Виктор стоял перед зеркалом в ванной, пристально разглядывая свое отражение. Свет от дорогих бра падал безжалостно, высвечивая каждую пору, каждую новую морщину, прорезавшую лоб. Ему было сорок восемь. Возраст, когда одни мужчины начинают готовиться к внукам и рыбалке, а другие — сходят с ума от ужаса перед надвигающейся старостью. Виктор относился ко вторым. Он провел рукой по щеке: кожа казалась ему серой, уставшей. Он ненавидел это лицо. Оно напоминало ему о двадцати годах компромиссов.
Из кухни доносился привычный шум: звяканье крышки о кастрюлю, шум воды, бубнеж телевизора. Там, в царстве жареного лука и новостных сводок, обитала Елена. Его жена. Женщина, которая знала о нем всё: какой температуры чай он любит, какие таблетки пьет от изжоги и почему он боится стоматологов. Эта осведомленность, когда-то казавшаяся близостью, теперь душила его. Он чувствовал себя экспонатом в музее, инвентарный номер которого давно стерся от пыли.
Виктор вышел из ванной и направился в спальню. На кровати лежал раскрытый кожаный чемодан. Он купил его неделю назад, тайком, как подросток покупает первые сигареты. Черная итальянская кожа пахла дорогой жизнью, путешествиями и свободой — всем тем, чего у него, по его мнению, не было.
Он начал укладывать вещи. Методично, холодно. Только свои костюмы. Только свои рубашки, которые он покупал сам, отвергая выбор жены. Коллекцию часов. Документы на машину и фирму. Он не брал ничего общего. Ни фотоальбомов, ни сувениров из совместных отпусков в Турции, где они обгорали на солнце и ссорились из-за выбора экскурсий. Всё это было балластом.
В дверях появилась Елена.
Она вытирала руки о передник. В домашнем платье, чуть полноватая, с мягким, расплывшимся лицом, на котором давно не было ярких эмоций, только тихая, всепрощающая усталость.
— Витя, ужин через пять минут. Я котлеты сделала, как ты любишь, — начала она буднично, но осеклась, увидев чемодан. — Ты в командировку? Ты не говорил.
Виктор замер с галстуком в руке. На секунду ему стало страшно. Не от жалости, нет. От того, что сейчас придется говорить слова, которые разрушат этот уютный, затхлый мирок.
— Нет, Лена. Не в командировку.
Он повернулся к ней. В его взгляде была решимость человека, который прыгает с парашютом, не проверив стропы.
— Я ухожу. Совсем.
Тишина в комнате стала осязаемой. Казалось, даже пылинки в луче заходящего солнца замерли.
— Куда? — голос Елены был тихим, лишенным истерики. Это спокойствие взбесило Виктора.
— В жизнь, Лена! В настоящую жизнь! — он бросил галстук в чемодан. — Я задыхаюсь здесь. Ты посмотри на нас! Мы же мертвые. Дом — работа — дача — твои сериалы. Мы обсуждаем цены на ЖКХ и скидки в «Пятерочке». Я чувствую себя стариком, а я еще могу... могу горы свернуть!
— У тебя кто-то есть? — она задала этот вопрос с обреченностью врача, ставящего диагноз.
— Да! — выкрикнул он, словно бросая вызов. — Её зовут Алиса. И она... она другая. С ней я чувствую, что живу. Она не спрашивает, почему я не починил кран. Она спрашивает, какого цвета мои мечты.
— Ей нужны твои деньги, Витя, — Елена сказала это просто, без злобы. Она присела на край кровати, сложив руки на коленях. — Ты взрослый мужчина. Неужели ты не понимаешь? Молодость к молодости.
— Ты просто завидуешь! — Виктор захлопнул чемодан. Щелчок замков прозвучал как выстрел. — Ты привыкла сидеть в болоте и тянешь меня туда же. Все эти годы... Я тянул лямку. Я был хорошим мужем, хорошим отцом. Я выплатил ипотеку, я выучил Настю. Я отдал долги! Теперь моя очередь. Я хочу жить сейчас. Понимаешь? Не завтра, не в старости, а сейчас!
Он схватил чемодан и пошел в коридор. Елена не побежала за ним. Она не плакала, не хватала его за руки. Она осталась сидеть на кровати, сгорбившись, став вдруг маленькой и беззащитной.
Внизу, у подъезда, Виктора ждало такси. Пока он грузил чемодан, к нему подошел сосед, дядя Миша, вечно курящий на лавочке.
— Далеко собрался, Петрович? — прищурился старик.
— В новую жизнь, Михалыч. В новую жизнь, — бросил Виктор, чувствуя пьянящий адреналин.
В такси телефон начал вибрировать. Звонил Игорь, его друг и партнер по бизнесу.
— Витек, ты где? Мы в бане тебя ждем, стол накрыт.
— Я не приеду, Игорь. Я ушел от Лены.
— Ты... чего? — голос друга изменился. — Ты пьяный, что ли?
— Я трезвый как никогда. Я еду к Алисе.
— Витя, ты идиот, — тяжело вздохнул Игорь. — Мы же говорили об этом. Это блажь. Кризис среднего возраста. Купи мотоцикл, прыгни с тарзанки. Но семью-то зачем рушить? Лена — святая женщина. Она тебя выхаживала, когда ты в 90-е под бандитов попал. Ты забыл?
— Я ничего не забыл. Но за прошлое не платят будущим, Игорь. Вы все мне завидуете, потому что у вас кишка тонка сделать то, что сделал я. Вы догниваете в своих браках, а я выбрал свободу.
Виктор сбросил вызов. Он заблокировал экран, отсекая прошлое. Машина неслась по вечерней Москве, огни витрин сливались в яркие полосы. Он ехал в элитный жилой комплекс, где снял квартиру за безумные деньги. Там его ждала Алиса. Ей было двадцать пять. Она пахла ванилью и дорогим вином, а не котлетами.
Когда он вошел в новую квартиру — студию с панорамными окнами на тридцатом этаже — Алиса встретила его в шелковом халате.
— Ну наконец-то, мой герой! — она обвила его шею руками, её губы были сладкими и холодными. — Я заказала суши и шампанское. Мы будем праздновать твое освобождение!
Виктор смотрел на огни города внизу. Где-то там, в темноте спальных районов, осталась его дочь, его жена, его старый диван. Но здесь, на высоте птичьего полета, он чувствовал себя богом. Он был уверен: он всё сделал правильно. Он имел право на этот эгоизм.
Эйфория длилась три месяца. Это было похоже на затяжной прыжок с парашютом — ветер свистел в ушах, сердце колотилось, и казалось, что земля никогда не приблизится.
Жизнь с Алисой была марафоном потребления. Она не знала слова «потом». Если она хотела платье — они ехали в ЦУМ немедленно. Если она хотела устриц — они бросали всё и ехали в ресторан, даже если у Виктора завтра было совещание в восемь утра.
— Вить, ну ты же босс! — смеялась она, когда он пытался объяснить про график. — Пусть рабы работают. Ты должен наслаждаться!
И он наслаждался. Или, по крайней мере, очень старался убедить себя в этом. Он покрасил седину, начал носить зауженные брюки, которые жали в поясе, и кроссовки за пятьдесят тысяч, в которых чувствовал себя клоуном. Он ходил с ней в ночные клубы, где музыка била по ушам так, что начиналась мигрень. Он стоял среди двадцатилетних парней в худи, пил коктейли и ловил на себе насмешливые взгляды. «Папик», — читалось в их глазах. Но Алиса держала его за руку, целовала при всех, и это тешило его самолюбие.
Однако постепенно сквозь глянец начали проступать трещины.
Первый звоночек прозвенел, когда Виктор заболел. Обычный грипп, но с высокой температурой. В старой жизни Елена уже стояла бы рядом с чаем с малиной, меняла бы компрессы и читала бы ему вслух.
Алиса же, увидев градусник, брезгливо поморщилась.
— Фу, Вить, ты заразный. Я не могу заболеть, у меня завтра фотосессия. Я поживу пару дней у мамы, ладно? Закажи себе доставку лекарств.
И она ушла. Оставила его одного в огромной, стерильной квартире, где даже воды подать было некому. Виктор лежал в бреду, и ему мерещился запах котлет. Он гнал эти мысли. «Она молодая, она просто боится», — оправдывал он её.
Второй удар пришелся по кошельку. Бизнес Виктора начал буксовать. Он слишком много времени уделял развлечениям Алисы и слишком мало — управлению. Прибыль упала.
— Алис, в этом месяце придется урезать расходы, — осторожно сказал он за завтраком. — Поездку на Бали придется отложить.
Алиса оторвалась от телефона. В её глазах, обычно сияющих, появился холодный блеск стали.
— В смысле? Я уже подписчикам пообещала. Витя, ты обещал. Ты же мужчина. Реши вопрос.
— Я решаю, Алиса! Но деньги не берутся из воздуха!
— Ну так возьми кредит. Продай что-нибудь. Зачем мне мужик, который считает копейки? Мой бывший, Артем, хоть и был бедным, но занимал ради меня у всех друзей.
Имя «Артем» звучало всё чаще. Это был её тренер, друг, «просто знакомый». Молодой, накачанный парень без определенных занятий. Алиса постоянно переписывалась с ним, хихикала, глядя в экран.
— Это просто дружба, Витя! Ты такой душный, когда ревнуешь. Это прошлый век. Сейчас свободные отношения в моде.
Виктор пытался поговорить с дочерью, Настей. Он позвонил ей через месяц после ухода.
— Дочь, давай встретимся, пообедаем.
Настя пришла. Она выглядела взрослой и чужой. Она смотрела на его модную стрижку и молодежную куртку с жалостью.
— Как мама? — спросил он, чувствуя неловкость.
— Мама учится жить заново. Ей тяжело, папа. У неё давление скачет. Но она держится. Она удалила все твои фото.
— Настя, пойми, я полюбил...
— Ты не полюбил, папа, — перебила она жестко. — Ты купил абонемент в молодость. Только он просроченный. Эта твоя Алиса... Я видела её Инстаграм. Она выкладывает фото подарков, но никогда не выкладывает тебя. Только твои руки с часами или руль твоей машины. Ты для неё — реквизит.
Виктор разозлился.
— Ты мала еще судить! Я даю тебе деньги на учебу, имей уважение!
— Деньги — это единственное, что у тебя осталось, папа. И, боюсь, это ненадолго.
Он ушел, не допив кофе. Слова дочери жгли, как кислота. Дома он попытался обнять Алису, ища подтверждения своей значимости.
— Вить, ну не сейчас, я только накрасилась! — оттолкнула она его. — Кстати, мне нужно двести тысяч. У мамы юбилей, хочу подарить ей поездку.
— Двести тысяч? Алис, у меня кассовый разрыв...
— Ой, всё. Началось нытье. Я пойду прогуляюсь.
В тот вечер он остался один. Он достал бутылку виски. Алкоголь стал его частым спутником — он помогал заглушить голос разума, который кричал: «Ты идиот!». Виктор смотрел на идеально белые стены дизайнерской квартиры и понимал, что здесь нет дома. Здесь декорации.
Но самым страшным было другое. Он начал уставать физически. Гонка за молодостью изматывала. У него болело сердце, ныли суставы. Он смотрел на Алису, полную энергии, и понимал: между ними пропасть. Она говорила на сленге, который он не понимал. Она слушала музыку, которая казалась ему шумом. У них не было общих воспоминаний, общих шуток. Только его деньги и её тело.
— Ты скучный, Витя, — бросила она однажды, собираясь в клуб без него. — Ты как старый чемодан без ручки. И тащить тяжело, и бросить... пока жалко.
— Пока? — переспросил он.
— Ну, пока ты платишь за квартиру, — усмехнулась она и хлопнула дверью.
Развязка наступила в ноябре. Виктор готовил сюрприз к полугодию их знакомства. Он хотел подарить Алисе машину — тот самый красный кабриолет, о котором она мечтала. Ради этого он заложил долю в бизнесе, пойдя на колоссальный риск. Он хотел доказать ей (и себе), что он еще ого-го, что он может бросить мир к её ногам.
Он пригнал машину к подъезду, украсил её огромным бантом. Поднялся в квартиру пораньше, с цветами и кольцом. Он решил сделать предложение. Окончательно сжечь мосты.
Дверь в квартиру была не заперта. В прихожей стояли мужские кроссовки. Грязные, дешевые, огромного размера. Сердце Виктора пропустило удар.
Из спальни доносился смех. И стоны. Те самые, которые он слышал редко и которые считал проявлением великой страсти.
Он прошел в спальню, не выпуская из рук букет роз.
На их кровати — той самой, которую он выбирал неделю, — Алиса была не одна. С ней был тот самый Артем. Молодой, потный, с татуировкой на всю спину.
Они даже не сразу заметили его. А когда заметили, не было ни криков, ни сцен стыда. Артем лениво натянул одеяло. Алиса села, поправляя растрепанные волосы. В её глазах не было страха. Только досада.
— Ну вот, сюрприз испортил, — сказала она, закуривая вейп прямо в постели.
— Что... что это? — прохрипел Виктор. Голос подвел его, сорвавшись на петушиный визг.
— Это жизнь, Витя, — спокойно ответила Алиса. — Познакомься, это Тёма. Мой парень.
— Твой парень? А я кто?!
— А ты — спонсор, Витюша. Ты ресурс. Слушай, давай без драмы, а? Ты же умный мужик. Ты правда думал, что я с тобой по любви? В двадцать пять лет с почти пятидесятилетним мужиком с одышкой?
Слова падали, как камни. Тяжелые, убивающие.
— Я тебе всё дал... Я ушел из семьи...
— Это твой выбор, — вмешался Артем, нагло ухмыляясь. — Тебя никто не заставлял. Ты захотел купить молодость. Ну, ты платил — ты получал шоу. Аренда закончилась, батя.
Виктор выронил букет. Шипы, должно быть, оцарапали руки, но он не чувствовал боли. Боль была внутри, разрывающая грудную клетку.
— Вон, — тихо сказал он.
— Это ты вон, — рассмеялась Алиса. — Квартира оплачена на месяц вперед, на мое имя, кстати. И машину, я видела, ты пригнал. Ключи на стол положишь? Или через суд забирать будем, как подарок?
В этот момент в глазах потемнело. Резкая, невыносимая боль пронзила левую руку и челюсть. Ноги подкосились. Виктор рухнул на пол, хватая ртом воздух. Он видел, как Алиса и Артем переглянулись.
— Черт, только не здесь, — услышал он голос Алисы, звучащий как через вату. — Тёма, тащи его в коридор, вызовем скорую с улицы. Не хватало еще, чтобы он тут кони двинул, менты затаскают.
Его тащили. Как мешок с мусором. Выволокли на лестничную площадку. Бросили на холодный кафель. Он слышал, как захлопнулась дверь той самой квартиры, где он мечтал о счастье.
Он очнулся в реанимации. Инфаркт. Обширный. Врачи сказали, чудо, что выжил. Соседка нашла его на лестнице и вызвала бригаду.
Три недели он лежал в палате. К нему никто не приходил. Телефон был выключен. Бизнес-партнер Игорь прислал сообщение через помощника: «Мы выкупаем твою долю за долги. Ты разорил фирму, Витя. Не звони мне больше».
Выписывался он в пустоту. Ослабший, постаревший лет на десять, хромающий. Денег почти не было. Машина осталась у подъезда Алисы — он даже не хотел за ней идти, не хотел видеть это место.
Ноги сами привели его к старому дому. Был глубокий вечер. Снег падал крупными хлопьями, скрывая грязь этого мира. Виктор стоял у знакомой пятиэтажки, прячась за стволом старого тополя. Окна его бывшей квартиры светились теплым янтарным светом.
Он стоял час. Замерз до костей. И вдруг дверь подъезда открылась.
Вышла Елена. И Настя. И какой-то мужчина. Крупный, надежный, в простой пуховой куртке. Он держал Елену под руку, бережно поддерживая на скользких ступеньках.
— Мам, осторожнее, — сказала Настя, улыбаясь.
— Да всё хорошо, — рассмеялась Елена. Её смех был чистым, звонким. Она выглядела... счастливой. Она сделала новую прическу, на ней было красивое пальто. Она не выглядела брошенной жертвой. Она выглядела женщиной, которая сбросила тяжелый груз.
Мужчина что-то сказал ей, она кивнула и посмотрела на него с такой теплотой, которой Виктор не видел уже лет десять.
— Борис Петрович, вы машину прогрели? — спросила Настя.
— Конечно, Настюш. Поехали, театр ждать не будет.
Они сели в машину — простой, недорогой кроссовер. Не Мерседес, не кабриолет. Просто машина, в которой ехала семья.
Виктор сделал шаг вперед, желая крикнуть, позвать. «Лена! Это я! Прости меня!».
Но слова застряли в горле. Он увидел свое отражение в витрине магазина напротив. Сутулый старик в мятом пальто, с потухшим взглядом. Чужой. Лишний.
Лена в машине повернула голову. На секунду её взгляд скользнул по темной фигуре у дерева. Виктор сжался. Узнала?
Но она лишь равнодушно отвернулась и продолжила разговор с Борисом. Для неё там, в темноте, никого не было. Призрак. Прошлое, которое отболело и забылось.
Машина уехала, оставив за собой облачко пара.
Виктор остался один. В кармане вибрировал телефон — пришло уведомление от банка о списании последних средств за обслуживание карты.
Друзья осуждали его. Жена предупреждала его. Но он твердил: «Я хочу жить сейчас».
Что ж, его желание исполнилось. Он жил сейчас. В этом моменте. Абсолютно один, на холодном ветру, с полным осознанием того, что иллюзия вечной молодости стоит дороже, чем жизнь. Он выбрал второе, даже не оглянувшись. А когда оглянулся — позади была лишь выжженная земля, а впереди — бесконечная, холодная зима.
Он побрел прочь, в сторону метро, растворяясь в серой толпе, такой же безликий и никому не нужный, как опавший лист под ногами прохожих.
