Иногда женщина смотрит на своего мягкого любящего мужа и ловит себя на мысли: «Как же он меня бесит!» или видит в нём ребёнка и сожалеет об угасшем сексуальном желании. Вроде рядом находится человек, который не предает, не исчезает, старается для семьи, но каждая его неуверенная просьба к обслуживающему персоналу в заведениях, каждое его стремление быть для неё и других приятным, вызывает у неё вспышку раздражения, словно кто-то нажимает невидимую кнопку внутри.
И чем больше он старается быть удобным для неё и гармоничным, тем сильнее её душит тоска по «самцу», по уверенному, сильному, с какой-то звериной внутренней опорой, на фоне которой, наконец, удастся почувствовать себя маленькой, желанной, по-настоящему выбранной…
Чтобы понять, что в таких ситуациях происходит, важно вернуться туда, где все началось,
К девочке, которую, например, однажды бросил отец
Когда отец отказывается от ребенка, это почти никогда не проживается покинутым как «У взрослого были свои сложности», а записывается в психике совсем иначе: «Со мной что-то не так, я недостаточно ценная, чтобы меня любили».
Девочка тогда растет с ощущением, что нужно за любовь бороться, заслуживать ее, соответствовать, и у нее не появляется достаточного опыта, когда можно просто быть собой и при этом оставаться важной без дополнительных условий. Поведение отца при этом становится шаблоном: именно по нему бессознательно строятся ожидания от мужчин, именно он формирует вкус к определенному типу партнера.
Если отец был внешне уверенным, сильным, значимым, но при этом эмоционально холодным, отстраненным или прямо словами отказался от дочери, внутри у неё формируется особый микс.
С одной стороны, хочется именно такой силы, чтобы рядом был мужчина, на которого можно опереться, чувствовать его мощь, авторитет, способность решить сложные вопросы, который способен войти в комнату с такими развёрнутыми плечами и осанкой, чтобы все обернулись.
Со стороны другой, его сила для неё в детстве была связана с болью отвержения, с тем, что этот «большой» человек выбрал не её, не остался, не защитил, а бросил. И тогда в бессознательном фиксируется простое правило: «Любовь — это когда я страдаю, пытаюсь догнать уходящего значимого и не могу до конца успокоиться».
Из такого опыта вырастают
Два непростых сценария
Первый — тянуться к эмоционально недоступным, якобы сильным партнерам, которые то приближаются, то исчезают, подают неоднозначные сигналы, дают почувствовать себя особенной, но никогда не становятся по-настоящему доступными.
Это хорошо раскрывается в описаниях жизней людей с тревожным типом привязанности, которых зачастую особенно тянет к избегающе-отстраненным партнерам: здесь возникает эффект «американских горок»: то экстаз от близости, то отчаяние от холодности, и такие качели вызывает порой почти наркотический эффект, поскольку процесс напоминает знакомую детскую боль с надеждой под лозунгом «А вдруг на этот раз меня не бросят…».
Второй сценарий — устало «прижаться» к тому, кто точно не уйдет, даже если особой страсти нет, чтобы хоть как-то завершить бесконечную гонку за недоступным.
Выбор мягкого любящего, иногда неуверенного мужа часто как раз и является попыткой выйти из первого сценария.
Женщина в какой-то момент говорит себе: «Хватит бегать за теми, кому я не нужна, я хочу нормальную семью.», и соглашается на отношения с человеком, который, может быть, не поражает в самое сердце своей звериной силой, но стабильно находится рядом, любит, верен, не играет в "близко-далеко".
Такая попытка выбраться здравая и очень зрелая, ведь в ней много заботы о себе: вместо азартной охоты за очередным эмоционально недоступным партнером выбирается тот, кто способен строить быт, интересоваться чувствами избранницы, приносить в союз простую, «домашнюю» любовь. Но в глубине души женщины нередко всё ещё ярко проявляется часть, всё ещё ждущая от мужчины роли отца: сильного, твердо стоящего на ногах, который при этом никуда не уйдет и не скажет: «Ты мне не нужна».
И тогда в обыденных мелочах начинает проявляться некая двойственность: мягкость мужа, его желание никого не задеть и ни с кем не конфликтовать, его, допустим, неуверенные просьбы об обычном, выраженные другим, становятся для такой женщины не просто особенностью его характера, а доказательством, что он «не тот».
Как будто внутренний голос говорит: «Если он не может спокойно, уверенно попросить блюдо у официанта, как же он защитит меня в жизни? Как я рядом с ним почувствую, что на него можно опереться?». Это не столько вопрос логики (защита сегодня почти никогда не про громкий голос в ресторане), сколько вопрос глубинного ощущения, которое ищет то самое знакомое состояние рядом с отцовской фигурой — мощной, внешне непоколебимой.
А ещё восприятие собственного мужа ею влияет на сексуальное влечение.
Оно особенно тонко завязано на этих глубинных образах.
У многих женщин возбуждение включается не столько от физических данных или его заботливых поступков, сколько от психологического впечатления, которое производит мужчина. Если он кажется сильным, уверенным, немного недоступным, внутри может зарождаться и воспламеняться та самая известная нам «химия» — смесь страха потерять и восторга от ощущения избранности особенным «самцом».
В такой конфигурации мягкий, предсказуемый, немного стеснительный партнер бессознательно воспринимается не как «самец», а как свой «маленький». Он может раздражать или его хочется пожалеть, успокоить, обнять. Не так-то просто увидеть в нём фигуру, разжигающую страстное желание. Тут, бывает, незаметно включается другая динамика: вместо пары «мужчина-женщина» возникает пара «мама-сын», и тогда любая попытка привнести в отношения больше эротики может ощущаться почти как инцестная, вызывая отторжение или стыд…
При этом женщину нередко тянет по-прежнему к тем, кто не дает устойчивой опоры, но зато дарит знакомое напряжение, к эмоционально закрытым, холодным, сильным на вид.
Это не испорченный вкус, а
Природа травматической привязанности:
психика бессознательно ищет возможность переформатировать старую историю, выбирая похожих людей в надежде, что в этот раз финал будет другим, что на этот раз сильный мужчина не уйдет, не отвергнет, не сделает больно.
Выглядит это, как стремление завершить незавершенный гештальт: человек снова и снова помещает себя в похожие условия, пытаясь своим поведением (на удивление действуя так, как не стоит) добиться другого исхода, хотя на деле чаще всего получает повторение старой травмы.
Вся эта конструкция делает положение дамы очень непростым. С одной стороны, есть реальный живой мужчина, к которому, несмотря даже на вспышки раздражения, есть теплое отношение, желание обнять, поцеловать, благодарность за то, что он рядом и любит, за то, что не бросил там, где другие сбежали бы.
С другой стороны, существует внутренняя отточенная годами система, которая проверяет его на соответствие образу «настоящего мужчины» и почти по всем пунктам выносит вердикт: «Не дотягивает». Между этими слоями она и застревает — та, которая одновременно устала мучить мужа своей критикой, устала пытать себя чувством вины и при этом может всё меньше чувствовать себя способной притворяться, что ее больше не тянет к уверенным и недоступным.
Глубина требующейся психологической работы
здесь заключается в том, чтобы постепенно вывести внутренний суд на свет. Очень многое меняется, когда женщина честно признаётся себе: «Меня заводит показательная сила, потому что рядом с ней я чувствую себя маленькой и будто бы наконец получаю то, чего не было с отцом».
Когда появляется возможность сказать: «Я злюсь на мужа не только потому, что он мягкий, а в связи с тем, что мне до сих пор страшно довериться мягкости, как проявлению силы».
После осознания такого в ходе работы с психологом раздражение или материнский взгляд на избранника перестают быть единственно доступными языками. Вместо этого появляется чуть больше любопытства: «Что во мне так отчаянно ищет «зверя» в мужчине, зачем мне этот «могучий самец», от какой внутренней пустоты он якобы должен защитить?».
Отдельный пласт нужной работы нередко — отношения с собственной уязвимостью. Девочка, которую бросил отец, очень часто взрослеет преждевременно: берет на себя заботу о себе, выращивает Внутреннего Мужчину до сверхразмеров, становится очень сильной, самостоятельной, той, кто никому не позволит себя сломать.
Так женщина нередко сама в некотором смысле становится тем «самцом», которого так не хватает: берет много ответственности, зарабатывает значительно больше мужа, тянет воз проблем на себе, принимает решения. А мягкий мужчина рядом тогда зачастую «отражает» собой, словно зеркало, ту её часть, которую она в себе тщательно скрывает и даже когда-то презирает: право быть слабой, не очень уверенной, не всем нравиться. И тогда борьба, если посмотреть внимательнее, ведётся уже не столько с ним, сколько с собой — с теми кусочками, которые когда-то было запрещено проявлять, чтобы выжить.
Если идти еще глубже, там, под злостью и сексуальным отторжением от мягкого мужа, почти всегда есть огромное горе за себя маленькую и за несостоявшуюся жизнь с другим типом мужчины. Горе по неслучившимся отношениям с отцом, которого уже не будет, по тем фантазиям о настоящем, сильном, но ласковом мужчине, которые невозможно дословно воплотить ни в одном живом человеке.
И пока это горе не прожито, пока оно не оплакано, психика продолжает искать его решения в реальности: «Может быть, этот, новый, окажется тем самым; может быть, если я разведусь с мужем, найду того, с кем совпадет страсть, и будет надежность. Это не означает, что любой уход обречен, но означает, что без внутренней работы очень легко перенести тот же сценарий в следующие отношения, снова оказаться между мягким, но «не тем» и сильным, но недоступным.
Иногда так удивительно наблюдать, как по мере проработки отцовской травмы меняется не только вкус к партнерам, но и способность видеть силу там, где раньше казалась только слабость. Становится возможным замечать, что уверенность — не обязательно громкий голос в ресторане, а умение выдержать конфликт, ответственность за свои слова, способность сказать «Нет» и избраннице, и миру, и при этом остаться в контакте, не убегая. Мягкость перестает быть синонимом отсутствия силы и начинает восприниматься как способность к эмпатии, гибкости, живому чувствованию.
Вот такой непростой путь, который редко проходит успешно без поддержки… Психологическая работа в подобных историях — не роскошь, а способ впервые оказаться с кем-то в безопасном контакте, где вас не бросят за «ты слишком или недо-», где можно постепенно снимать броню, разбирать, чем именно так притягательны недоступные и чем по-настоящему ценен тот, кто уже рядом. И уже из этого, чуть более целостного места решения об отношениях (остаться, менять динамику, уходить) становятся не побегом от боли и не попыткой изменить прошлое, а взрослым выбором женщины, которая ясно понимает, что с ней происходило, уважает свою уязвимость и больше не отдает право решать свою судьбу чужой показательной уверенности…
Статья "Если отца в детстве не было: какие последствия?" тут
Анализ сказки "Русалочка": про море и отношения с Отцом там
Статья "«Где была моя голова?»: что происходит, когда мы влюбляемся, и как с этим быть?" вот
Автор: Нестерова Лариса Васильевна
Психолог, Очно и Онлайн
Получить консультацию автора на сайте психологов b17.ru