто не повезло. А ты вырос и стал... вот этим. Тем, кто вытирает ноги о людей. Тем, кто называет женщину, которая годится ему в матери, "обслугой", портящей вид офиса.
— Я не знал... Простите... Я верну все деньги, я все компенсирую! — забормотал он, протягивая к ней руки.
— Деньги мне не нужны, — отрезала Татьяна. — Мне нужна справедливость. Господа, — она обратилась к Совету. — Владелец холдинга дал мне карт-бланш. Максим Андреевич Коршунов, вы уволены с формулировкой "утрата доверия". Служба безопасности сейчас проводит аудит ваших счетов. Если найдут хищения — а они найдут — мы передадим дело в полицию.
Двери открылись, и вошли два крепких охранника во главе с начальником СБ, Виктором Петровичем, который почтительно кивнул Татьяне.
— Уведите его.
— Подождите! — закричал Максим, когда его уже тащили к выходу. Он цеплялся ногами за косяк двери. — Тетя Таня! Не делайте этого! У меня ипотека! У меня лизинг на "Порше"! У меня беременная жена! Я не могу без работы!
Татьяна на секунду дрогнула при упоминании жены, но потом вспомнила свою больную мать, которой не на что было купить лекарства из-за таких вот "эффективных менеджеров".
— "Вас интересуют вакансии до 35 лет?" — процитировала Татьяна его же HR-директора. — Боюсь, Максим, с вашей репутацией теперь вам будет сложно найти место директора. Но... — она сделала паузу, — в нашей клининговой службе всегда есть вакансии. Текучка большая. Швабру и ведро я тебе, так и быть, оставлю свои. По старой дружбе. Начни с низов, Максим. Может, человеком станешь.
Двери закрылись за поникшим, рыдающим Максимом. В зале повисла тишина, но теперь она была другой — уважительной и напряженной. Все понимали: в "Авангарде" наступила новая эра.
— Продолжим, господа? — Татьяна повернулась к господину Чжану и заговорила на чистейшем мандаринском диалекте, который учила пять лет в инязе. — Уважаемый господин Чжан, у меня есть предложения по оптимизации контракта, которые устроят обе стороны и исключат любых посредников.
Господин Чжан расплылся в улыбке и почтительно поклонился, сложив руки перед грудью.
Прошло полгода. Зима сменила осень, укрыв Москву белым одеялом, но в офисе "Авангарда" было тепло и, что важнее, спокойно. Исчезла гнетущая атмосфера интриг и страха. Татьяна Викторовна, утвержденная в должности Генерального директора, провела жесткую чистку кадров. Но чистка эта была не по принципу "свой-чужой", а по принципу профессионализма и человечности.
Её кабинет больше не напоминал музей современного искусства. Она убрала пафосные статуи и абстрактные картины, поставив живые цветы и удобную мебель. Ипотека была закрыта, мать Татьяны прошла курс реабилитации в Израиле и теперь уже могла самостоятельно гулять в парке.
Татьяна сидела за столом, изучая квартальный отчет. Прибыль выросла на 20%. И это без "серых" схем.
В дверь постучали. Тихо, робко.
— Войдите!
На пороге стояла Леночка, бывшая администратор, а ныне — её личный ассистент. Девушка расцвела, стала увереннее.
— Татьяна Викторовна, к вам... посетитель. Без записи. Охрана не хотела пускать, но он очень просил. Сказал, по личному вопросу и что вы поймете. Фамилия Коршунов.
Татьяна сняла очки и потерла переносицу. Она знала, что этот день настанет. Она следила за судьбой Максима. Не из злорадства, а из чувства ответственности за того, кого когда-то спасла.
— Пусть войдет.
Максим изменился до неузнаваемости. С него полностью слетел лоск "золотого мальчика". Он похудел килограммов на десять, лицо обветрилось, руки огрубели. Одет он был в простую, дешевую куртку и джинсы. Никаких "Ролексов".
Он вошел и остановился у порога, комкая в руках вязаную шапку.
— Здравствуй, Максим, — спокойно сказала Татьяна. — Присаживайся. Кофе?
Он дернулся, словно от удара.
— Нет, спасибо. Я ненадолго.
Он сел на край стула, не решаясь поднять на неё глаза.
— Я пришел не просить денег. И не просить работу в офисе, — начал он глухим, надтреснутым голосом. — Я пришел... вернуть долг. Тот, старый. За адвоката.
Он достал из внутреннего кармана толстый конверт и положил на стол.
— Здесь не всё. Это половина. Я продал машину, часы, квартиру... Мы с женой переехали в "однушку" в Бирюлево. Остальное буду отдавать частями с зарплаты. Каждый месяц.
Татьяна посмотрела на конверт, но не прикоснулась к нему.
— Где ты сейчас работаешь? Я слышала, тебя никуда не брали.
Максим криво, болезненно усмехнулся.
— Да, слава идет впереди меня. "Волчий билет" работает безотказно. Вы будете смеяться, Татьяна Викторовна, но ваше пророчество сбылось. Я работаю в клининге.
— В "Блеске"?
— Нет. В другой фирме. Мою фасады. Промышленный альпинизм. Вишу на веревках на ветру, мою окна таким же директорам, каким был я.
— И как? Нравится? — в голосе Татьяны не было иронии, только искренний интерес.
— Знаете... — он наконец поднял на нее глаза. В них больше не было акульей пустоты. В них была боль, усталость, но и какая-то новая, твердая сила. — Когда висишь на пятидесятом этаже, а под тобой бездна, мозги прочищаются отлично. Я много думал. О том, как жил. О том, что вы мне сказали. Вы были правы во всем. Я был моральным уродом. Я считал, что статус делает меня человеком, а отсутствие денег превращает других в пыль.
Он замолчал, сглотнул ком в горле.
— Месяц назад я мыл окна в одном банке. Менеджер, пацан лет двадцати пяти, сидел в тепле, пил кофе и показывал мне через стекло неприличные жесты. Смеялся, снимал на телефон. Я висел там, на холоде, с грязной тряпкой, и видел в нем... себя. Себя прошлого. Мне стало так страшно и стыдно, Татьяна Викторовна. Я вспомнил, как пнул ваше ведро. Как унизил вас перед китайцами. Я ведь даже не знал, что вы бедствуете. Мать мне ничего не говорила, берегла мои нервы... Какая же я был сволочь.
В кабинете повисла тишина. Слышно было только тиканье настенных часов. Татьяна видела перед собой не врага, а человека, который прошел через чистилище и вышел из него живым.
— Как жена? Ребенок? — спросила она мягче.
— Родила. Дочку. Назвали Верой. Она... она меня и держит. Я прихожу домой без сил, руки не разгибаются от швабры, а она улыбается. И я понимаю, что ради неё я буду мыть эти окна хоть вечность. Главное — оставаться человеком. Чтобы ей не было стыдно за отца.
Татьяна протянула руку и подвинула конверт обратно к Максиму.
— Забери деньги.
— Нет! — он вскочил. — Я не возьму! Это дело чести! Я должен искупить...
— Сядь, — тихо приказала она. И он сел. — Послушай меня. Ты уже искупил. Тем, что осознал. Тем, что не спился, не сломался, а пошел работать руками. Тем, что не бросил семью. Этот конверт — это не мои деньги. Это деньги твоей дочери. Купи ей коляску, памперсы, фрукты жене. Считай, что это подарок от бабушки Тани.
Максим закрыл лицо руками. Его плечи затряслись. Он плакал — беззвучно, горько, выплакивая остатки той гнили, что была в нем раньше.
— Но у меня есть к тебе другое предложение, — продолжила Татьяна, дав ему время успокоиться.
Максим вытер лицо рукавом куртки.
— Какое?
— Мне нужен начальник Департамента контроля качества услуг. Нам не хватает человека, который знает эту работу изнутри. Который знает, как хитрят подрядчики, как разбавляют химию водой, как не выдают страховку альпинистам. И который при этом имеет опыт управления и экономическое образование. Ты видел эту индустрию с обеих сторон: и из кресла директора, и из люльки мойщика. Ты знаешь, где воруют и где обижают персонал.
Максим смотрел на нее с недоверием, боясь поверить.
— Вы... вы берете меня обратно? В "Авангард"? После всего, что я сделал? После того, как я хотел вас уничтожить?
— Не обратно, Максим. Вперед. На новую должность. С испытательным сроком три месяца. И с одним жестким условием.
— С каким? Я на всё готов.
— Ты будешь лично курировать социальную программу для сотрудников низшего звена. Страховки, льготы, обучение детей уборщиц и курьеров. И ты будешь лично проводить инструктаж для новых "белых воротничков". И первое, что ты им скажешь: "В этой компании любой труд почетен". И если я хоть раз, хоть краем уха услышу, что ты повысил голос на подчиненного или посмотрел на кого-то свысока...
— Я понял, — перебил он. Голос его окреп. — Я клянусь вам. Этого больше никогда не будет. Я на своей шкуре выучил этот урок.
— Вот и хорошо. Иди в отдел кадров. Там тебя ждут. Твое рабочее место теперь не на 42-м этаже, а на третьем, поближе к "полям". Но зарплата достойная.
Максим встал. Он смотрел на Татьяну с благоговением.
— Спасибо, Татьяна Викторовна. Вы меня второй раз спасли. Даже не от тюрьмы или голода. А от самого себя.
Когда дверь за ним закрылась, Татьяна подошла к окну. Внизу, в сумерках, зажигались огни огромного города. Где-то там, на заснеженных улицах, тысячи людей спешили домой, каждый со своей историей, со своей болью и надеждой.
Она достала телефон и набрала номер.
— Алло, Миша? Да, привет из Москвы. Все в порядке. Прибыль растет. И... знаешь, я закрыла одну старую вакансию. Да, взяла "блудного сына". Думаю, он справится. Он прошел отличную школу. Самую дорогую MBA в мире — школу жизни.
Татьяна положила трубку и улыбнулась своему отражению в темном стекле. Жизнь действительно удивительна. Иногда она макает тебя лицом в самую грязную лужу не для того, чтобы утопить, а для того, чтобы ты отмылся от наносного и увидел свое истинное лицо. А тряпка... Тряпка — это всего лишь инструмент. Главное — в чьих она руках и какие помыслы движут этими руками.
Она вернулась к столу, открыла папку с надписью "Благотворительный фонд" и погрузилась в работу. Впереди было много дел. И теперь она точно знала: никакая работа не бывает грязной, если совесть чиста, а сердце открыто для прощения.
