Честно говоря, мне плевать, что обо мне сейчас подумают. Можете называть меня хамкой, неблагодарной, да хоть ведьмой. Но у каждого человека есть предел, за которым заканчивается воспитание и начинается инстинкт самосохранения. Мой предел наступил вчера, ровно в 14:30, когда я вернулась домой раньше времени.
Но давайте по порядку, чтобы вы не думали, что я просто так взбесилась на «святую женщину».
Мы с Димой женаты четыре года. Мне 30, ему 32. Мы нормальные, взрослые люди. Оба работаем, оба устаем. Квартиру взяли в ипотеку полтора года назад. До этого мыкались по съемным, копили каждый рубль, отказывали себе в отпуске, в нормальной одежде. И вот, наконец, свой угол. Двушка, пусть и в спальном районе, но с ремонтом, который я выстрадала лично. Я сама выбирала каждый оттенок плитки, сама искала шторы, сама ругалась с рабочими. Это моя нора, моя крепость.
И, как выяснилось, проходной двор для Галины Петровны.
Тема: №13 — Свекровь (выбрано согласно правилу разнообразия).
Галина Петровна — женщина активная. Ей 64 года, она на пенсии, сил вагон, а девать их некуда. Свёкор умер десять лет назад, и всю свою нерастраченную любовь и энергию она обрушила на Диму. Пока мы жили на съемных, она нас особо не доставала — ей было брезгливо приходить в «чужие халупы». Но как только мы получили ключи от своего жилья, у неё словно тумблер щелкнул.
— Надо дать маме дубликат ключей, — сказал Дима примерно через месяц после новоселья. — Ну мало ли что? Трубу прорвет, а мы на работе. Или ключи потеряем. Пусть лежат у неё, она же рядом живет, всего три остановки.
Я тогда напряглась. Нутром чувствовала — не к добру. Но Дима смотрел на меня такими щенячьими глазами, да и аргумент про «прорвет трубу» казался логичным. Я согласилась. С одним условием: приходить только в случае ЧП или по предварительному звонку.
— Лена, ну ты чего? — смеялся муж. — Она же не надзиратель. Она понимает границы.
О, как же он ошибался. Или врал.
Сначала это были мелочи. Я возвращалась с работы и замечала, что шторы раздвинуты не так, как я оставила. Или чашки в сушилке переставлены местами: ручками влево, а не вправо. Спрашивала Диму — он отмахивался: «Да мама забегала цветы полить, жара же стояла, ты забыла, наверное».
Я не забыла. Я свои цветы знаю. Но ладно, цветы — это даже помощь. Проглотила.
Потом началось «улучшение быта». Прихожу домой, а в ванной пахнет хлоркой так, что глаза режет. Мой дорогой, бессульфатный шампунь для окрашенных волос задвинут в дальний угол шкафчика, а на бортике ванной гордо стоит кусок хозяйственного мыла и какая-то серая тряпка.
Звоню свекрови:
— Галина Петровна, вы были у нас?
— Да, Леночка, — голос елейный, заботливый. — Зашла проверить счетчики, смотрю — ванна у тебя какая-то тусклая. Я её «Доместосом» и ершиком прошлась, теперь блестит! А то дышите микробами.
— Галина Петровна, у нас акриловая ванна! Её нельзя хлоркой и абразивами! Вы мне покрытие испортите!
— Ой, да что ей будет, пластмассе этой. Раньше чугунные чистили песком, и ничего, веками стояли. Ты лучше спасибо скажи.
Дима вечером опять встал на её сторону: «Мама хотела как лучше, она старой закалки, не ори».
Я не орала. Я терпела. Я пыталась объяснить. Я вешала на холодильник график уборки (чтобы показать, что у нас чисто). Я намекала, что мы хотим побыть одни.
Но вчера случился апокалипсис.
У меня на работе сорвалась презентация, клиент перенес встречу. Освободилась я рано, голова раскалывалась. Решила поехать домой, принять душ, полежать в тишине. Дима был в офисе, он раньше восьми не приходит.
Подхожу к двери, достаю ключи. Вставляю в замок — не поворачивается. Значит, закрыто изнутри. Или кто-то дома. Сердце ухнуло в пятки. Воры?
Я тихонько нажала на ручку — дверь открылась. Не заперто.
В коридоре стояли чужие сапоги. Знакомые такие, растоптанные ботфорты. И сумка на тумбочке. Галина Петровна.
Ладно, думаю. Опять цветы поливает. Сейчас вежливо поздороваюсь, попью чаю и намекну, что хочу отдохнуть. Я сняла обувь и прошла в гостиную. Пусто. На кухне — пусто.
И тут я услышала звук из нашей спальни. Шуршание ящиков.
Я подошла к двери спальни. Она была приоткрыта. То, что я увидела, заставило меня забыть про головную боль, про воспитание и про то, что она мать моего мужа.
Галина Петровна сидела на нашей кровати. На нашем супружеском ложе, в своей уличной одежде (юбка, колготки, кофта). Вокруг неё были разложены вещи из моего комода.
Из ящика с нижним бельем.
Она держала в руках мои кружевные трусики — черные, дорогие, комплект, который я купила на годовщину. Вертела их в руках, растягивала резинку, хмурилась, а потом... бросала их в большой черный мусорный пакет, который лежал у неё в ногах.
В этом пакете уже лежали два моих бюстгальтера и шелковая ночнушка.
Я стояла в дверях секунд десять, не в силах вдохнуть. У меня в голове просто не укладывалось происходящее. Это сюрреализм какой-то.
— Что вы делаете? — спросила я. Голос прозвучал хрипло, но громко.
Свекровь подпрыгнула на кровати, схватилась за сердце.
— Господи! Лена! Разве можно так пугать? Ты чего так рано?
Она даже не попыталась спрятать пакет.
— Я спрашиваю, что вы делаете в моем белье? И почему мои вещи лежат в мусорном мешке?
Галина Петровна поправила очки, выпрямилась и приняла боевую стойку. Вид у неё был такой, будто это я ворвалась к ней в спальню, а не наоборот.
— Я провожу ревизию, — заявила она тоном санэпидемстанции. — Я давно подозревала, что у тебя бардак в шкафах, но такого разврата не ожидала.
— Чего? — я зашла в комнату и выхватила у неё из рук свои трусы. — Какого разврата? Это моё бельё!
— Это не бельё, Лена! — она тоже повысила голос. — Это тряпки для проституток! Синтетика! Кружева эти... Ты понимаешь, что это вредно для женского здоровья? Там же все преет! А стринги? Это же прямой путь к геморрою и бесплодию! Я хочу здоровых внуков, а не то, что ты там себе заработаешь этим непотребством.
Она потянулась к пакету:
— Я отобрала всё, что носить нельзя. Выкину на помойку, а завтра куплю тебе нормальные хлопковые трусы. Белые, широкие, удобные. И ночнушку человеческую, байковую, а то в этой сорочке ты почки застудишь.
Я смотрела на неё и чувствовала, как у меня звенит в ушах. Она не просто рылась в моих вещах. Она решила, что имеет право распоряжаться моим телом, моим здоровьем и моими отношениями с мужем. Она выкидывает комплекты по 5-7 тысяч рублей, потому что они ей не нравятся.
— Встала, — сказала я. Тихо, но так, что сама себя испугалась.
— Что? — она опешила.
— Встала с моей кровати! Вон из моей спальни!
— Ты как с матерью разговариваешь? — Галина Петровна покраснела пятнами. — Я о тебе забочусь, дура! Дима, между прочим, тоже не в восторге, наверное, что жена ходит как девка с трассы!
— Дима в полном восторге! — заорала я. — А вот от ваших панталон он бы точно импотентом стал! Пошла вон!
Я схватила тот самый черный пакет, вытряхнула его содержимое прямо на пол, сгребла её сумку с тумбочки и швырнула в коридор.
— Лена, ты пожалеешь! У меня давление! — взвизгнула она, но с кровати встала довольно резво.
Я буквально толкала её в спину по коридору. Она упиралась, кричала, что я психопатка, что она все расскажет Диме, что в этом доме проклятая энергетика.
— Ключи! — рявкнула я у входной двери.
— Что?
— Ключи отдайте! Сюда, на тумбочку!
— Не отдам! Это квартира моего сына! Я имею право...
Я просто засунула руку в карман её пальто, которое висело на вешалке. Я знала, что ключи там, она всегда кладет их в правый карман.
— Не смей меня обыскивать! Караул!
Я выудила связку, бросила её на полку, открыла дверь и практически выставила свекровь на лестничную площадку.
— Чтобы ноги вашей здесь не было без моего приглашения! Никогда!
И захлопнула дверь. Потом закрыла на все замки. Потом накинула цепочку.
Меня трясло минут сорок. Я сидела на полу в коридоре, обнимая колени, и рыдала. От злости, от обиды, от чувства гадливости. Мне казалось, что вся квартира теперь грязная. Что она трогала всё. Я пошла в душ и мылась, наверное, час, терла кожу мочалкой до красноты.
Потом я собрала всё бельё, которое она трогала, и закинула в стирку на 90 градусов. Пусть испортится, плевать, главное — отмыть этот липкий страх нарушения границ.
Дима пришел в девять. Я сидела на кухне, пила валерьянку.
Он зашел с порога уже заряженный на скандал. Видимо, мама успела позвонить.
— Ты что устроила? — он не разулся, прошел прямо в ботинках на кухню. — Мама звонила в истерике. У неё гипертонический криз! Скорую вызывали! Ты её вытолкала? Ты её обыскивала? Лена, ты в своем уме?
— Твоя мама рылась в моем нижнем белье, Дима, — сказала я спокойно. — Она сложила мои вещи в мусорный пакет, чтобы выбросить. Она сидела в уличной одежде на нашей постели.
— Ну и что?! — взорвался муж. — Подумаешь, бельё! Она же врач по образованию (фельдшер она, 40 лет назад! — прим. автора), она беспокоится о здоровье! Она сказала, что нашла у тебя какую-то синтетику дешевую, хотела помочь!
— Дешевую? Этот комплект стоит половину твоей зарплаты!
— Да плевать мне на цену! Ты зачем мать оскорбила? Зачем ключи отобрала? Это и моя квартира тоже! Я хочу, чтобы у моей мамы был доступ!
— Доступа не будет, — отрезала я. — Либо она приходит только по праздникам и сидит в гостиной, либо я меняю замки завтра же. А если ты отдашь ей свой комплект, я подаю на развод и раздел имущества. Я серьезно, Дима. Я больше не могу. Это мой дом, а не филиал её палаты №6.
Дима смотрел на меня как на врага народа.
— Ты эгоистка, — выплюнул он. — Черствая, злобная эгоистка. Мама для нас старается, банки крутит, помогает, а ты... Знаешь что? Я не могу с тобой находиться, пока ты в таком состоянии. Я поеду к ней. Ей плохо, ей нужен уход. А ты сиди и думай над своим поведением.
Он собрал сумку с вещами. Демонстративно хлопнул дверью.
Прошла ночь. Я не спала. Лежала на «оскверненной» кровати и смотрела в потолок.
Сегодня с утра телефон разрывается. Звонит золовка (сестра Димы), звонит тетка какая-то. Пишут сообщения в духе: «Как ты могла, она пожилой человек, у неё сердце». Дима не звонит.
Я знаю, что они ждут. Ждут, что я приползу с извинениями. Что я верну ключи, куплю торт и поеду каяться перед Галиной Петровной за то, что посмела защищать свои трусы и свою территорию.
Но я не поеду.
Я вызвала мастера, он сегодня поменяет личинку замка. На всякий случай. Потому что я уверена — Дима уже отдал ей свой ключ или она успела сделать дубликат с того, что я отобрала.
Мне страшно. Страшно, что брак может рухнуть из-за такой, казалось бы, бытовой фигни. Но еще страшнее мне от мысли, что если я сейчас прогнусь, то через год она будет стоять со свечкой у нас в спальне и давать советы по зачатию, проверяя позы по медицинскому справочнику.
Я сижу в своей чистой, тихой квартире. Мне одиноко. Но почему-то мне кажется, что я всё сделала правильно. Или я действительно перегнула палку с пожилым человеком? Может, надо было мягче?
А вы как думаете? Стоило ли так жестко реагировать на «заботу» или границы важнее мира в семье?
Спасибо вам за прочтение 🤍