— Аня, привет! Как наша мамочка поживает? — голос золовки Ольги звучал сладко, как мёд, но Анна уже знала — за этим последует яд.
Она стояла на кухне, одной рукой помешивая суп, другой удерживая полуторагодовалого Сережу, который норовил стащить со стола ложку. Запах детской присыпки, каши и влажных пелёнок — вот её мир последние три года.
— Сахар опять скачет, — ответила Анна. — Сегодня утром 12.7.
— Понимаешь, дело-то серьёзное, — Ольга перешла на шёпот, будто делилась государственной тайной. — Мы с братьями посовещались. Маме одной нельзя. Диабет, вес... Ей постоянный уход нужен. А вы-то живёте в пяти минутах ходьбы.
У Анны похолодели пальцы, сжимавшие телефон.
— Мы думаем, тебе нужно уволиться с работы и полностью посвятить себя маме. Ты же в садике нянечкой? Это же не карьера. Не жалко. А тут такое важное дело — семья.
— Оль, я только вышла с декрета, — проговорила Анна, чувствуя, как в горле встаёт ком. — Три месяца всего. Нам эти деньги нужны.
— Да брось! — фальшиво рассмеялась золовка. — Артём зарабатывает. Он тебе на хозяйство давать будет. И мы подсобим. Все вместе!
В этот момент на кухню вошёл сам Артём. Услышав последние слова, он остановился, упёршись взглядом в жену.
— Дай трубку, — приказал он.
Анна молча протянула аппарат. Слушал он недолго, лишь односложно бросал: «Ага... Конечно... Решим».
Положив трубку, он облокотился о дверной косяк, заполнив собой весь проход. Высокий, грузный, он всегда делал пространство тесным.
— Ну, ты всё поняла? — его голос не предвещал дискуссии.
— Я поняла, что вы там насоветовали, — тихо сказала Анна. — Но я не уволюсь. Я только начала работать.
Он сделал шаг вперёд. Она инстинктивно отпрянула, прижимая к себе Сережу.
— Ты что, мою мать на улицу выкинешь? Больная женщина! А ты из-за своих дурацких принципов...
— Это не принципы! — голос Анны дрогнул. — Это моё спасение. Я дома сойду с ума! Ты же сам видишь, что у нас... — она замолчала, не решаясь сказать «нет отношений». — Ты меня бьёшь, Артём! И я не верю, что если я засяду здесь с твоей матерью, ты станешь другим.
Его лицо перекосило от ярости. Он резко схватил её за запястье. Боль пронзила до костей.
— Заткнись! — прошипел он так, что Сережа заплакал. — Уволишься в понедельник. И будешь ухаживать. Всё. Точка.
Но в этот раз страх отступил, уступив место странному, ледяному спокойствию. Она посмотрела на красные полосы от его пальцев на своей коже, потом на испуганное лицо сына.
— Нет, — выдохнула она. — Не уволюсь и не буду.
Он отступил, глаза его сузились до щелочек.
— Тогда вали отсюда. Но сына не отдам. Подумай, дура: останешься без денег, без жилья, без ребёнка.
Хлопнув дверью, он ушёл в зал. Анна стояла, прислонившись к холодильнику, и гладила голову сына. Она представила свою жизнь по их сценарию: уколы свекрови в шесть утра, её вечные придирки к супу, уборка, готовка, и вечный гнев мужа, для которого она — бесплатная прислуга.
А потом представила другой путь. Пустой, страшный, но свой.
Два дня спустя в их квартире собрался семейный трибунал. Приехали Ольга с мужем. Свекровь восседала в кресле, изображая немощную страдалицу.
— Ну что, Анечка, одумалась? — начала Ольга, сладко улыбаясь. — Мы же все для семьи.
Артём сидел напротив, его взгляд был буравом.
— Я одумалась, — твёрдо сказала Анна. — Я не увольняюсь. Помогать Светлане Викторовне буду после работы: в аптеку сходить, продукты купить. Но полный уход — нет.
В комнате повисло гробовое молчание.
— Как это нет?! — взвизгнула свекровь. — Я тебе как родная! А ты в трудную минуту отворачиваешься?
— Родная? — Анна посмотрела на неё без эмоций. — Когда ваш сын таскал меня за волосы, вы говорили, что я сама виновата. Это родственность?
— Опять свои сказки! — рявкнул Артём, вскакивая.
— Это не сказки. Это правда, которую вы все предпочитаете не замечать. И я не хочу, чтобы мой сын это видел и думал, что так можно.
— Думаешь, если уйдёшь, будет легче? — вступил муж Ольги, Игорь. — Одна с ребёнком? На что жить будешь? На нянечкину зарплату?
— Это мои проблемы, — парировала Анна. — А жить здесь в страхе — это уже не жизнь. Это тюрьма.
В тот вечер она ушла. Сын, две сумки, мамина квартира на окраине. Артём звонил каждые два часа: «Одумайся! Вернёшься на коленях! Сына не увидишь!»
Но она не вернулась.
Развод был войной. Он не отдавал сына, используя его как последний козырь. Но Анна оказалась крепким орешком. Она сохранила работу, собрала свидетельства, нашла юриста по рекомендации коллеги.
Когда суд оставил Сережу с ней, а с Артёма взыскал алименты, она не почувствовала триумфа. Только усталое облегчение.
Прошло два года. Анна всё так же работает в саду. Но теперь она ещё ведёт небольшой блог про то, как совмещать материнство и работу. Пишет честно, про усталость, про маленькие победы.
Иногда она видит в соцсетях фото Артёма — он снова женат. Его новая жена не работает. Ухаживает за его матерью, если судить по редким постам.
Анна листает эти фото, пьёт вечерний чай и смотрит, как Сережа рисует. Она не чувствует ни злорадства, ни жалости. Только тихую, твёрдую уверенность: в тот день, когда она сказала «нет», она спасла не только себя. Она спасла будущее своего сына. И это была лучшая инвестиция в её жизни.