Я заметил его еще до начала службы. Он стоял чуть в стороне, не у подсвечников и не у икон – как будто специально выбрал место, где никому не мешаешь и где тебя не трогают. Я встретился с ним взглядом, и он огляделся по сторонам. Не суетливо, не растерянно, но с той осторожностью, по которой обычно угадывают новичков: человек старается не выделяться, и именно поэтому он чуть заметен.
Я знал этот храм давно. Знал, когда нужно ставить свечи, в какой момент поклониться, а в какой – перекреститься. И, увидев его неуверенность, я почти автоматически почувствовал то знакомое движение внутри: надо помочь. Не потому, что он просил – он не просил. Просто потому, что я решил: он здесь впервые, и ему сейчас неловко.
И именно поэтому мне показалось естественным заговорить.
– Вы первый раз? – спросил я, почти шепотом, как будто делал доброе дело.
Он посмотрел на меня спокойно. Не удивленно и не настороженно. Просто посмотрел.
– Нет, – сказал он.
Я почему-то смутился. Обычно после этого следовал разговор: вопросы, объяснения, благодарность. Но он молчал, и я продолжил сам, словно разговор уже был начат.
– Тут главное – не торопиться, – сказал я. – Служба длинная, но если понимать, что происходит, легче стоять.
Он кивнул. Не соглашаясь и не возражая.
– А вы знаете, что сегодня читают? — спросил я.
– Нет, – ответил он.
– Там очень сильное место, – сказал я и начал пересказывать, сбиваясь, но с воодушевлением. – Про то, что…
Я говорил довольно долго. Про смысл, про традицию, про то, как важно не просто стоять, а участвовать. Он слушал. Не перебивал. Не задавал вопросов.
Когда я закончил, он помолчал и сказал:
– А вы всегда так?
– Как? – не понял я.
– Объясняете.
Я усмехнулся:
– Ну… если есть возможность помочь. Не все же понимают.
Он снова кивнул. И опять замолчал.
Служба началась. Мы стояли рядом. Я ловил себя на том, что все время поглядываю в его сторону – не ушел ли, не устал ли, не делает ли что-то "не так". Он стоял ровно, почти неподвижно. Иногда закрывал глаза.
В какой-то момент я снова наклонился к нему:
– Если тяжело, можно выйти, тут ничего страшного.
Он повернулся ко мне и тихо сказал:
– Мне не тяжело.
И добавил, после паузы:
– Мне трудно, когда мне мешают.
Я отпрянул, будто он толкнул меня. Он сказал это без раздражения. Даже без упрека. Просто как факт.
Остаток службы я простоял молча. Впервые за долгое время не объясняя, не следя, не подсказывая. Просто стоял.
Когда все закончилось, он ушел сразу. Я так и не спросил его имени. А уже потом понял: я пришел в храм с уверенностью, что знаю, как правильно быть здесь. А он – просто был.
И, кажется, именно это мне и не удалось объяснить.
🌿🕊🌿