Мы подъезжали к элитному коттеджному поселку «Серебряный бор», когда Игорь в очередной раз нервно поправил галстук и убавил музыку в машине.
— Лена, только прошу тебя, — начал он, не глядя на меня. — Не упоминай про свои теплицы. И про то, что ты сама развозишь заказы клиентам, тоже не надо. Мама этого не поймет. Скажи просто: «Руковожу студией дизайна». Звучит солидно.
Я грустно усмехнулась, глядя на проплывающие за окном трехметровые заборы.
— Игорь, я не стыжусь своей работы. Я выращиваю редкие сорта роз и гортензий. У меня три человека в подчинении. Я честно зарабатываю свои деньги.
— Я знаю, любимая, знаю, — он накрыл мою руку своей ладонью, но пальцы его были влажными от волнения. — Но ты же знаешь моих родителей. Для них ручной труд — это клеймо. Они живут в другом мире. Просто подыграй мне сегодня, ладно? Ради нашего будущего.
Я вздохнула и кивнула. Ради Игоря я была готова потерпеть один вечер. Мы были вместе два года, и он казался мне идеальным: заботливым, умным, начитанным. Единственным его недостатком была патологическая зависимость от мнения семьи. Но я надеялась, что со временем моя любовь придаст ему уверенности.
Особняк родителей Игоря напоминал не жилой дом, а декорацию к фильму о жизни монархов. Огромный, из красного кирпича, с колоннами и коваными балконами, он нависал над нами, словно хищная птица. В окнах горел теплый свет, но мне от этого вида стало только холоднее.
У массивной дубовой двери нас встретила не хозяйка, а домработница Люда — женщина с вечно поджатыми губами и цепким, оценивающим взглядом.
— Бахилы наденьте, — сухо бросила она, даже не поздоровавшись. — Паркет только натерли.
— Люда, это же Лена, моя невеста, — попытался возразить Игорь. — Зачем бахилы? Мы разуемся.
— Распоряжение Регины Павловны, — отрезала домработница, протягивая нам синие полиэтиленовые чехлы, в которых обычно ходят в районной поликлинике.
Я молча натянула бахилы поверх своих замшевых сапог. Унижение началось с порога. Мы прошли в огромный холл, где пахло дорогой кожей, хвоей и какой-то стерильной чистотой.
— А, явились! — раздался звонкий голос с широкой мраморной лестницы.
Регина Павловна спускалась к нам медленно, наслаждаясь моментом. На ней было вечернее платье цвета шампанского, расшитое кристаллами, которые ловили свет люстры и бросали блики на стены. Ей было за пятьдесят, но благодаря усилиям косметологов и хирургов она выглядела как застывшая восковая кукла — красивая, но пугающе безжизненная.
— Здравствуйте, Регина Павловна! С наступающим! — я улыбнулась как можно искреннее, протягивая красиво упакованный пакет.
Она остановилась на последней ступеньке, не делая попытки подойти ближе.
— Здравствуй, деточка. Игорь, поправь воротник, у тебя вид, будто тебя душили.
Она перевела взгляд на мой пакет.
— Что это? Опять… натурпродукт?
— Это варенье из лесной земляники, я сама собирала летом, и скатерть. Ручная вышивка, гладь, — гордо ответила я.
Регина Павловна брезгливо сморщила нос, словно я предложила ей дохлую крысу.
— Люда! — крикнула она, не оборачиваясь. — Забери это. Унеси в кладовую для персонала. Или нет, лучше сразу на веранду, там прохладно. Боюсь, банки могут взорваться и испортить мне интерьер.
Игорь молчал. Я почувствовала, как внутри начинает закипать обида, но сдержалась.
— И снимите эти ужасные синие мешки с ног, — махнула рукой хозяйка. — Вы портите мне эстетику холла. Леночка, надеюсь, у тебя есть сменная обувь? Туфли на шпильке по моему паркету строго запрещены.
— У меня туфли на устойчивом каблуке, — тихо сказала я, снимая сапоги.
— Ну конечно, — хмыкнула она. — «Устойчивый каблук» — это так… практично. Как и все в твоей жизни, полагаю. Проходите в гостиную. Отец уже там, смотрит котировки акций, у него настроение не очень, так что постарайся не болтать глупостей.
В гостиной, напоминавшей тронный зал, у камина сидел Виктор Сергеевич. Грузный мужчина с тяжелым взглядом, он даже не оторвался от планшета, когда мы вошли.
— Пап, привет! — бодро начал Игорь.
— Угу, — буркнул отец. — Доллар скачет. Опять поставки оборудования встанут. А тут вы еще… со своим праздником.
— Виктор, не будь букой, — Регина Павловна грациозно опустилась в кресло, расправив складки платья. — У нас гости. Лена приехала из своей… как там бишь её… Грязевки?
— Сосновки, — поправила я, чувствуя, как горят щеки. — Поселок городского типа Сосновка.
— Какая разница, — отмахнулась она. — Главное, что ты выбралась к нам. Наверное, долго копила на билет до города? Или Игорь оплатил такси?
— У меня своя машина, — твердо сказала я. — И бизнес, который позволяет мне не считать копейки на проезд.
Виктор Сергеевич наконец поднял глаза. В них читалась насмешка.
— Бизнес? Это те грядки с укропом? Ну-ну. Масштабно. Мыслишь глобально, девочка. И сколько же твой холдинг принес в этом квартале? Хватит на новую сумочку, или придется у Игоря клянчить?
— Пап, ну зачем ты так, — вяло вступился Игорь, садясь рядом со мной на диван, но отодвинувшись на безопасное расстояние. — Лена молодец, она старается.
— Старается — это когда получаешь MBA в Лондоне, — отрезала Регина Павловна. — А копаться в земле — это, сынок, агрономия. Или, проще говоря, крестьянский труд. Это в генах. Кстати, Лена, ты не могла бы не трогать обивку дивана? У тебя, кажется, руки в креме, могут остаться жирные пятна. Это итальянский бархат, он очень капризный.
Весь следующий час прошел в подобном ключе. Меня рассматривали как экзотическое насекомое, случайно залетевшее в стерильную лабораторию. Оценивали мое платье («скромненько, но чисто»), мою прическу («натуральный цвет сейчас не в моде, милочка, это выглядит как неухоженность»), мой маникюр («короткие ногти? Ах да, с землей же работать неудобно с длинными»).
Я держалась из последних сил. Смотрела на Игоря, ища поддержки, но он превратился в маленького мальчика. Он хихикал над шутками матери, поддакивал отцу и старательно избегал моего взгляда. В этом доме он не был мужчиной, он был «наследником», «сыночком», удобным аксессуаром своих властных родителей.
Ближе к десяти вечера начали собираться гости. Это были партнеры Виктора Сергеевича по бизнесу, подруги Регины из светской тусовки и их «золотые» дети. Дом наполнился шумом, звоном бокалов и запахом дорогих сигар.
Меня никому не представляли. Если кто-то спрашивал, кто эта девушка в синем платье, Регина Павловна небрежно бросала: «А, это знакомая Игоря, помогает нам иногда». Слово «невеста» было под запретом. Я чувствовала себя невидимкой, призраком, который случайно материализовался на чужом празднике жизни.
Но самое страшное было впереди. Среди гостей появилась Вероника — дочь какого-то нефтяного магната, высокая блондинка в платье от Dior. Она вела себя так, будто этот дом уже принадлежит ей. И, что хуже всего, Регина Павловна тут же усадила ее рядом с Игорем.
— Игорек, ты помнишь Веронику? Вы же в детстве в одной песочнице играли! — щебетала мать. — Смотри, какая красавица выросла! Вероника, расскажи Игорю про свою стажировку в Париже. Ему будет так интересно, а то он совсем закис в своей юриспруденции.
Игорь оживился. Он с интересом слушал Веронику, смеялся над ее шутками, подливал ей шампанское. А я сидела напротив, сжимая в руке бокал с теплой минералкой, и понимала: меня здесь не просто не любят. Меня здесь стирают. Методично и жестоко вычеркивают из жизни Игоря, показывая ему «правильную» картинку.
— А вы, девушка, чем занимаетесь? — лениво спросила меня Вероника, заметив мой пристальный взгляд. — Тоже стажировались где-то?
— Я работаю в России, — ответила я. — Создаю сады.
— Садовник? — она рассмеялась, и этот смех подхватили остальные. — Ой, как аутентично! Регина Павловна, у вас теперь есть свой личный садовник? Можно сэкономить на персонале!
За столом грохнул смех. Игорь тоже улыбнулся — виновато, но улыбнулся.
В этот момент я поняла: дело не в родителях. Дело в нем. Он предал меня не сейчас, а в тот момент, когда позволил матери назвать меня «знакомой».
— Ну что вы, Вероника, — громко сказала Регина Павловна, постучав вилкой по бокалу, призывая к тишине. — Не нужно смеяться над Леночкой. Труд облагораживает. И, кстати, мы подготовили подарки! Скоро полночь, пора вручать сюрпризы!
Ее глаза горели недобрым огнем. Я почувствовала, как по спине пробежал холодок. Это был взгляд хищника перед прыжком.
Атмосфера за столом накалилась до предела. Огромная гостиная, украшенная трехметровой елью с дизайнерскими игрушками, казалась мне клеткой. Воздух был спертым, пропитанным ароматами трюфелей, дорогих духов и лицемерия.
После боя курантов, когда отгремели тосты «за процветание» и «приумножение капиталов», началась церемония вручения подарков. Это было похоже на соревнование: кто потратил больше денег. Виктор Сергеевич подарил жене ключи от виллы в Испании. Регина Павловна вручила мужу антикварное ружье XIX века. Игорю достались акции какой-то перспективной компании.
Все ахали, охали, восхищались. Вероника получила от родителей Игоря колье с бриллиантами — «как будущей дочери», многозначительно намекнула Регина.
Настала моя очередь. Я достала свой скромный пакет. Там, помимо скатерти, которую уже «сослали» на веранду, был редкий альбом по искусству для Регины Павловны и коллекционная перьевая ручка для Виктора Сергеевича. Я потратила на них значительную часть своих сбережений, желая угодить.
— О, подарки от нашей Золушки! — провозгласила Регина Павловна, принимая альбом двумя пальцами. Она даже не открыла его. — Книга? Как мило. Видимо, ты считаешь, что нам не хватает образования?
— Это редкое издание об импрессионистах, — тихо сказала я.
— Поставим в библиотеку, — равнодушно бросил Виктор Сергеевич, вертя в руках ручку. — Писать я привык «Паркером», но спасибо за попытку.
Игорь сидел, уткнувшись в тарелку. Ему было стыдно, я видела это, но страх перед родителями был сильнее стыда.
— А теперь, Леночка, мой подарок тебе! — голос Регины Павловны зазвенел от предвкушения. — Я долго думала. Что подарить девушке, которая так стремится… войти в высшее общество, но при этом так крепко держится за свои корни? Я решила быть практичной. Я хочу подарить тебе инструмент, который поможет тебе понять свое истинное предназначение в этом доме.
Она хлопнула в ладоши. Двери распахнулись, и Люда с ухмылкой внесла длинный предмет, завернутый в золотую бумагу с огромным алым бантом.
Гости затихли. Вероника подалась вперед с любопытством. Игорь поднял голову, в его глазах мелькнул испуг.
— Мам, что это? — спросил он.
— Тсс, не порти сюрприз! Лена, открой!
Я встала. Ноги были ватными. Я подошла к Люде, которая держала этот предмет как знамя. Медленно потянула за ленту. Бумага упала на пол.
Это была швабра.
Не простая, конечно. Дорогая, немецкая, с навороченной системой отжима и телескопической ручкой. Но это была швабра. Самый унизительный символ, который только можно было придумать.
К ручке была прикреплена открытка. Я машинально прочла вслух, так как в комнате стояла гробовая тишина:
«Чистота — залог здоровья. Начни с уборки в своей голове, деточка. А если не выйдет стать женой, хорошая уборщица нам всегда нужна. Место вакантно».
Сначала была тишина. Секунда, две. А потом гостиная взорвалась хохотом. Смеялась Вероника, запрокинув голову. Смеялся Виктор Сергеевич, вытирая слезы умиления. Смеялись гости, тыча пальцами.
— Браво, Регина! — крикнул кто-то. — Тонко! Очень тонко!
Я посмотрела на Игоря. Это был мой последний шанс, последняя надежда. Если бы он сейчас встал, перевернул стол, накричал на мать, увел меня отсюда…
Игорь посмотрел на меня, потом на смеющуюся мать, потом на Веронику. И… криво улыбнулся.
— Ну, мам, ты даешь… У тебя своеобразный юмор, — промямлил он, пытаясь сгладить ситуацию, но фактически присоединяясь к ним. — Лен, не обижайся, это же шутка. Новогодняя шутка!
Внутри меня что-то оборвалось. Словно лопнула тугая пружина, которая держала меня все эти два года. Боль, обида, унижение — все это вдруг исчезло, уступив место ледяному спокойствию.
Я взяла швабру в руки. Взвесила ее. Она была тяжелой.
— Шутка, говоришь? — мой голос прозвучал неожиданно громко и твердо, перекрывая смех.
Я подошла к столу, где сидела Регина Павловна. Она перестала смеяться, увидев мое лицо. В нем больше не было страха.
— Знаете, Регина Павловна, — сказала я, глядя ей прямо в глаза. — Вы правы. Грязи здесь действительно много. Но, к сожалению, эта швабра не поможет вычистить то, что у вас внутри. Гниль души не отмывается.
Я с размаху опустила швабру. Не на нее, нет. Я воткнула ее в огромный праздничный торт, стоявший в центре стола. Крем, бисквит и ягоды брызнули во все стороны — на платье Вероники, на смокинг Виктора Сергеевича, на идеальную прическу Регины.
— Ой! — взвизгнула Вероника.
— Ты что творишь?! — взревел Виктор Сергеевич, вскакивая.
— Убираюсь, — холодно бросила я. — Из вашей жизни.
Я повернулась к Игорю. Он сидел с открытым ртом, испачканный кремом.
— А ты… Ты не мужчина, Игорь. Ты просто мамин кошелек на ножках. Я возвращаю тебе твое кольцо. Купи на него себе немного совести. Хотя вряд ли хватит.
Я сорвала кольцо с пальца и швырнула его в бокал с шампанским. Дзынь! Звук был чистым и финальным.
— Вон!!! — завизжала Регина Павловна, стряхивая крем с бриллиантов. — Вышвырните эту психопатку! Охрана!
— Не трудитесь, — я развернулась на каблуках. — Я сама найду выход. И поверьте, воздух там чище, чем здесь.
Я не пошла в гардеробную за пуховиком. Я знала, что Люда будет тянуть время, что меня могут задержать, начать обыскивать. Мне нужно было бежать. Немедленно.
Я выскочила через парадную дверь прямо в морозную ночь. На мне было только тонкое синее платье.
Дверь за мной захлопнулась с тяжелым стуком. Я осталась одна. Темнота, снег и минус двадцать.
Я побежала к воротам. Адреналин грел кровь первые две минуты. Я миновала пост охраны — сонный охранник даже не успел среагировать, увидев бегущую девушку без верхней одежды. Я выбежала за пределы поселка на трассу.
И тут холод навалился. Он вцепился в плечи ледяными когтями, сковал ноги, перехватил дыхание. Эйфория от поступка прошла, накрыл животный ужас. Я была одна, посреди леса, на пустой дороге, в новогоднюю ночь. Телефона нет (он остался в сумочке в прихожей), денег нет.
Я прошла, наверное, метров двести. Ноги в туфлях онемели, я их больше не чувствовала. Зубы выбивали дробь. Слезы моментально замерзали на ресницах, склеивая глаза.
— Дура… Какая же дура… — шептала я. — Умерла гордой, замерзла в сугробе…
Силы кончились внезапно. Я споткнулась и упала на колени прямо в снежную кашу на обочине. Встать уже не смогла. Тело перестало слушаться. Меня начало клонить в сон — верный признак переохлаждения. «Вот и все, — подумала я отстраненно. — Сейчас засну, и будет тепло».
В этот момент тьму прорезал ослепительный свет фар.
Я даже не подняла голову. Мне было все равно. Пусть переедут.
Но машина остановилась в паре метров от меня. Я услышала не визг тормозов дешевой легковушки, а тяжелый, уверенный гул мощного мотора. Хлопнула дверь. Скрип снега под быстрыми шагами.
— Лена?! Господи, Лена, это ты?
Голос показался мне знакомым, словно из прошлой, счастливой жизни. Меня подхватили сильные руки, рывком подняли из сугроба. На меня набросили что-то огромное, теплое, пахнущее дорогим табаком и кашемиром.
Я с трудом разлепила смерзшиеся ресницы.
Передо мной стоял дядя Миша. Михаил Андреевич Воронов. Легендарная личность, человек-скала.
В 90-е он был простым парнем, как и мой отец. Они служили вместе, потом пытались делать бизнес. Мой папа погиб, прикрыв его собой на разборке. Дядя Миша выжил. Он поднялся, стал олигархом, владельцем заводов, но никогда не забывал о нас. Он оплачивал мое обучение, помогал маме. Но я всегда просила его не вмешиваться в мою личную жизнь, хотела всего добиться сама. Я скрывала это знакомство, считая, что козырять связями — низко.
— Дядя Миша… — прохрипела я, уткнувшись носом в его пальто. — Они… швабру… выгнали…
Лицо Воронова, обычно спокойное и ироничное, исказилось яростью. Его глаза, серые и холодные как сталь, потемнели.
— Кто? — коротко спросил он, прижимая меня к себе так, словно хотел согреть своим теплом. — В том доме с колоннами? Куда ты к жениху поехала?
Я кивнула, не в силах говорить. Меня била крупная дрожь.
— Садись в машину. Быстро.
Он усадил меня на заднее сиденье своего бронированного «Ауруса». Внутри было тепло, как в раю. Водитель, увидев мое состояние, тут же врубил печку на максимум.
— Михаил Андреевич, в больницу? — спросил водитель.
— Нет, — отрезал Воронов. — Лена сильная, она отогреется. Сначала мы нанесем визит вежливости. Разворачивайся.
— Дядя Миша, не надо… — прошептала я. — Поехали домой.
Он повернулся ко мне, взял мои ледяные ладони в свои огромные теплые руки и начал растирать.
— Леночка, ты дочь моего брата. Ты моя кровь, хоть и не родная. Если кто-то посмел выставить тебя на мороз как собаку, он должен ответить. Я не буду их бить. Я сделаю хуже. Я посмотрю им в глаза.
Мы подъехали к воротам поселка. Охрана, увидев номера правительственной серии и машину сопровождения с мигалками, открыла шлагбаум раньше, чем успела спросить пропуск. Мы въехали прямо во двор особняка родителей Игоря.
Воронов вышел из машины. Я, закутанная в его пальто, которое волочилось по земле, вышла следом. Ноги все еще плохо слушались, но страх исчез. За спиной дяди Миши я чувствовала себя как за каменной стеной.
Охрана Воронова — два молчаливых гиганта — просто распахнули двери, не утруждая себя звонками.
Мы вошли в холл. Люда, увидев нас, выронила поднос с грязной посудой. Звон разбитого хрусталя стал первым аккордом нашего вторжения.
В гостиной все еще пытались веселиться, хотя настроение явно было испорчено моей выходкой. Виктор Сергеевич что-то громко доказывал гостям, Регина Павловна нервно курила тонкую сигарету.
Когда мы вошли, музыка стихла.
Сначала они увидели меня — растрепанную, в мужском пальто. Регина открыла рот, чтобы выдать очередную гадость, но тут в свет люстры шагнул Воронов.
Эффект был подобен взрыву бомбы.
Виктор Сергеевич побледнел до синевы. Он узнал его. В мире большого бизнеса лицо Михаила Воронова знали все. Он был тем, кто мог одним звонком уничтожить карьеру, закрыть банк или обанкротить завод. Холдинг, в котором работал отец Игоря, косвенно принадлежал структурам Воронова. Для Виктора Сергеевича это было явление Зевса народу.
— Михаил… Андреевич? — прохрипел он, вставая и опрокидывая стул. Ноги его дрожали. — Вы… Как вы здесь? Мы не ждали… Какая честь!
Регина Павловна замерла с сигаретой, роняя пепел на платье. Она тоже поняла, кто это. Гости притихли, вжавшись в диваны.
Воронов не ответил. Он медленно прошел в центр комнаты, хрустя осколками разбитой посуды (или чьих-то надежд?). Он обвел взглядом стол, залитый кремом, испуганного Игоря, замершую Веронику. И остановил взгляд на швабре, которая так и валялась на полу в луже шампанского.
— Интересный предмет интерьера, — тихо сказал он. Его голос звучал спокойно, но от этого становилось еще страшнее. — Это ваш фамильный герб?
— Это… это недоразумение… — заблеял Виктор Сергеевич. — Михаил Андреевич, мы просто… шутили. Это же Новый год!
Воронов подошел ко мне, обнял за плечи.
— Вы выгнали мою крестницу. Мою дочь. На мороз. В минус двадцать. В одном платье. Это вы называете шуткой?
В комнате повисла тишина, от которой звенело в ушах. Глаза Регины Павловны расширились от ужаса.
— Крестницу? — прошептала она. — Но она же… она говорила, что из деревни… что у нее теплицы…
— Она говорила правду, — жестко сказал Воронов. — Лена — честный человек. Она не кичится деньгами моего фонда, которыми управляет. Она сама построила свой бизнес. Она хотела, чтобы ее любили за душу, а не за мои активы. Но вы, я погляжу, в душах не разбираетесь. Вы специалисты по швабрам.
Он перевел взгляд на Игоря. Тот сжался в комок, стараясь слиться с обивкой дивана.
— А ты, жених… — Воронов усмехнулся. — Я наводил о тебе справки. Думал, хороший парень. Оказалось — тряпка. Ты позволил им унижать женщину, которая тебя любила. Ты не достоин даже грязи на ее туфлях.
— Я… я хотел пойти за ней… — пискнул Игорь.
— Молчать! — рявкнул Воронов так, что зазвенели стекла в серванте. — Слушайте меня внимательно. Виктор, ты завтра же пишешь заявление по собственному. В моей структуре такие люди не работают. И я позабочусь о том, чтобы тебя не взяли даже сторожем на склад. Твоя репутация закончилась сегодня.
Виктор Сергеевич осел на пол, хватаясь за сердце. Регина Павловна зарыдала, размазывая тушь.
— Михаил Андреевич, умоляю! У нас кредиты, ипотека за дом, лизинг! Мы все потеряем! Пощадите! Леночка, скажи ему! Мы же родня! Мы же тебя приняли!
Я посмотрела на них. Еще час назад эти люди казались мне небожителями, вершителями судеб. Сейчас передо мной были жалкие, перепуганные обыватели, готовые ползать на коленях ради сохранения комфорта.
— Вы меня не приняли, — тихо сказала я. — Вы пытались меня сломать. Дядя Миша, поехали отсюда. Здесь воняет.
Воронов кивнул.
— Слышали даму? Праздник окончен. И да, швабру оставьте себе. Вам она пригодится. Прислугу вы больше оплачивать не сможете. Придется учиться мыть полы самим. Говорят, труд облагораживает. Вот и проверим.
Мы развернулись и пошли к выходу. Никто не посмел нас остановить. Гости спешно хватали свои вещи, стараясь незаметно ускользнуть, чтобы не быть причастными к падению этой семьи.
Мы сели в машину. Только когда мы отъехали от поселка и выехали на трассу, меня отпустило. Я расплакалась — не от горя, а от облегчения.
— Ну, ну, перестань, — дядя Миша гладил меня по голове, как в детстве. — Все позади. Знаешь, я давно хотел подарить тебе квартиру в центре. В «Москва-Сити». Все ждал повода. Думаю, повод отличный — новая жизнь. А на первом этаже там есть отличное помещение под твою цветочную студию. Хватит мотаться по морозу.
Я улыбнулась сквозь слезы.
— Спасибо. Но я сама…
— Сама, сама, — перебил он. — Ты у меня умница. Но иногда нужно позволить семье помочь тебе. Настоящей семье.
Прошло шесть месяцев. Моя студия флористики «Елена» стала одной из самых модных в городе. Я больше не мерзну в теплицах — я управляю ими.
Недавно мне звонил незнакомый номер. Я взяла трубку и услышала голос Игоря. Он был пьян.
— Лен… прости меня… — бормотал он. — Отец спился, дом выставили на торги за долги. Мама устроилась администратором в салон красоты, скандалит там с клиентами. Вероника меня бросила через неделю, сказала, что я нищеброд. Лен, давай начнем сначала? Я все осознал. Ты же любила меня…
Я молча слушала его сбивчивую речь. Мне не было злорадно. Мне было никак. Словно говорил посторонний человек из телевизора.
— Игорь, — прервала я его. — У меня сейчас встреча. Заказ на оформление свадьбы. Извини, мне некогда.
Я нажала «отбой» и заблокировала номер. Передо мной сидел красивый молодой архитектор, мы обсуждали проект зимнего сада. Он смотрел на меня с восхищением, не зная, чья я крестница и сколько у меня денег. Он видел только меня. И кажется, мне это нравилось.
А швабру я купила новую. В свою новую квартиру. Но мою полы я теперь сама, и делаю это с удовольствием. Потому что в моем доме чисто — и на полу, и в душе.
