Телефон пиликнул. Очередное списание. Ну, думаю, опять бензин? Смотрю сумму. Офигеваю. Пять тыщ. В аптеке. Я на кухне стою, половник в руке застыл, суп остывает уже, а в голове — звон. Просто звон. Какой, к черту, аспирин за пять кусков?
И так вторую неделю.
Андрей стал какой-то... ну не знаю. Дерганый. Телефон экраном вниз кладет. Классика, блин. Типа, я не знаю, что это означает. А я знаю. Спасибо, в курсе! Не маленькая. Приходит поздно. Говорит — пробки. Какие пробки в нашем Зажопинске в девять вечера? В общем, бред. Но самое страшное — запах.
От него пахнет.. не духами женскими, нет. Чем-то... странным. Влажным чем-то. И как будто лекарствами. И землей. Думаю: может, они на природе встречаются? Романтика, мать его. Осень, грязь, а у них любовь в кустах. И деньги утекают. Просто рекой.
Вчера вообще чек из кармана джинсов выпал, пока я стирку закидывала. Супермаркет. «Говядина отборная, мраморная». Мы сами, на минуточку, курицу по акции берем третий месяц, ипотеку закрываем досрочно. Пытаемся, точнее. А тут — мраморная.
Ну, меня накрыло. Трясет аж.
Вечером он приходит. Опять этот взгляд бегающий. «Есть не буду, устал». Ну конечно, ты там мраморной говядиной наелся, где уж тут мой рассольник. Пошел в душ. Телефон на тумбочке оставил. И тут смс. Банк. Еще три тысячи. «Зоомир».
Какой «Зоомир»? У любовницы кошка, что ли? Или он ей шубу там купил? Меховую, из... шиншиллы? Я вообще не соображаю уже, просто куртку хватаю.
Он выходит из ванной, полотенце на бедрах. Я ему в лицо телефоном тычу:
— Это что? Кто она? Ты на нее всю зарплату тратишь! У нас долги, а ты... Ты говядину ей покупаешь?!
Он бледнеет. Пятнами пошел. И молчит. Губу кусает. Ну, думаю, всё. Приехали. Сейчас скажет: «Свет, я ухожу, полюбил другую».
Одевается молча. И говорит так тихо: «Пошли. Покажу».
Я в тапочках, куртку поверх халата накинула. Идем. Сердце колотится, в висках стучит. Ведет меня за гаражи, туда, к теплотрассе. Темнотища. Грязь чавкает. Ну, думаю, романтичное гнездышко, ничего не скажешь.
И тут...
****
Останавливаемся у труб. Там, короче, коробки навалены. Картонные. Из-под холодильника вроде. Сверху пленкой накрыто. И кто-то там возится.
Андрей присаживается на корточки. Не боится брюки испачкать, новые, между прочим. Протягивает руку.
И оттуда вылезает нос. Мокрый.
Рыжая. Уши висят, одно надорвано. Дрожит вся, мелкой такой дрожью. Лапа перевязана бинтом, криво так, но старательно. Зеленкой намазано.
— Вот, — говорит Андрей. — Это Найда. У неё это... ну, проблема с лапой была. Сильная. Машина, наверное.
Я стою. Дождь моросит. Тапки промокли. Смотрю на эту «разлучницу».
Она хвостом — стук-стук по картону. И смотрит на Андрея, как на бога. Серьезно.
— Говядина? — спрашиваю я шепотом.
Он плечами пожимает, виновато так. Как школьник.
— Ну... ей сил набраться надо было. Гемоглобин, врач сказал, низкий.
— Какой врач?
— В «Зоомире» клиника круглосуточная. Я её носил. По вечерам. Капельницы ставили. Дорого там, зараза... Но у неё воспаление было сильное.
Я смотрю на чек в телефоне. «Услуги ветеринара, стационар». А я, грешным делом, думала — гостиница. Или ресторан.
И смех разбирает, и слезы душат. Типа... я дура, да? Реальная дура.
Собака выползла полностью. Тощая — ребра торчат, как батарея. Шерсть клочьями. «Красотка», ничего не скажешь. Пахнет от неё псиной мокрой и, правда, лекарствами. Тем самым запахом, который я от мужа учуяла.
Андрей её по голове гладит, она ему руку лижет. И он такой... ну, не знаю. Светлый какой-то, хоть и в грязи.
— Я не мог её тут оставить, — говорит. — Она скулила так... думал, заживёт — отпущу. Но она слабая ещё. Мерзнет.
Стою. Ветер дует. В кармане пусто, на карте такое же «изобилие».
— Ты нормальный вообще? — говорю. Но злости нет уже. Ушла злость.
Он голову вжимает:
— Свет, ну прости. Я с премии отдам.
Я вздыхаю. Глубоко так. Подхожу ближе. Собака рычит тихонько, боится. Андрей ей: «Тихо, свои».
— Короче, — говорю. — Бери коробку эту. Или что там у неё. Неси домой.
Он глазами хлопает:
— Чего?
— Того. Замерзнет она тут ночью. И мраморную говядину захвати, раз уж купил. В холодильнике, поди, спрятал?
— В багажнике... — шепчет.
Шли домой молча. Он коробку тащит с этой рыжей бедой, я рядом шлепаю. Собака затихла, греется.
Идем, и думаю: ну и ладно. Ну и фиг с деньгами этими. Зато не духами чужими пахнет. А человеком. Моим Человеком, причем, с большой буквы. Ну и псиной, конечно, теперь вся квартира провоняет. Куда ж без этого… Но это мы как-нибудь переживем. Шампунь куплю. Собачий. Дешевый только, хватит с нас мраморного мяса.
Хотя, посмотрела на нее дома — глаза умные. Коричневые. Может, и поправится быстро.
Назвали Найдой. Банально? Зато правда. Нашел ведь. На свою голову и на мой бюджет. Но, слушайте, как она хвостом виляет, когда он с работы приходит — это видеть надо. Ни одна любовница так не сможет. Точно говорю.