Советская эпоха, с ее воинствующим атеизмом, оставила в истории кровавый след борьбы против религии. Одним из самых болезненных ее шрамов стало вскрытие мощей святых Русской Православной Церкви – кощунственный акт, призванный "разоблачить" "опиум для народа", как цинично окрестил веру вождь революции. Среди тех, чьи останки пали жертвой безбожной кампании, был и Александр Невский – князь-воин, некогда грудью вставший на защиту земли русской, небесный покровитель града святого Петра.
Май 1922 года. В Александро-Невской лавре, в сердце северной столицы, разворачивается зловещий спектакль. Вскрытие мощей Александра Невского, затеянное под лицемерным предлогом изъятия церковных ценностей и проверки подлинности реликвий, превращается в символическое глумление над верой. Под прицелом бдительной прессы, в присутствии "научных" экспертов, советская власть стремится низвергнуть вековой религиозный культ в пучину забвения. Но, как это часто случается, холодная реальность безжалостно разбивает хрупкие стекла идеологических иллюзий.
Рака князя, столетиями хранимая в стенах лавры, открывается под пристальными взглядами комиссии. В ее состав вошли врачи, историки, представители власти и, конечно же, вездесущие журналисты. Вердикт должен быть однозначным: мощи – не нетленные, а искусно мумифицированные останки, результат кропотливого труда реставраторов, а не божественного чуда. Это "разоблачение" должно, по замыслу организаторов, навсегда развеять религиозные суеверия и открыть "ослепленным" верующим глаза на "обман" попов.
Но вот чудо – вместо ожидаемого праха и тлена взорам комиссии предстает неплохо сохранившийся скелет князя, облаченный в фрагменты древних одежд, с остатками оружия и украшений. Сохранились даже пряди волос и участки кожи. Недоумение, растерянность, шепот противоречивых версий – от естественной мумификации, вызванной особыми условиями захоронения, до искусной работы "церковных умельцев", веками поддерживавших сохранность останков.
В этой зловещей процессии участвуют представители Петроградского губернского отдела юстиции, светила медицины, хранители музейных ценностей и перья продажной прессы. Одни – фанатично верят в необходимость искоренения "религиозного мракобесия", другие – ищут сенсацию, третьи – искренне заинтересованы в научном изучении артефакта. Разные цели, разные мотивы, разные взгляды – все это порождает какофонию противоречивых выводов и субъективных интерпретаций.
Официальные отчеты, призванные оправдать кощунство, твердят о "земной" природе мощей, об отсутствии каких-либо чудесных свойств, о научном объяснении сохранности. Но в кулуарах, в шепотливых беседах, в личных дневниках некоторые члены комиссии признаются в чувстве недосказанности, в необъяснимом удивлении, в мистическом трепете перед увиденным.
Вместо ожидаемого триумфа атеизма вскрытие мощей обернулось духовным крахом для власти. Верующие увидели в этом акте кощунства подтверждение своим худшим опасениям, очередное доказательство жестокости гонений на веру. Даже "научно" объясненная сохранность останков воспринималась как чудо, как знак божественной благодати, снизошедшей на князя-защитника.
Останки Александра Невского, изъятые из лавры, стали экспонатом Музея истории религии и атеизма, устроенного в стенах поруганного Казанского собора. Но в эпоху Перестройки, когда атеистические догмы рухнули под напором пробуждающейся веры, мощи вернулись в лоно Русской Православной Церкви. Торжественным крестным ходом они были перенесены обратно в Александро-Невскую лавру, где и покоятся по сей день, являя символ стойкости веры перед лицом безбожной власти.
История вскрытия мощей Александра Невского – это трагическая страница в истории России, напоминающая о столкновении двух непримиримых мировоззрений. Акция, задуманная как инструмент пропаганды, обернулась неоднозначными последствиями и породила множество вопросов, на которые историки и исследователи пытаются ответить до сих пор. Эта история учит нас уважать чужую веру, помнить о духовных ценностях и не поддаваться на идеологические манипуляции. Ведь именно вера, а не научные доводы, определяет наше отношение к святыням и духовным идеалам.