первая часть
— Готовься, — Надежда мягко отстранила дочь. — Скоро пересадка. У нас будет час между поездами. Нужно купить телефоны и еды в дорогу.
Узловая станция оказалась большой, шумной, многолюдной. Надежда и Вера затерялись в толпе — две женщины с сумками, ничем не отличающиеся от сотен других путешественников. Они нашли маленький магазинчик, торгующий дешёвой электроникой, и купили два простых телефона с новыми сим-картами.
Надежда позвонила Людмиле с нового номера.
— Люда, это я. Мы на Узловой. Едем к тебе.
— Слава Богу! — голос сестры звучал взволнованно. — Я уже переживала. Тамара звонила, рассказала про этого… про зятя твоего. Он правда такой опасный?
— Да, Люда, он опасный. Поэтому никому не говори, что мы к тебе едем. Никому, слышишь? Даже если будут спрашивать.
— Поняла. Буду молчать как рыба. Поезд в котором часу?
— Через сорок минут. Прибудем завтра утром. Я встречу вас. Не волнуйся, Надюша. Здесь вас никто не найдёт.
Надежда положила трубку и выдохнула. Ещё один шаг сделан. Ещё немного — и они будут в безопасности.
Они нашли свободную скамейку в зале ожидания, сели, достали бутерброды, которые Надежда успела сделать утром. Вера ела жадно, словно не ела несколько дней.
— Когда мы доберёмся до тёти Люды, что дальше? — спросила она с набитым ртом.
— Дальше будешь восстанавливать документы. Паспорт можно сделать по свидетельству о рождении — я взяла его с собой.
— Потом?
— Потом посмотрим. Может, найдёшь работу там. Может, переедешь куда-нибудь ещё. Главное сейчас — оторваться от него.
— А ты, мама?
Надежда помолчала. Она думала об этом всю дорогу. О своём доме, о саде, о жизни, которую построила за последние пять лет. Всё это придётся оставить — по крайней мере, на время.
— Я побуду с тобой. Сколько понадобится. Дом никуда не денется.
— А если он будет караулить у дома?
Ждать твоего возвращения.
- Тогда не вернусь. Дом это стены. Ты моя дочь. Выбор очевиден.
Вера отложила бутерброд, посмотрела на мать долгим взглядом.
- Мама, прости меня.
- За что?
- За всё.
- За то, что не слушала тебя. За то, что отдалилась после развода с Димой. За то, что не приехала на папины похороны.
- Верочка!
- Нет, дай мне сказать. Я была так зла на тебя тогда. Думала ты всегда его защищала, всегда была на его стороне. А теперь понимаю, ты просто выживала. Как могла. Как умела.
Надежда почувствовала, как к глазам подступают слёзы.
- Я должна была уйти от него раньше, Верочка. Должна была забрать тебя и уйти. Может, тогда ты не искала бы любви в неправильных местах.
- Не вини себя, мама. Хватит уже нам обеим себя винить.
Они обнялись прямо там, посреди шумного зала ожидания, и плакали обе, не стесняясь чужих глаз.
Плакали о потерянных годах, о несказанных словах, о боли, которую носили в себе так долго. Объявили посадку на их поезд. Надежда вытерла слёзы, подхватила сумки.
- Пойдем, доченька. Впереди долгая дорога.
Вера кивнула и взяла мать под руку. Вместе они направились к платформе две женщины, оставляющие позади прошлое и шагающие в неизвестное будущее.
Ночь в поезде тянулась бесконечно. Надежда не спала, сидела у окна, глядя в темноту, и думала. О прошлом, о будущем, о том, как странно складывается жизнь. Вера спала на соседней полке, укрывшись старым пледом, который дала проводница. Лицо её во сне было детским, беззащитным. Надежда смотрела на дочь и вспоминала, как держала её на руках в роддоме крошечный свёрток, красное личико, громкий требовательный крик.
Тогда она поклялась себе, что защитит этого ребенка от всех бед. И что же вышло? Григорий никогда не любил Веру. Терпел да, но не любил. Он хотел сына, наследника, продолжателя рода. А родилась девочка слабая, болезненная, плаксивая.
Григорий смотрел на неё с разочарованием и этого разочарования не скрывал. Вера росла, чувствуя себя ненужной отцу. Старалась заслужить его одобрение, училась на отлично, помогала по дому, была послушной и тихой. Но Григорий оставался холоден. И Надежда видела, как в дочери растет голод по любви, по признанию, по тому, чтобы кто-то сказал ей «ты достаточно хороша».
Этот голод и привёл её сначала к Дмитрию, потом к Игорю. Мужчины, которые умели притворяться любящими. Которые давали ей то, чего она так отчаянно искала, а потом забирали медленно и мучительно. Это моя вина, думала Надежда. Я должна была защитить её от Григория. Должна была уйти, когда увидела, как он с ней обращается.
Но я боялась. Всегда боялась. Страх был её постоянным спутником всю жизнь. Страх перед мужем, перед осуждением соседей, перед неизвестностью. Легче было терпеть знакомое зло, чем шагнуть в пустоту. Но сейчас, в этом ночном поезде, мчащемся через темноту, Надежда поняла страх и отступила. Впервые за много лет она чувствовала себя свободной.
Они с Верой оставили позади не только Игоря, они оставили позади целую жизнь, построенную на страхе и подчинении. Под утро поезд остановился на маленькой станции. Надежда выглянула в окно, серый рассвет, пустая платформа, одинокий фонарь. До конечной оставалось ещё три часа. Она достала телефон, набрала номер Тамары.
- Тома, это я. Мы в пути. Все в порядке.
- Слава богу,- голос подруги звучал хрипло, словно она тоже не спала.
- У меня тут новость, Надя. Неприятная.
- Что случилось?
- Этот твой зять. Игорь. Он опять приходил ко мне вчера вечером. Стучал в дверь, требовал сказать, куда вы уехали.
Надежда похолодела.
- Ты ему сказала?
- Конечно, нет. За кого ты меня принимаешь? Сказала, что понятия не имею, и дверь не открыла. Он стоял под окнами с час, потом уехал.
- Куда уехал?
- Не знаю. Но, Надя. Он был очень зол. Я видела его лицо через занавеску. Никогда не видела такой ненависти в глазах у человека. Ты уверена, что он не опасен?
- В смысле?
- По-настоящему опасен?
Надежда посмотрела на спящую дочь.
- Не уверена, Тома. Поэтому мы и бежим.
- Береги себя. И Верку береги. Позвони, когда доберетесь.
Поезд тронулся, станция осталась позади. Надежда сидела неподвижно, держа телефон в руке. Игорь не отступит. Она знала это с абсолютной уверенностью. Такие люди не умеют отпускать для них это равносильно поражению. Вера проснулась, когда за окном уже светило солнце. Потянулась, села на полке, посмотрела на мать.
- Ты совсем не спала?
- Немного задремала, - соврала Надежда.
- Как ты себя чувствуешь?
- Странно. Как будто это всё сон. Как будто сейчас проснусь и окажусь снова там, в той квартире.
- Это не сон, Верочка. Мы едем к новой жизни.
Вера кивнула, но в глазах её стояла тень сомнения.
- Мама, я должна тебе кое-что рассказать. Про Игоря. Про то, что он сделал. Ты уже рассказывала.
- Не всё. Есть ещё одно. Я боялась говорить, но ты должна знать.
Надежда напряглась.
- Говори.
Вера помолчала, собираясь с духом.
- Три недели назад. Он сказал, что хочет ребёнка. Я отказалась. Сказала, что не готова, что нам нужно сначала разобраться с нашими проблемами. Он. Он не принял отказ.
Голос её дрогнул, и Надежда поняла раньше, чем дочь закончила.
- Верочка.
- Он сказал, что это его право. Что я его жена. Что я должна.
Она не смогла продолжить. Слёзы хлынули из глаз, и она уткнулась матери в плечо, содрогаясь от рыданий. Надежда обняла её, прижала к себе. Внутри поднималась волна такой ярости, такой боли, что она едва могла дышать. Её дочь. Её девочка. Этот человек.
Тихо, маленькая, тихо, — шептала она, гладя Веру по волосам.
- Всё закончилось. Он больше никогда не прикоснется к тебе. Мама, я не знаю, что делать. Если я. Если окажется, что?
- Мы разберемся. Что бы ни случилось, мы разберемся. Вместе.
Поезд прибыл на конечную станцию в десять утра. Людмила ждала их на платформе, высокая, крепкая женщина, с добрым лицом и натруженными руками.
- Надюша.
Она бросилась к сестре, обняла крепко.
- Доехали. Живые.
- Живые, Люда. Живые.
Людмила повернулась к Вере и глаза её наполнились слезами.
- Верочка, деточка. Какая ты худенькая стала. Ничего. Откормим. У меня тут молоко парное, сметана своя, творог.
Они сели в старенький грузовичок, Людмила сама была за рулем и поехали по пыльной проселочной дороге. За окном проплывали поля, перелески, маленькие деревни. Всё было так не похоже на город, из которого они бежали, что казалось другим миром.
- До поселка полчаса,- сказала Людмила. - Дом у меня просторный, места хватит. Живите, сколько нужно.
- Спасибо, Люда,
- Мы в долгу перед тобой.
- Ерунда. Мы же родня. А родня должна помогать друг другу.
заключительная